Василий Новицкий - Из воспоминаний жандарма

• Название: Из воспоминаний жандарма
• Автор: Василий Новицкий
• Издательство: Мгу
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-211-02003-0

Автор мемуаров — генерал В. Д. Новицкий, известный деятель политического сыска в России второй половины XIX века. С позиций профессионала-охранителя, посвященного во многие скрытые и малоизвестные обстоятельства, он описывает ключевые моменты в противостоянии жандармских органов и революционного движения — от эпохи «хождения в народ» до эсеровского террора и развертывания социал-демократической пропаганды. В нетрадиционном ракурсе представлены многие деятели подполья и их противники; отражена эволюция методов политического сыска, вплоть до складывания системы перманентной провокации — основного оружия охранки в начале XX века. Для широкого круга читателей. © Предисловие А. А. Левандовского, 1991 г.      

---

К этому дознанию было привлечено 35 человек, из которых 4 остались неразысканными (а именно: дворянка Евгения Дмитренко 18 лет, бывший студент Киевского университета еврей Ванцвейг, народный учитель, сын чиновника, Павел Иванов[196] 26 лет и именовавший себя Воронковым[197] — неизвестная личность); против двух преследование было вовсе прекращено (а именно: крестьянина Леонтия Забрамского[198] 28 лет, в виду откровенности показаний и раскаяния, и сына священника, студента университета св. Владимира Шмигальского 19 лет, по недостатку улик); против 4-х начатые дела о них прекращены в административном порядке с выселением их на водворение в Восточную Сибирь (а именно: крестьянин Яков Даньков 20 лет, мещанин Михаил Ромасев[199] 21 года, сын ст. сов. студент Киевского университета Козловский[200] 21 г. и дворянин, состоящий в запасе армии, Тесленко-Приходько[201] 23 лет); четыре человека переданы в распоряжение начальников Харьковского и Бессарабского жандармских управлений, где они привлечены к дознанию (а именно: еврей мещанин Голубов[202] 24 л., сын чиновника, студ. Харьковского университета Филиппов 22 л., именовавшийся Акимовым — неизвестного звания, и дворянин Людвиг Кобылянский — в С.-Петербург), а 21 были преданы военному суду в Киеве и 21 июля 1880 года приговорены: потомст. почет. гражд., сын священника, бывший студент медико-хирургической академии Михаил Попов[203] 28 л., личный дворянин, киевский студент Игнатий Иванов[204] 22 л. — к смертной казни, а остальные лишены прав состояния и сосланы в каторжные работы: дворянин Федор Юрковский[205] 29 л., сын священника, студ. Новороссийского университета Сергей Диковский 23 л., сын священника, студент Харьковского университета Дмитрий Буцинский[206] — на рудниках сроком на 20 лет; сын священника Моисей Диковский[207] 23 л., крестьянин Савастьян Ильяшенко-Куценко[208] 32 л., мещанин Никита Левченко[209] 22 л., крестьянин Филипп Михайлов (Бойченко)[210] 27 л., мещанин Николай Хрущев (Троицкий)[211] 22 л., мещанка еврейка Шейн Шехтер[212] 25 л., жена пот. почет. гражд. Виктория Левенсон[213] 26 лет, австрийский подданный, студент Киевского университета Болеслав Костецкий[214] 24 л., личный дворянин Николай Петров[215] 29 л., мещанка Фани Реферт[216] 22 л., дворянин, студент Киевского университета Михаил Клименко[217] 24 л., сын чиновника, студент Киевского университета Николай Подревский[218] 25 л. и австрийский подданный, еврей, студент Киевского университета Соломон Лотрингер 26 л. — в каторжные работы на 15 лет, сын дьячка Павел Лозянов[219] 20 л., на 13 л. и 4 месяца; дворянин Владимир Жуков 20 лет и мещанин Вениамин Позен[220] 18 л. — на 10 лет. Причем суд ходатайствовал, в виду уменьшающих вину обстоятельств, о замене наказания подсудимым вместо ссылки в каторжные работы в рудниках — ссылкой на заводы: Жукова и Позена — на 7 лет, Шехтер и Левенсон — на 6 лет, Костецкого, Петрова и Реферт — на 4 года, Клеменко и Подревского ссылкою в Сибирь на поселение, первого в более отдаленные, а второго в отдаленные места с лишением всех прав состояния; Лотрингера же подвергнуть тюремному заключению на 4 месяца. Ходатайство суда уважено генерал-губернатором. Попову и Иванову — смертная казнь заменена ссылкою в каторжные работы.

