Владимир Петров - Польский пароль

• Название: Польский пароль
• Автор: Владимир Петров
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1984

В романе Владимира Петрова на основе документального материала рассказывается о событиях заключительного периода войны, связанных с испытаниями гитлеровского ракетного оружия ФАУ, о заговоре против Гитлера 20 июля 1944 года, о крахе последней бредовой авантюры фашистов — так называемой Альпийской крепости, которую гитлеровские заправилы пытались превратить в последний оплот третьего рейха. В книге продолжаются фронтовые судьбы героев предыдущего романа В. Петрова «Единая параллель».

---

— Дальше — надо брать Берлин.

— А потом?

— Уцелеть надо, товарищ генерал. Там видно будет…

Комдив, наверно, ожидал, что Вахромеев заговорит о последующей учебе, но он такого, признаться, на уме не держал. Смотрел на вещи просто: воевал до сих пор там, где его ставили, где требовала война. О высоких чинах не помышлял, отдавая себе отчет в том, что тут должно быть необходимое соответствие — хотя бы та же самая учеба, большая грамотность. А ему как-никак уже за сорок. И потом, он просто устал. По-человечески устал.

Вахромеевского решения на форсирование Тельтов-канала генерал не утвердил, предложил свое. Но потом оказалось, что и генеральский вариант не сгодился: полк Вахромеева был спешно переброшен южнее, на участок соседней армии, где переправа через канал проходила быстро, без потерь, без огневого противодействия.

Вчера генерал опять по телефону приказал: «Не шарить по карманам у немцев, не колупать, а решительно врубаться в боевые порядки!» Вчера же в полдень кое-кто испробовал это на собственной шкуре: танковый полк попытался было «врубиться» вот на этой самой улице. Пошли чуть ли не парадным строем — по три машины в ряд. И фаустники им с обеих сторон врубили: тридцать танков сгорело из сорока! Тридцать! Такого смрадного кострища Вахромеев не видывал после Прохоровки.

Хорошо еще пехота подоспела на выручку, а то бы от танкового полка ничего не осталось. Нет, не место танковым атакам на городской улице — это можно сообразить и без высшего образования. Танки надо на огневые точки ставить, в витрины магазинов закатывать, в штурмовые группы включать поодиночке, так, чтобы каждый облепили свои автоматчики. Они — защита покрепче любой брони.

В стереотрубу смутно проглядывалось задымленное поле этого проклятого аэропорта. «Во взаимодействии с соседним полком, приданными и поддерживающими частями усиления к исходу ночи решительным штурмом овладеть южной окраиной центрального аэропорта Темпельхоф…». Опять «решительным»… Как будто до сих пор они воевали не решительно, а так себе, с кондачка.

А насчет штурма правильно. Аэропорт действительно придется штурмовать, укреплен он не хуже полевой крепости. По периметру в два ряда сплошные траншеи с гнездами вкопанных танков, чуть сзади — бетонированные позиции зенитных батарей, на которых открыто торчат длинные стволы скорострельных зенитных пушек, поставленных на горизонтальную наводку. Это сущая гроза для танков… А без танков тут, на голой пуповине аэродрома, не обойтись. Невозможно без броневого прикрытия, иначе пулеметный огонь будет сметать, как пух, ряды атакующих автоматчиков.

Решительно… А может, в самом деле решительно, но не оголтело, не напролом, а по-сибирски, по-сталинградски решительно? Сначала оглушить (оглоушить, как говорят черемшанцы!) — врезать по голове, по самому темечку, а уж потом впотьмах — сталинградским навалом, орудуя ножом, штыком, гранатой. Как брали в сорок третьем Выселки, как врывались ночью в бетонные казематы «Хайделагера».

Вот так, пожалуй, и попробовать. Что касается военной науки, то она потом сама собой приспособится, ибо против умного, да еще приносящего победу, никакая наука возражать не станет.

Сложность состояла в том, что солидной обстоятельной подготовки к началу штурма Вахромеев как командир полка провести просто не мог. Все три батальона — вот они, внизу, на маленьком пятачке в полквартала, все роты и взводы задействованы — ведут с утра бой в домах, на этажах, чердаках и в подвалах. Тут у них и исходный рубеж и рубеж предстоящей атаки. Перегруппировка сейчас, когда по всей улице наши вцепились в немцев и, наоборот, немцы вцепились в наших, попросту невозможна — попробуй оторваться!

Рекогносцировка с комбатами — на вечер. А пока начинать надо было с резервной роты старшего лейтенанта Бурнашова.

Комроты Бурнашов по вызову прибыл через час. Доложил, держа на плече заряженную трубу фаустпатрона.

— Товарищ подполковник! Личный состав роты в течение дня полностью освоил боевое применение вражеского трофейного оружия системы «фаустпатрон».

— Сколько у тебя в строю фаустников? — усмехаясь спросил Вахромеев.

— Шестьдесят пять! Не считая шестьдесят шестого. Но это на ваше личное усмотрение.

— Чего, чего? — не понял, переспросил подполковник.

