Петр Галицкий - Цена Шагала

• Название: Цена Шагала
• Автор: Петр Галицкий
• Издательство: Вагриус
• Жанр: Детектив
• Год: 2000
• ISBN: 5-264-00212-6

Уникальная коллекция картин русского авангарда попадает в руки авантюриста. Отныне цена его жизни значительно ниже «цены Шагала» — за ним охотятся дельцы теневого антикварного бизнеса. В игру по-крупному вступает следователь по особо важным делам МВД…

* * *

«Опасная коллекция» картин Кандинского и Шагала оказывается в руках «антиквара поневоле». За ней начинается охота. Как уйти от преследователей, кому и где продать шедевры и какова их цена?..

---

— Ну, раз уж был, то непременно встречался, — сказал Трегубец. — Тем более, что…

— Что? — прервал его Пакин.

— Впрочем, это не важно. Одним словом, я уверен: встречался.

— Хорошо. Что тебя интересует по поводу этого джентльмена?

— Чем он занимается? Не томи, Дмитрий Владимирович. Целый день пытаюсь выяснить, никак понять не могу.

— Никто понять не может. Снаружи это довольно простая фирма: есть издательский концерн — холдинг, как это нынче принято называть, издает какую-то никому не нужную рекламную продукцию, что-то о природе, что-то о погоде и тому подобное, то есть то, что бесплатно в аэропортах распространяется.

— Понимаю, далее.

— Далее интересней. Видишь ли, выпускают они один занятный журнальчик, тоже бесплатный, причем, я бы сказал, «спецраспространения»: для крупных коммерсантов, для заводов, фирм.

— Какова же тематика?

— А вот это — самое любопытное, — улыбнулся впервые за весь вечер Пакин. — Журнальчик называется «Война и мир».

— То есть? — удивился Трегубец.

— А то и есть: война, то есть средство нападения, и мир, то есть средство защиты.

— Любопытно.

— Само по себе издание безобидное: печатают статьи каких-то инженеров, что-то таскают из Интернета, что-то — из устаревших научных справочников, ну, объявления всякие о международных салонах, о предложениях заводов-изготовителей и так далее. Но печатают они его — закачаешься!

— За рубежом? — спросил Трегубец.

— Именно. В Италии. Есть там на севере одна маленькая типография. С нашими издателями практически не контактирует, с итальянскими тоже. Но зато имеет плотные контакты с Югославией и, как ни странно, с Ираном.

— Кораны издают? — усмехнулся Трегубец.

— У-гу, — кивнул Пакин, — со специллюстрациями. Видишь ли, Василий Семенович, для тебя это материи тонкие и, вероятно, мало знакомые. Но несколько моих ребят по-тихому покопались в издательских сметах этого журнальчика «Война и мир». И очень любопытно: себестоимость каждого номера выползает долларам аж к десяти, то есть отпускная в таком случае со всеми таможенными издержками должна быть никак не меньше тринадцати. А ты представляешь себе журнал стоимостью в триста-четыреста рублей, который бесплатно — заметь, бесплатно — распространяется?

— На что не пойдешь ради рекламы, — сказал Трегубец.

— Это конечно. Но вот интересно: рекламы чего? Содержать такое убыточное издание, ставя под удар всю свою финансовую политику — не такую, я тебе скажу, и сильную, — есть ли смысл?

— Действительно, смысл не ясен, — согласился Трегубец.

— Только на первый взгляд, — парировал Пакин. — Ну, предположим, все остальные его газетки и журнальчики приносят…

— Но как? Ты же говоришь, они бесплатные?

— Ах, боже мой, какие же вы, милиционеры, наивные! До седых волос дожил, а про оплаченные материалы не слыхивал!

— Чего же? — обиделся Трегубец. — Ну, один материал, ну, два.

— Весь журнал, — сказал Пакин.

— Пусть так, — согласился Василий Семенович. — И что из этого следует?

— Следует хотя бы то, что каждый номер рекламного издания приносит ему свой доход. А доход этот, по подсчетам моих ребятишек, весьма незначительный. А фирма у него ой-ей-ей какая серьезная.

— Да, мне тут уже один тамошний работник рассказывал: и охрана, и пропускной режим.

— Вот-вот, видишь, ты уже в курсе.

— Не пойму, к чему ты клонишь?

— Подумай еще раз. Ермилов — типография — Югославия — Иран…

— Оружие? — удивился Трегубец.

— Я тебе ничего не говорил, — ответил Пакин. Потом пожевал губами и добавил: — Вариант не исключенный. — После чего он сам потянулся к бутылке, налил себе и Трегубцу по рюмке, молча предложил выпить и после того, как они опрокинули стопочки, сказал: — Вот что, Вася. Ты, конечно, не дитя малое и учить тебя, наверное, поздно, но мой тебе добрый совет: не вяжись ты с этим человеком.

— Даже так? — спросил Трегубец.

— Именно. Если я прав, а я редко ошибаюсь, не в свои сани ты метишь. Переедут полозьями, и следа не останется.

— Ну, это мы будем посмотреть, — сказал Трегубец, немножко бравируя.

