Алексей Зотов - Приключения Бормалина

• Название: Приключения Бормалина
• Автор: Алексей Зотов
• Издательство: Канон
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-88373-123-6

Фантастическая история о необыкновенных приключениях московского школьника, попавшего на пиратский фрегат, который терпит крушение в водах зловещего острова Рикошет. Здесь бесследно пропадают монгольфьеры, аэропланы и корабли и обитает загадочное существо, наводящее ужас на весь океан. Проявляя смекалку и мужество, наш герой одерживает верх над злыми силами острова, чтобы вскоре оказаться на удивительном континенте, населенном коварными рабовладельцами, говорящими гиббонами и отважными моряками, где его ждут погони и рукопашные схватки, мустанги и дилижансы, где гремят пистолетные выстрелы, а девушка Мэри проявляет чудеса верности и любви.

Написанный с юмором и насыщенный иронией приключенческий роман молодого российского писателя Алексея Зотова адресован современным подросткам.

---

Мне вдруг стало жалко его. Я пытался обуздать это внезапное чувство — дескать, он причинил слишком много зла, чтобы вызывать сострадание, — но все равно было его жаль. Не от хорошей ведь жизни он бесчинствовал налево и направо, уж я-то теперь это знал.

Еще раз внимательно пересчитав руки, я вылез из укрытия и направился к костру, прыгая с камня на камень и зорко глядя под ноги, чтоб ненароком не наступить на предплечье или запястье. Интересно, Роберт уже увидел меня? Я был уверен, что он неподалеку и ждет удобного случая, чтобы объявиться и прийти мне на помощь.

Завидев меня, Самсонайт вытаращил глаза от удивления и быстро пришел в бешенство, на котором мы с ним давеча и расстались.

— А-а-а, газетчик! Я сейчас вы-ырву твой грешный язык! — закричал он страшным голосом и протянул было ко мне несколько рук, но не тут-то было. — У-у, газетный прощелыга!..

Но видя, как невозмутимо я прыгаю с камня на камень в его сторону, спускаюсь к костру и сажусь у огня, он замолчал. Стали слышны потрескивания дров, объятых пламенем, и шипение мяса.

— Значит, предал меня доктор, — упавшим голосом понял Самсонайт.

Можете мне не верить — мол, заливает Бормалин, — но я заметил большую слезу на его щеке. Он плакал человеческими слезами!

— Я ведь так верил ему, — сказал он сквозь слезы. — Ах, Иуда, Иуда! Чувствовал: темнит он с уколами, закрывает ампулы рукавом. Но ведь клятва Гиппократа… Я и доверился. Значит, это было снотворное?

— Да.

Самсонайт тяжко вздохнул, с трудом отвернулся и стал пристально разглядывать темноту норд-веста. Он делал вид, будто целиком обратился в зрение, но я-то видел, что он целиком обратился в одно большое чувство обиды.

— Пригрел гадюку на груди, — услышал я его бормотание. — Кров ему дал… Составил выгодный для него контракт… Защищал от разных опасностей… Одну из лучших рук подарил! Он ей как своей пользовался!.. Какие все-таки неблагодарные создания, эти люди! Видеть вас больше не хочу, ловких современных ребят!

— Вы уж не обобщайте, пожалуйста, — проворчал я, чувствуя себя очень и очень скверно от его справедливых в общем-то слов. — Не все же поголовно такие, как вы говорите.

— Все вы ребята не промах! — огрызнулся он, глядя вокруг меня, а на меня не глядя, потому что стеснялся своих мокрых глаз.

Ему было горько и обидно от предательства, да и мне тоже было не по себе. Я ощущал себя изрядной свиньей, вот и все.

Он ухитрился вытереть слезу плечом, для чего пришлось съежиться, перекособочиться и крепко похрустеть суставами плечевого пояса, и сказал:

— Колю, говорит, шеф, новейшие антибиотики, потому что боюсь воспалительного процесса в раненой руке. Надо, говорит, принять профилактические меры. Сделал в каждую руку по два укола и наказал полтора часа не есть, не пить. А мне очень кушать хочется весь вечер. Я легкую послал за солью, так он не дождался, пока она вернется, уколол и ее. Она уснула прямо на спардеке барка. Как она там одна?

Я опустил глаза долу, чтоб не встречаться с ним взглядом. И стыдно мне было за такую его беззащитность, доверчивость, и жалел я его все больше. И Форелли мне было тоже жалко — ведь и доктор такое же заблудшее и беззащитное создание. Он беззащитен перед неограниченной властью золотого тельца, сгубившего не одного и не двух и продолжавшего губить народ направо и налево. И жертвы его произвола — проклятый, проклятый телец! — по-прежнему считают, будто в деньгах счастье.

Вот и Форелли из их числа, а ведь уже далеко не мальчик и пора образумиться. И от всего этого щемило сердце и хотелось поскорее разделаться с этой историей, но разделаться достойно.

Ведь я и сам уже начинал путаться, где правильно поступаю, а где — наоборот, но ох чувствовал, что наоборот поступаю чаще. Та лавина негативных ответных мер, о которой говорил Роберт, заметно коснулась и меня.

— Давайте покормлю вас, — не поднимая глаз, предложил я и засучил рукава.

