Григорий Ревзин - Риэго

• Название: Риэго
• Автор: Григорий Ревзин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1958

В этой книге рассказывается о том, как в двадцатых годах прошлого века, в царствование испанского Бурбона Фердинанда VII, народ Испании поднялся на борьбу с абсолютизмом. Возглавлял народное восстание Рафаэль Риэго — «Свободы сеятель», как назвал его Пушкин.

Длившаяся три года испанская революция была подавлена соединенными силами внутренней и международной реакции. Герой восстания Риэго пал в этой неравной борьбе.

Книга написана членом Союза писателей СССР Г. И. Ревзиным, автором художественных биографий: «Подвиг жизни Ивана Черского», «Коперник», «Ян Жижка», «Колумб», «Творческий путь В. А. Обручева».

Настоящая книга — переработанное издание научно-художественной биографии, вышедшей в 1939 году в серии «Жизнь замечательных людей».

---

К вину был подмешан опиум. Через полчаса, когда смертника усаживали в «позорные сани», он уже впал в забытье.

Страх, спутник всякого преступления, терзал палача.

Пока герой Кабесаса еще дышит, он опасен. Полки солдат, толпы монахов — но и этого мало! Риэго связали, туго притянули к сиденью. По сторонам саней — два дюжих монаха с молитвенниками в руках и кинжалами под рясой.

Впереди процессии вооруженные всадники, за ними полицейские, далее огромное распятие. В санях, запряженных ослом, оглушенная опиумом жертва с крестом в руках.

У перекрестка процессия задержалась. Там, подобрав полы сутан, пляшут монахи. Они распевают хриплыми голосами новую песню, сочиненную ими во славу Фердинанда.

Прославим мы цепи,
Прославим мы гнет!
Да здравствует Фернандо,
Да погибнет народ!

Голова Риэго безжизненно свешивается на грудь. Только раз открывает он глаза, когда какой-то абсолютист плюет ему в лицо.

Площадь Севады. Монахи развязывают приговоренного и усаживают на первую ступеньку эшафота. Его заставили очнуться от дурмана, но он не держится на ногах.

Рафаэля волокут на помост. Палач набрасывает ему на шею петлю.

Свершилось…

Вечером тело сняли и отвезли для погребения на Кампо-Санто.

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Победоносные русские армии освободили Европу от тирании Наполеона. Великий этот подвиг стоил русскому народу неисчислимых жертв.

Выполнит ли теперь царь обещания, которые, по слухам, он дал в годину бедствий: освободит ли крепостных? Введет ли конституцию?

Очень скоро передовые русские люди убедились в том, что Александр I, упрочив победой над врагом свой трон, и не помышлял об уступках народу.

И тогда в среде дворянской молодежи, служившей в войске, стала зреть мысль о необходимости покончить силой оружия с крепостным рабством крестьян и с народным бесправием. В гвардии и в армии возникли тайные общества с масонским ритуалом, но с целями политическими и революционными.

С неослабным интересом следили будущие декабристы за событиями в далекой Испании. Они горячо приветствовали рождение Кадисской конституции. Пестель, светлый ум декабристского движения, почти буквально следовал за ее текстом, когда писал в своем проекте российской конституции — в «Русской Правде»: «Народ российский не есть принадлежность какого-либо лица или семейства. Напротив того, правительство есть принадлежность народа, и оно учреждено для блага народного, а не народ существует для блага правительства».

В России стало известно, что вернувшийся из наполеоновского плена Фердинанд нагло попрал конституцию, принятую народом Испании. Почему же испанские революционеры не смогли этому воспрепятствовать?

В тайных кружках русского офицерства не было конца обсуждению достоинств и слабых сторон Хартии Кадиса. Ночи напролет спорили о том, как предохранить будущую российскую конституцию от возможных на нее посягательств монарха. Многие, очень многие в среде дворянских революционеров начинали постигать, что конституционные вольности станут нерушимым достоянием государства и народа русского лишь при одном условии: необходимо убрать царя, покончить с монархическим режимом.

Один из основателей Союза спасения, М. Мамонов, уже в 1815 году подвел опыту испанского народа поучительные для русских итоги. Он писал, что щадить тиранов — это значит приготовить, сковать себе кандалы более тяжелые, чем те, от которых хотят освободиться. «Что же кортесы — разосланы, распытаны, к смерти приговариваемы. И кем же? Скотиною, которому они сохранили корону».

Но вот Риэго поднял испанскую армию на борьбу с тиранией. Все, что было в России передового, встретило эту весть с восторгом, с горячей верой в конечное торжество испанских патриотов.

В тайных офицерских кружках имя Риэго стало знаменем борьбы с ненавистным самовластием царя. Только одного исторического героя — Брута, древнеримского борца с тиранией Цезаря, они ставили вровень с героем Кабесаса.

