Мариуш Вильк - Путем дикого гуся

• Название: Путем дикого гуся
• Автор: Мариуш Вильк
• Издательство: Издательство Ивана Лимбаха
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-89059-201-9

Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.

Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки. Избранная автором точка зрения позволяет преодолеть многие стереотипы польского взгляда на Россию, не погрязнув однако в не менее многочисленных российских стереотипах. Это взгляд одновременно «изнутри» и «снаружи», и потому он особенно ценен.

---

Кафе «Отец Кокар» еще не проснулось. Только иезуит в капюшоне внимательно поглядывал на нас с вывески над калиткой. Перевернутые стулья на столиках, печально свисающие зонтики, полусонная загорелая девушка подметает зал. При виде нас заспанная мордашка осветилась улыбкой. Застрекотала кофеварка, встали на ноги стулья, стол был накрыт в мгновение ока, точно по мановению волшебной палочки. Мы, должно быть, производили впечатление! Три пожилых гражданина в скитальческом настроении — точно троица вышедших на пенсию хиппи, — к тому же этот странный язык, шелестящие звуки…

— Ты думал в «Жаке»[92], — поинтересовался Каспшик, — что нам доведется вместе пить кофе на берегу реки Святого Лаврентия?

— Да ладно… — буркнул я, не в силах оторваться от картины, открывавшейся с террасы кафе. На первом плане — яхты в марине, точно стая присевших на воду чаек, дальше палитра воды и неба — от сизых теней на лучезарной голубизне до пепельной матовой полосы на горизонте, — тут заискрилось, словно солнце точит лучи о волну, там зажемчужилось и погасло…

— Эх, разбросало нас по свету, — продолжал Кшись. — Михал в Гамбурге, Анка Семанюк — во Франции, год назад мужа похоронила. Эля, фамилию забыл, зато сиськи помню, истинная мальвазия, так вот, эти сиськи вышли замуж за итальянского сенатора и осели в Риме, Янишевский недавно переехал из Барселоны в Ла Корунью. Помнишь Юрека?

— А как же? — До меня наконец дошло, что Каспшик перечисляет постоянных посетителей «Жака»… — Август восьмидесятого, зал «Бэхапэ»[93] на Гданьской верфи. Плакаты с «Солидарностью», еще пахнущие краской, прямо из ситографа. Говоришь, Юрек теперь в Ла Корунье живет… Что ж, у каждого свои киты…

Слева поле зрения обрамляла набережная Святого Лаврентия. Тадуссак — как на ладони. Отсюда городок напоминал курорт, и только теперь я заметил, что «индейская часовня» отца Кокара отнюдь не была тут единственным зданием с красной крышей. Не менее ярко алела в отдалении крыша недавно отреставрированного «Гранд Отеля» (1866). Чуть повыше — отчетливая линия на склоне, Дорога китов, наш сегодняшний маршрут.

— Киты китами, — Каспшик вдруг сменил тему, — но вот я заметил… Здесь индианки красивые, а в Онтарио — толстые.

Дорога китов

Дорога китов начинается в Тадуссаке, идет вдоль Северного берега (то есть по левой стороне реки и залива Святого Лаврентия) до самого Наташкуана. Дальше — только паром. На карте она обозначена синими прямоугольниками с крошечными белыми китами. Тот же знак — на придорожных указателях, которых такое множество, что в глазах синеет. Синий путь: даже Уайт посмеялся бы.

Время от времени указатели информируют о находящихся неподалеку площадках для наблюдения за китами или кемпингах. На шоссе — масса кемперов. Лукаш, правда, твердит, что это еще ничего — в этом году бензин подорожал и американским пенсионерам не хватает на путешествия, как бывало раньше. Когда-то, выйдя на пенсию, они продавали дома, устраивали себе комфортные хаты на колесах — и кемпинговали вволю.

В кондиционированном «форде» я чувствую себя библейским Ионой во чреве кита. Дорога колышется вверх-вниз, повторяя мягкую фактуру пейзажа, — покачивает мысли.

Во времена Кеннета автостраду 138 еще не называли Дорогой китов — эта идея родилась лет десять назад, когда их почти окончательно перебили. Из тысячи белух, когда-то обитавших в Святом Лаврентии, осталось несколько сотен! О прочих видах я вообще не говорю — они существуют в остаточных количествах. Вот ведь человеческое лукавство: сначала варварски истребить, а потом стенать, организовывать общества защиты животных, городить парки и заповедники, чтобы туристы за большие деньги могли увидеть то, что когда-то задаром гуляло по белу свету.

Отношение человека к китам в литературе прошло подобную эволюцию — от автора знаменитого «Моби Дика» Германа Мелвилла, который описал собственный опыт плавания на китобойном судне, породив этос китобоя, поскольку свято верил, что киты как вид бессмертны, вне зависимости от того, сколько их погибает ежегодно, до чилийского писателя Луиса Сепульведы[94], который, прочтя в отрочестве «Моби Дика», нанялся на китобойное судно, но быстро понял, что это не его путь, и в зрелом возрасте стал «гринписовцем», защищающим этих крупнейших млекопитающих на Земле.

