Дора Моссанен - Куртизанка

• Название: Куртизанка
• Автор: Дора Моссанен
• Издательство: Книжный Клуб «Клуб Семейного Досуга»
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2007
• ISBN: 978-966-343-596-1

Великие парижские куртизанки из клана д'Оноре Франсуаза и мадам Габриэль прочили Симоне блестящее будущее — стать достойной продолжательницей семейного бизнеса. Ведь у девушки было все: ослепительная внешность, острый ум и взрывной характер. Однако Симона нарушает план матери и бабушки, влюбившись в прекрасного ювелира персидского шаха, который должен был стать ее первым мужчиной. Она решает ехать за любимым на край света, в Персию, страну с другой религией, другими обычаями.

---

И лучистые добрые глаза отца после того, как моя мать однажды разразилась потоком жалоб на то, что свернулся ее любимый крем-брюле, а в бочках скисло вино, превратились в мрачный и пугающий бездонный колодец.

Ощущая во рту горький привкус войны и вслушиваясь в бурчание голодного желудка, я ходила от одного бакалейщика к другому в поисках гнилых фруктов, гусиных потрохов или, если очень повезет, тощей куриной ножки для картофельного супа. Город укутывал серый дым, и в продуктовых лавках было пусто. Но страшнее всего давило ощущение безнадежности, словно одеялом накрывшее квартал Маре.

Мимо меня пробежали двое детей. Я пошла следом, поскольку мне показалось, что они догоняют мяч, и мысль о том, что в такое время кто-то еще может беззаботно играть, вселила в меня робкую надежду. Они неслись во всю прыть, и их тоненькие ножки делали их похожими на марионеток в кукольных представлениях, которые отец устраивал на праздник Пурим. Один из мальчиков остановился, поджидая, пока приятель догонит его. А потом их исхудавшие фигурки нырнули в зловонную трубу городской канализации.

Они ловили крыс для пропитания.

Отчаяние, которое я скрывала от своей семьи, ручьями слез хлынуло из глаз. Я вытирала их рукавом, подолом юбки, тыльной стороной руки, давая волю громким всхлипам, которые я носила в себе слишком долго. Меня мучило чувство вины оттого, что у меня было достаточно денег, чтобы купить гнилой капусты для супа, в то время как дети ловили крыс в вонючих канализационных трубах. Итак, я стояла в нерешительности, не зная, что делать и куда идти дальше.

Юная девушка с темными кругами под ввалившимися глазами подошла к пешеходу немного впереди меня. Ее высокая фигурка навсегда запечатлелась у меня в памяти, chere Симона, ты поймешь почему, когда дочитаешь мой дневник до конца. Он выглядел очень необычно, глаз на нем отдыхал, если можно так сказать, после черно-белых картин нашего района, он казался пришельцем из другого мира. В пиджаке с широкими лацканами и шелковом галстуке он выглядел аристократом, заблудившимся в нашем квартале Маре, с таким достоинством он держался. А потом резкий голос девушки, едва достигшей совершеннолетия, вернул меня к действительности.

«Un centime, s'il vous plait, pour de pain pour ma famille. Alors j'irai avec vous». — Она предлагала ему свое тело в обмен на кусок хлеба для своей семьи.

Без малейшего колебания он сунул руку в карман и вытащил пригоршню монет, мне не доводилось видеть столько денег сразу с того дня, как началась франко-прусская война. Он сунул монеты ей в руку, жестом показал ей, чтобы она шла домой, и ласково похлопал ее по спине.

Я схватилась обеими руками за живот, согнулась пополам: меня стошнило от тоски, голода и отчаяния на тротуар. Почувствовав его крупные красивые руки на своих плечах, я испугалась. Его внимательные глаза пристально смотрели на меня.

«Вы больны? — спросил он у меня со странным акцентом. — Или, может быть, вы голодны?»

Я быстро выпрямилась, вытерла рот рукой и попыталась напустить на себя хотя бы подобие гордого и неприступного выражения.

«Да», — сказала я и сама удивилась своему признанию. А еще меня очень беспокоил исходящий от меня кислый неприятный запах.

«Мохаммед, уроженец Исфахана, — представился он, жестом патриция предлагая мне руку. — Могу я иметь честь пригласить мадемуазель на ужин?»

Несмотря на мое молчание и выражение благоговейного страха на лице, а может быть, как раз благодаря им, как он позже признавался, незнакомец взял меня под руку, и мы двинулись прочь от канализационных труб. Мы перешли на другую сторону улицы Роз, миновали мясную кошерную лавку Мойши, кондитерскую «Субботние бублики», бакалею «Деликатесы братьев Гольдштейн», а он развлекал меня рассказом о своем путешествии во Францию. Он доехал на поезде от Тегерана до Тебриза, потом через Бадкубех до Тифлиса, а уже оттуда пароходом прибыл в Москву. До Парижа он добрался в почтовой карете.