Почти все эти лица проживали под чужими фамилиями с подложными паспортами; арестование их жандармскими чинами производилось на улицах города во избежание вооруженного сопротивления в квартирах; при обысках найдены револьверы, кинжалы, холодное оружие для убийств, состоящее из кистеней, специально выделываемых Лозяновым, фальшивые паспорта, печати, инструменты для выделывания последних и в двух местах динамитные снаряды, снаряженные уже для взрывов. Данное вполне откровенное показание крестьянина Забрамского, подтвердившееся и на дознании и на судебном следствии, как нельзя более характеризует действия этой партии и их намерения в отношении убийств. Забрамский, заподозренный партиею в доносах, был 4 марта 1880 г. ранен нанесением удара кистенем в голову и 13 кинжальных ран в голову, шею, живот студентом Киевского университета, сыном чиновника Поликарповым[221] 20 лет, который, видя, что жертва — Забрамский — выскочил из его рук не убитым, а лишь жестоко израненным, — застрелился в своей квартире, куда он заманил Забрамского с целью убить его. Отставной штабс-капитан артиллерии Стаховский, принадлежавший так же к киевскому сообществу, но проживавший в Путивльском уезде Курской губернии, в день требования начальника киевского жандармского управления обыска и ареста Стаховского и доставления его в Киев, был убит тремя выстрелами из револьвера отцом своим, который показал, что имел неприятности с сыном, видя и сожалея, что он находится в сношениях с лицами преступного сообщества. За смертью Стаховского дело о нем в Киеве было прекращено. Удачно направленный из Киева обыск в деревню Козловку Путивльского уезда, где проживал Стаховский и где сосредоточивались по временам члены партии, дал возможность задержать у Стаховского в имении некоего дворянина, с подложным паспортом, Головлева, который оказался разыскиваемым Федором Юрковским («Сашка-Инженер»), обвиняемым в вооруженном похищении с подкопом и взломом из Херсонского казначейства вместе с другими более 1½ миллионов рублей, для целей тайного сообщества, причем Юрковский был признан руководителем и по этому делу осужден киевским военным судом.

Характеристика членов партии, осужденной в Киеве, обрисовывалась особою программою ее действий, которая была отправлена осужденному Попову в тюрьму в форме письма, зашифрованного, и которая была дешифрована при Киевском жандармском управлении.

При этом нельзя обойти молчанием объяснение Юрковского на дознании и следствии по поводу кражи 1½ миллионов рублей:

«Юрковский, объясняя цель кражи денег, говорит, что он был руководим желанием улучшить материальное благосостояние сосланных в Сибирь административным порядком, что в краже этой он не видит ничего безнравственного, так как правительство и преследуемые им политические преступники представляют два лагеря, воюющих между собою, а права обеих воюющих сторон одинаковы во все продолжение войны; эти военные действия санкционируются общим международным правом, вовсе не находящимися в зависимости от более или менее справедливых требований той или другой стороны». Примером этого, по мнению Юрковского, может служить последняя война России и Турции.

«Нечего и говорить», объясняет Юрковский, что «справедливость идей этой борьбы — освобождение славян — всецело находится на стороне России, однако же из этого не следует, что турецкий гарнизон, отбив какой-нибудь обоз с провиантом русской армии, совершает безнравственный поступок, то же явление происходит и в настоящем деле, если одна сторона конфискует имущество другой, то и другая имеет совершенно такое же нравственное право конфисковать имущество первой». Сверх того, Юрковский объясняет, что когда Россикова[222] сообщила ему о плане задуманного предприятия и предложила помочь ей, причем объяснила, что цель, для которой предполагается кража денег из херсонского казначейства, заключается в улучшении материального благосостояния высланных в Сибирь административным порядком, то он, Юрковский, разделяя вполне взгляд Россиковой и не находя в ее предложении ничего безнравственного и кроме того встречая много заманчивого в грандиозности факта упразднения целого казначейства, что в его глазах имело сходство с поступком человека, сжегшего с целью прославить себя Александрийскую библиотеку, — он согласился участвовать в краже.

В конце 1878 года были заарестованы в Киеве жена мещанина Савенкова[223] 23 лет, принимавшая участие с мужем и повешенным Антоновым[224] в заказе жандармского платья в Киеве для освобождения арестанта Фомина из Харьковского тюремного замка, и принадлежавший к фракции бунтарей крестьянин Комов[225], осужденный в Одессе в каторжные работы.

В 1878 г. в Киеве был арестован чиновник киевской контрольной палаты Веледницкий, у которого отобрано более 4 тыс. руб. революционных денег. Веледницкий суду предан не был во внимание к его раскаянию и данному им начальнику киевского управления обширному, правдивому и вполне откровенному показанию.

В июле и августе месяце 1880 г. стали из г. Киева вновь распространяться брошюры преступного издания, наполненные ложью, клеветою и извращенными фактами о бывшем суде в Киеве над социалистами, и сверх того распространялись между железнодорожными рабочими и рабочими местного киевской арсенала — в особенности программы Южно-рабочего союза; воззвания эти были направлены преимущественно к начальству арсенала с угрозами — на кровавую расправу, если требования в отношении уменьшения рабочих часов не будут выполнены.

Усиленные розыски со стороны жандармского управления дали возможность заарестовать главных вожаков, составителей и распространителей этих брошюр, воззваний и программ, на которых прикладывались оттиски печатей Южно-рабочего союза. 22 октября 1880 г. в Киеве арестованы сын инженера, бывший народный учитель, Николай Щедрин[226] 23 лет и жена учителя Елизавета Ковальская[227], из мещан, 27 лет, жившая совместно со Щедриным под именем его жены — и оба с подложными документами. При обыске у них взяты револьвер, кастет, парики, накладки, программы Рабочего союза в большом числе экземпляров, отпечатанные посредством гектографа, адреса лиц, на имя которых рассылались преступные издания и, наконец, черновые, с поправками, и самые тексты воззваний, вошедших целиком в отпечатанные издания. Щедрин и Ковальская прикосновенны к делам в С.-Петербурге по убийству мещанина Жаркова[228] и изданию газеты «Черный передел».