Кстати, стоит вспомнить еще одного китобоя и прекрасного чилийского писателя Франсиско Колоане[95], который, в отличие от других ибероамериканских авторов, создателей так называемого магического реализма, показал магию реальности. В книге «Дорога китов», написанной под явным влиянием Мелвилла, он настолько реалистически описывает переработку китового жира на базе в Десепсьон, что читателя тошнит от вони.

Во времена Мелвилла путешествия китобоев окружал ореол романтики. Шансы людей и животных были равны. А при сегодняшней технике охота превращается в бойню. Достаточно сравнить мужественную борьбу команды «Пекода» с Моби Диком — и описанную Сепульведой в «Свете края света» безжалостную резню в Большом Безымянном заливе. Капитан Ахав отправлялся на решающий бой в гребной лодке с гарпуном в руке, а капитан Танифудзи с «Нишин Мару» дожидался, пока вертолет прожекторами подманит китов к кораблю — тогда их легко перебить. Так в погоне за китами человек достиг пределов собственной мерзости.

Кто-нибудь возразит, что это уже в прошлом — теперь, мол, человечество стало более человечным, свидетельство чему — запрет охоты на китов. А уничтожение тюленей? Каждый год погибают сотни тысяч тюленят, которых просто бьют палкой по голове — они настолько малы, что даже не убегают. Развитие техники не оставляет тюленям никаких шансов… Когда-то в поисках добычи люди неделями дрейфовали на льдинах, причем часто гибли — достаточно было перемениться ветру, а теперь высматривают жертвы с вертолетов и целой бригадой высаживаются прямо посреди стада. Только метод убийства остался прежним — палкой по башке!

Между тем в забегаловках Бай-Комо нет свежей рыбы! А так хотелось полакомиться чем-нибудь местным — остроносым осетром, угрем… Шеф-повар ресторана «Ле Буканье», славящегося рыбными блюдами, объяснил, что выловленную в Святом Лаврентии рыбу подавать запрещено из-за сильной загрязненности воды, и принес суфле из норвежского омара. Увидев, как поспешно я записываю, Лукаш спросил, не слишком ли мы гоним и поспевает ли за нами мое перо.

— Смотря за чем я хочу поспеть. Слова слишком медлительны, чтобы посчитать хотя бы обороты колес нашего «форда». Поэтому ритм пути я вытаптываю порядком слогов и расстановкой акцентов, надеясь, что путешествие вырисуется само собой.

Маникоуган

Утром я едва продрал глаза, слепленные гноем. Морда в зеркальце — словно часы с картины Дали — обмякла и стекает вниз. Сия сюрреалистическая картинка с утра пораньше — работа black flies, черных мух. Впрочем, онирический сдвиг начался еще вчера, стоило нам свернуть с Северного побережья в долину реки Маникуаган.

Вначале мы были очарованы пустым шоссе. После многолюдной Дороги китов, где невозможно наслаждаться пейзажем, поскольку взгляд невольно сосредотачивается на движении, а за каждым поворотом открывается новый вид, не давая предыдущему осесть на дно глаза — вдруг ни одной машины, монотонность леса, за окном — оттенки серого с редкими розовыми мазками… закат. Спустя некоторое время лес съежился, почернел и высох, над ним выросла чудовищная высоковольтная линия передач. Потом мне объяснили, что лес погубило не электричество — сожрал пожар. Повсюду испепеленные елки и истлевшие иголки, куда ни посмотришь — погорелище.

Мы остановились спросить насчет мотеля, напоминающего кадр из фильма Линча[96]. И не придорожная гостиница для лесорубов, и не громада электростанции Маник-Утард… Зато цены — огого. Видя нашу растерянность, барышня на ресепшн посоветовала нам заглянуть в «Бельведер».

— «Бельведер»? — повторил я, не веря собственным ушам, потому что воображение уже рисовало мне венскую резиденцию Евгения Савойского[97].

— Дикий кемпинг в двух милях отсюда. С отличным видом на плотину.

До места мы добрались, когда уже стемнело. Пейзаж и в самом деле ошеломляющий. Гигантская плотина сияла во мраке рядом арок, напоминающих огромные лампионы в космическом склепе (точно алтарь!), а цепочка огней поверху очерчивала нижнюю границу неба, выше зиявшего черной пустотой.

Да что там, и сам «Бельведер» производил впечатление неземного урочища. Небольшая возвышенность, примерно на уровне середины плотины, с трех сторон окруженная маячившими во тьме горами. Что-то вроде оркестровой «раковины» или амвона в храме. И — ни души. Не считая, б… этих черных мух.

Прости, читатель! Вообще-то я не имею привычки материться в тексте — более того, я решительно против вульгаризмов, которыми слишком часто эпатирует современная литература, но в данном случае слово как нельзя более уместно. Попробуй не выразиться, когда тебя укусит эта маленькая б…!