«Я покинул свой родной город Исфахан более пяти месяцев назад, — сообщил он мне, — в знак протеста против пробританской политики, проводимой кабинетом Каджара. Я не мог смотреть, как шах продает мою страну и мою веру безжалостной империи. — С этими словами он взглянул на меня и улыбнулся, отчего его высокий лоб, казалось, стал еще выше. — Мне пришлось сразиться с наводнениями, землетрясениями и разбойниками с большой дороги, чтобы иметь возможность встретиться с вами.

И я улыбнулась ему в ответ. Я сочла очаровательным его умение лгать с самым невинным видом и чрезвычайной легкостью. Он гордился своим родным городом ничуть не меньше меня, пусть я до сих пор даже не подозревала о существовании такого места, которое Исфахан считал «центром второй половины Вселенной». Благородные манеры, занимательный рассказ о своем путешествии, эта случайная встреча со мной и полные карманы денег превратили его в героя и спасителя.

Из нашего квартала Маре он привел меня в самое сердце Парижа, предложил зайти в роскошный бутик, где купил мне шелковые чулки и платье из крепдешина — такому позавидовала бы сама императрица. После чего он повел меня в ресторан и заказал изысканный ужин — артишоки, телячью вырезку с орехами и персики с ромом. Потом было много таких же ужинов и подарков. В объяснение наших отношений я могу лишь сказать, что Мохаммед влюбился в меня, а что до меня, то я в нем нуждалась, скажем так. С годами наши взаимоотношения с Мохаммедом претерпели изменения, и если вначале мы были только любовниками, то впоследствии стали добрыми друзьями. Мы служили опорой и поддержкой друг для друга. И между нами существовала неразрывная связь.

Благодаря Мохаммеду я с головой окунулась в жизнь парижского общества. Главной моей заботой в первые месяцы было спасение своей семьи от голодной смерти. И мне это удалось, поскольку Мохаммед выказал желание тратить свое состояние на меня и мою семью.

Мы с Мохаммедом пережили холодные зимы 1870 и 1871 годов, а потом, с приходом Третьей республики, Париж начал возрождаться и возвращаться к нормальной жизни, и мы вместе с ним. Я влюбилась в Париж, в тот послевоенный Париж, восставший из пепла и сохранивший в неприкосновенности свою чувственную красоту, Париж, неохотно принимавший социальные изменения, Париж, который дал мне возможность почувствовать вкус ослепительного декаданса. Я стремилась получить удовольствие и обрести свой стиль, хотела стать частью бомонда — прекрасного мира и модного светского общества. Я часто бывала в опере, прогуливалась по роскошным бульварам, частенько заглядывала в открытые кафе, вступала в оживленные дискуссии с представителями богемы, художниками и вольнодумцами Монмартра и Монпарнаса.

Но мне было мало этого. Я жаждала славы и власти. Мне хотелось иметь лошадей и кабриолеты, и еще замок, названный моим именем. Я хотела обладать бесчисленными драгоценностями и мехами, диктовать моду каждого сезона, мне хотелось, чтобы меня короновали гранд-дамой Парижа.

Я обзавелась состоятельными, влиятельными любовниками в шитых золотом камзолах, взиравших на все свысока. Я посещала salons particulieres[38], где моими гостями были короли и графы. И я полностью отдавалась свойственным им излишествам. Мне хотелось обладать богатством столь значительным, чтобы войны и эпидемии не смогли уничтожить его и чтобы оно всегда оставалось со мной.

Мохаммед, напротив, с ужасом взирал на разворачивающиеся перед его глазами события, его печалили и огорчали происшедшие во мне перемены. Ему было довольно того, что он остается со мной рядом. Он не хотел большего. Он не понимал моей склонности к безудержной страстности, не понимал, как подействовала на меня война, не понимал моего стремления обрести независимость, причем не только от него, но и от любого человека или обстоятельств, которые могли бы ограничить мою свободу.

Ma chere Симона, теперь ты больше узнала о том, где я выросла и откуда пришла, равно как и о том, на кого ты можешь положиться в трудное время. Твой прадед никогда не оставит тебя. Дух твоей прабабушки, чье сердце разбила франко-прусская война, всегда будет рядом с тобой. Твой дед, Мохаммед, которого ты знаешь под именем Альфонса, обладает добрым сердцем и щедрой душой, а также строгими принципами, и он продолжает вносить в наши жизни немалую толику здравого реализма. Но я не собираюсь говорить более того, что тебе уже известно о твоем отце. Мужчин, подобных ему, лучше вверить суду Божьему. А твоя мать, Франсуаза, сумеет обогатить твое существование своим неистощимым умением радоваться жизни. Я люблю ее больше самой жизни, но только тебе суждено было стать семенем, из которого выросло сильное дерево.