— Да я насчет Прокопьева, вашего ординарца… — замялся Бурнашов. — Вы его ко мне послали, а он, значит, того… Попросил стрельнуть пару раз. И знаете, товарищ командир, метко бьет, шельмец. Оба раза рубанул прямо в танк. Ну там у нас трофейный «тигр». Для обучения, вы знаете.

— Метко бьет, говоришь? Вот я ему всыплю еще более метко, чтобы не болтался попусту и вовремя выполнял приказ. Кстати, где он?

— Он на третьем этаже, в штабе. Приволок пятерку фаустов, сгружает. Говорит, для охраны командования сгодятся. По-моему, резон есть.

— Сколько у тебя фаустснарядов? Ну в том складе?

— Много, товарищ командир. Я насчитал три тысячи штук, а дальше по стеллажам не пошел. Боюсь, как бы не было минировано. Сейчас в склад саперы спустились, проверят, тогда произведем полную инвентаризацию.

— Правильно, Бурнашов. Все снаряды взять на строгий учет. Фаустпатрон — штука очень полезная, особенно в городском бою. Стену дома проламывает?

— Не всякую, но берет. Примерно в полметра. Хотите, я с балкона по тому дому шурану? Думаю, возьмет.

— Не надо! — поморщился Вахромеев (напустит тут пороховой вони — не продохнешь!). — Клади свою бандуру в угол и иди сюда. К стереотрубе.

Бурнашов долго, сопя от усердия, разглядывал в стереотрубу центральный аэропорт. Крутил рифленый маховичок, раздвигал-сдвигал рожки, что-то пришептывая.

— А ведь они, язви их в душу, летают, Фомич! Вон, я вижу, моторы греют в подземном ангаре. Как стемнеет, полетят наверняка.

— Полетят, — подтвердил Вахромеев. — Они и в прошлую ночь летали. И прилетали, и улетали. Но сегодняшняя ночь будет для них последней.

— Будем брать?

— Будем. И во что бы то ни стало. Но грамотно, умно, согласно военной науке. Как говорится, образцовым порядком.

— Да… — Бурнашов поднял голову от стереотрубы, сдвинул каску на затылок. — Восторгаюсь я на нас с тобой, Николай Фомич! Ведь подумай только, куда мы, черемшанские мужики, притопали?! В саму что ни есть Европу, прямо на полати к этому придурку Адольфу. А почему? Потому, как я понимаю, мы есть сила народная, неостановимая…

— Но-но! — строго одернул Вахромеев. — Ты давай-ка, Бурнашов, не петушись, не кукарекай! Помни, как у нас говорят: «Была сила, когда мать… носила». Вот так, земляк. Сила есть, ума не надо. А нам с тобой сегодня ум нужен — этим надо брать врага. Думай, соображай, Бурнашов. Ночью твоих фаустников брошу первыми. Смотри и угадывай: куда? А потом посоветуемся.

На пороге в проеме разорванной взрывом двери появился Афоня Прокопьев с чайником в руке. Вахромеев взглянул на часы: тринадцать ноль-ноль — время заведенного чаепития (если позволяла обстановка).

Ординарец смахнул с дубового стола штукатурку, постелил газету, поставил кружки с горячим душистым чаем. Вахромеев с Бурнашовым прервались, присели к столу, а Прокопьев все не уходил, торчал у порога, чего-то мялся.

— Может, чаю выпьешь? — удивленно спросил Вахромеев. — Наливай и садись, кружка вон есть.

— Да я вам погоны новые изготовил, товарищ подполковник… — явно мямлил Афоня. — По две звездочки теперь, как положено.

— Изготовил — спасибо. Молодец! Давай их сюда. — Вахромеев, не разглядывая, сунул погоны в карман, решив сменить их потом, как-нибудь на досуге — все равно под ватником не видно. Обернулся: Афоня все еще торчал в комнате. И делал какие-то знаки Бурнашову. — Да что у вас такое, черт подери? Сговариваетесь, что ли? В чем дело, Прокопьев?

— Это вот… извините, товарищ подполковник… — лепетал ординарец, краснея. (Вахромеев нахмурился, с неудовольствием узнав в своем бравом ординарце прежнего недотепу — Афоню.) — Мы давеча с Василием Яковлевичем посоветовались и ходатайствуем…

— Ты брось, Прокопьев! Ты не плети! — сердито вмешался Бурнашов. — Мы посоветовались, а ходатайствуешь ты. А я поддерживаю. Ну давай ходатайствуй, не бренчи коленками-то!

Видно, это подействовало, потому что Афоня мигом выпрямился, четко бросил руку к пилотке. Выпалил одним махом:

— Товарищ командир полка! Прошу откомандировать меня в стрелковую роту старшего лейтенанта Бурнашова на должность рядового-автоматчика. С уважением к вам — ефрейтор Прокопьев!

— Вот правильно! — хохотнул Бурнашов. — Орел! А то начал тут заикаться.

Вахромеев посмотрел по очереди на обоих: не шутят ли, не разыгрывают? И сердито стукнул по столу кружкой:

— Молчать! Ишь развеселились! Вы что, спятили? А ты, Прокопьев, шагом марш на свое место! Все твои ходатайства буду рассматривать после войны. Разговор закончен.