— Кто посмотрит, а кто полежит, — ответил Пакин, мрачнея.

— Хорошо, Дима, — перешел на более спокойный, дружеский тон Трегубец. — Представим, что ты прав — только представим, — и завязки у него с этим делом плотные. Откуда у него дровишки-то?

— Ты имеешь в виду технику? — переспросил Пакин.

— Естественно.

— Это государственные дела.

— А поприжать его, чтобы он занервничал, невозможно?

— Я в эти игры не играю, — ответил Пакин.

— Не ерепенься, обожди. Я же не имею в виду, что у тебя есть прямой выход на министра обороны.

— А и был бы — не пошел бы, — ответил Дмитрий Владимирович.

— Меня другое интересует. Ну, государственные игры — государственными. Но должен же человек себе что-то в карман прятать.

— Думаешь, от государства ничего не укроешь? — усмехнулся Пакин.

— Я не об этом. По нынешним временам, по их характерам — ну, никогда я не поверю, чтобы сделки они все честно между собой проводили.

— Хочешь сказать, что Ермилов может работать еще и в темную, на свой карман, так сказать?

— Вот, вот, вот.

— Есть глухие сведения, — поморщился Пакин, — только и это тебе не по зубам.

— Говори, говори, не томи.

— Понимаешь, Васенька, в его окружении мелькает один темный человечек. Такой Цуладзе — ничего не говорит тебе это имя?

— Грузин какой-то? — спросил Трегубец.

— Грузин-то грузин, да не совсем. Зовут этого Цуладзе Аслан.

— Ну и что? Нормальное грузинское имя.

— Не грузинское имя: у него, понимаешь ли, отец грузин, а мать — чеченка.

— Опаньки! — сказал Трегубец. — Намекаешь на связи?

— Намекаю, намекаю. Он, конечно, не очень светится, да и вообще в Москве бывает наездами, но человек весьма занятный: то его в Тбилиси видят, то он в Грозном появляется, а то в Париже возникает. И приблизительно раз в месяц с твоим Ермиловым встречается, перезванивается, беседует, одним словом.

— Ты хочешь сказать… — начал Трегубец.

— Я ничего не хочу сказать. Но если бы тебе удалось каким-то образом их теплую компанию нарушить, может быть, это тебе и помогло бы.

— А ты?

— На мою помощь не рассчитывай. Я как машина-компьютер: ты у меня спросишь, — если, конечно, пароль знаешь, — я тебе расскажу. А бегать за бандитами я не умею.

— Как мне найти этого Цуладзе?

— Эх, подведешь ты меня под монастырь, Василий Семенович!

— Ты же меня знаешь, Дмитрий Владимирович, я — человек-могила.

— Вот в одной с тобой и окажусь. Я тебе так скажу: встреча эта у нас с тобой последняя, более мне не звони, и я к тебе не подойду. А если и напорешься, я тебя не узнаю.

— Уяснил, — ответил Трегубец.

— А теперь тебе — мой прощальный поклон, запоминай. — И, едва шевеля губами, Пакин назвал Трегубцу номер мобильного телефона Цуладзе. — Все, — сказал он, завершив диктовку. — Запомнил?

— Запомнил, запомнил, — ответил Трегубец.

— Я ухожу. За обед, извини, расплатишься сам.

— За твои добрые слова я бы тебя еще тремя обедами накормил.

— В следующей жизни, — ответил Пакин. — Будь.

Он поднял со стула видавший виды ветхий портфельчик, быстро накинул кашне, курточку, и был таков.

«Да, — сказал себе Трегубец, выливая остатки водки, которую им принесла официантка, в рюмку, — недаром говорится: «многие знания — многие печали». Ладно, господин Ермилов, посмотрим, кому чару пить, кому здраву быть».

— Эй, девушка, будьте добры, посчитайте мне, — подозвал он официантку.

Если для Сорина и Трегубца день оказался насыщенным и интересным, то Геннадию Андреевичу он принес осложнения. Прослушав сообщение Павла о происшедшем в сквере у андреевского памятника, он сразу же понял, что спутал его пасьянс следователь по особо важным делам Трегубец. «Больше некому, — сказал себе Геннадий Андреевич. — Что-то мне этот мент стал надоедать. На Полозкова в данном случае надежда не велика: что старик может? Уволить? Как бы не за что: пойди докажи его участие. Постращать, выговор влепить? Да мне это не спасение. Нет, конечно, мне надо подходить кардинально. Жалко, Славочки нет: вот уж кого совесть не мучила. Паша, конечно, мальчик тоже расторопный, но слишком молодой еще. Тут надо что-то хитренькое придумать, чтобы комар носа, так сказать… Впрочем, валить его сразу нет резона. Раз Сорин к нему попал, значит, из цепких ментовских объятий вряд ли скоро вырвется. Мне бы поговорить с этим, как его? — Он покопался в досье, скопированном с личного дела Трегубца, и нашел имя. — Василием Семеновичем. Мне бы с этим Василием Семеновичем потолковать сперва, куда же он этого юношу заныкал. Ох, нервно все это, глупо, а отступаться нельзя».