Бард декабристов К. Рылеев зовет русскую дворянскую молодежь оставить пустые забавы, отдаться святому делу борьбы за свободу. Он грозит ленивым и равнодушным худшей карой — восставший народ отвернется от праздных:

Пусть юноши, своей не разгадав судьбы,
Постигнуть не хотят предназначенья века
И не готовятся для будущей борьбы
За угнетенную свободу человека.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Они раскаются, когда народ, восстав,
Застанет их в объятьях праздной неги,
И в бурном мятеже ища свободных прав,
В них не найдет ни Брута, ни Риеги.

* * *

Велик был восторг дворянских революционеров, когда России достигла весть о победе дела Риэго и его сподвижников.

Николай Тургенев записал в своем дневнике в конце марта 1820 года: «Вчера получено… известие, что король испанский объявил конституцию кортесов. Слава тебе, славная армия гиспанская! Слава гишпанскому народу! Во второй раз Гишпания показывает, что значит дух народный, что значит любовь к отечеству… Инсургенты вели себя весьма благородно. Объявили народу, что они хотят конституции, без которой Гишпания не может быть благополучна, объявили, что может быть предприятие их не удастся, они погибнут все жертвами за свою любовь к отечеству, но что память о сем предприятии, память о конституции, о свободе будет жить, останется в сердце гиспанского народа».

Рылеев и его друзья любили говорить о Кронштадте, как о будущем острове Леон.

Среди декабристов был офицер, очень близкий по духовному облику герою Кабесаса — Сергей Муравьев-Апостол, человек кристально чистой души, горевший жаждой подвига. Через два года после подавления испанской революции он попытался повторить в украинских степях рейд Риэго.

* * *

Осень 1823 года. Старшие офицеры 7-го корпуса Второй русской армии, расквартированного в окрестностях Тульчина, на Украине, давали парадный обед императору Александру I. Царь только что закончил смотр полков корпуса.

В палаточном лагере полукругом расставили столы. Император уже сел на почетное место и готов был приступить к еде, когда ему подали срочный пакет, только что доставленный фельдъегерем из Парижа. Царь вскрыл конверт. В нем было послание министра иностранных дел Франции Шатобриана.

— Господа, — обратился Александр по-французски к сотрапезникам, — поздравляю вас — Риэго схвачен!

Генералы, штаб- и обер-офицеры словно онемели. Одни широко раскрытыми глазами изумленно глядели на царя, другие потупились, стараясь скрыть охватившее их волнение.

Среди приглашенных к обеду было несколько офицеров-декабристов, членов Южного общества, в глубокой тайне готовившего здесь, во Второй армии, вооруженное выступление, которое должно было поддержать задуманное Северным обществом восстание гвардейских полков в столице. Привезенная из Парижа весть поразила их в самое сердце. Риэго!.. Значит, пришел конец мужественной борьбе испанских братьев!..

Тягостное молчание прервал придворный шаркун, парадный генерал М. С. Воронцов. Состроив радостную гримасу, льстиво склонив голову набок, он воскликнул:

— Какая счастливая новость, ваше величество!

Царь ничего не ответил. Он окинул взглядом лица собравшихся и нахмурился. Слишком уж не шло это восклицание к настроению остальных офицеров.

В эти месяцы Пушкин был на юге России. Как и все близкие к декабристам передовые люди, он тяжело переживал поражение испанской революции. Уже после казни Риэго, глубокой осенью, он узнал о гнусной выходке Воронцова. Поэт навеки заклеймил подлеца знаменитой эпиграммой, в которой только сместил хронологию событий:

Сказали раз царю, что наконец
Мятежный вождь, Риэго, был удавлен.
«Я очень рад, — сказал усердный льстец: —
От одного мерзавца мир избавлен».
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пристойно ли, скажите, сгоряча
Ругаться нам над жертвой палача?
Сам государь такого доброхотства
Не захотел улыбкой наградить:
Льстецы, льстецы! Старайтесь сохранить
И в подлости осанку благородства.

* * *

После поражения революции и казни Риэго Испания вступила в полосу жестокой реакции.

Либеральная буржуазия и либеральное дворянство долго и безуспешно домогались влияния на государственное управление. Неизменно им преграждали путь к власти все те же извечные реакционные силы — феодальная аристократия и ее союзник — католическая церковь.

На протяжении всего XIX и первой трети XX века испанская бурбонская монархия словно закостенела. Как и во времена Карла IV и Годоя, помещики и монастыри цепко держат в своих руках почти все земельные угодья страны. Миллионы полукрепостных крестьян, темных, неграмотных, влачат жалкое существование на грани голода, арендуя у помещиков землю сроком на «протяжение жизни трех королей и еще 29 лет».