— Не буду! — отказался Самсонайт наотрез. — А оно разве готово?

— Но как вас кормить? — спросил я в растерянности. — Куски такие большие, что шампуром их на-гора не подашь, согнется шампур.

— Или уж перекусить на славу? — рассуждало вслух исчадие. — А, ладно, не буду капризничать. Во-он лежат продуктовые рукавицы, — показал он глазами. — Надевай их и кидай мне куски в рот, а я его сейчас разину. А пока летит, как раз и остынет. В баскетбол играешь? От средней линии когда-нибудь в корзину попадал?

Когда я забросил ему в рот первый кусок мяса, он живо заработал челюстями, и так аппетитно косточки захрустели у него на зубах, что и у меня потекли слюнки. Пришлось тоже отщипнуть. Мясо было пресным, но все равно очень вкусным, и я уплетал его за обе щеки, не отставая. Баранина, чистейшая баранина эта местная козлятина, верно вам говорю. Но я представлял себе, что ем проклятого золотого тельца. Съем его — и дело с концом.

— Не очень сподручно, зато можно руки не мыть, — пошутил Самсонайт, принимаясь за следующий кусок козьей плоти. — Помню, в детстве меня кормили с серебряной ложечки. Кто кормил, не помню, а вот серебряную ложечку не забыл. Странно устроена память нашего брата!

Я тоже рассказал несколько историй, связанных с избирательностью памяти. Рассказал и про знакомую, поехавшую однажды по адресу, подсказанному вещим ночным голосом, и про случай, получивший впоследствии название «Ностальгия», и про собаку с копытами, которая ела траву возле нашего дома, и даже вспомнил и напел песенку «Санки с лета приготовь, приготовь…». Самсонайт оказался хорошим слушателем.

Так мы и ужинали, сидя по разные стороны костра, и, если послушать нас со стороны, ни дать ни взять два товарища трапезничают после долгой разлуки.

Но вовсе не товарищами мы были, и меж нами лежала не только стихия огня, но и бездонная, ничем не заполнимая пропасть. И я все ждал, когда он перемахнет ее и заговорит о главном, когда он поверит, что я не желаю ему зла.

— Переиграл ты меня, юноша! — ворчал Самсонайт, работая челюстями и жмуря уже сытые, лоснящиеся от сытости глаза. — А по виду и не скажешь, что такой тертый калач. По виду ты типичный подросток, чересчур, правда, самоуверенный, ну да это с годами пройдет. Уроки жизни тебя поставят на место.

— Начинается! — Я отложил мясо. — Знаете, терпеть не могу речей такого рода. Просто в бешенство от них прихожу!

— Ишь ты! — засмеялся Самсонайт. — Ишь, янычар какой! Ладно, поживешь еще столько же, обстукаешься об углы да косяки, тогда и поглядим на тебя.

— О, пошел-поехал! — Я встал и заходил у костра. — Вот, предположим, иной доверчивый и послушный человек живет и время от времени щупает пальцами, целы ли зубы. Они у него целы, а он проверяет да проверяет — ведь его же предупредили, будто они обломаться должны. А они не обламываются. Они, родимые, целы, а он все проверяет, так ли уж они и целы… Да что говорить, не поймете вы меня.

— Как бы не так, — тихо возразил Самсонайт. — Одного только в толк не возьму: слушать советы старших — что в том плохого?

— А то, что он сам себе их расшатывает, вот что! — произнес я громко. — Простите мой тон, но, честное слово, наболело! Чем хороши пираты? Они не пугают друг друга, а наоборот, говорят, что впереди большие перемены к лучшему. Лично мне по душе их оптимизм. Ничем не оправданный, а все равно по душе. Так и знайте, и давайте дальше есть мясо у костра. — И я с размаху забросил в его разинутую топку сразу два куска, один другого больше. За ними звонко защелкнулись железные зубы.

— Я ведь что на тебя взъелся-то, — с тесно набитым ртом вспомнил он. — Ну зачем ты на весь эфир засветил мое местонахождение? Кстати, откуда ты знаешь, что я Фергатор? Кто сказал? — спросил он словно о каком-то пустяке, хотя ежу понятно, что вот мы и приблизились к главной теме.

— Сам догадался, — сказал я. — Вернее, не догадался, а вычислил логическим путем.

Он вытаращил глаза и прикончил мясо одним глотком.

— Та-ак… Чувствую, что у нас с тобой будет серьезный разговор. И у меня в конце концов пропадут и настроение, и аппетит. Поэтому давай корми уж меня поскорее, коли продажная шкура ушла за грибами.

— Знаете, — забрасывая новый кусок, признался я, — все жду, когда вы сами расскажете, как все было и есть. И может быть, я чем-то смогу вам помочь. Если вы теряетесь и не знаете, о чем говорить в первую очередь, то можете начать не с предыстории, а с чего-нибудь более близкого. Расскажите, например, где люди, которых вы похищали с кораблей? Я догадываюсь, где они, но хотелось бы убедиться.

Самсонайт поглядел на меня с большим юмором и снова разинул рот, уже пустой. Когда я швырнул туда очередное мясо и за ним защелкнулись зубы, он сделал три-четыре жевка и, не выдержав, засмеялся.

— В животе щекотно, — объяснил он свое веселье. Он явно надо мной издевался!