Литературка Литературная Газета - Литературная Газета 6495 ( № 12 2015)

• Название: Литературная Газета 6495 ( № 12 2015)
• Автор: Литературка Литературная Газета
• Жанр: Публицистика

"Литературная газета" общественно-политический еженедельник Главный редактор "Литературной газеты" Поляков Юрий Михайлович http://www.lgz.ru/

---

Итак, мы вроде бы дружили, и однажды Табаков позвал меня на спектакль по пьесе Александра Вампилова «Провинциальные анекдоты». Может быть, Олег Павлович предполагал уже тогда, что однажды я окажусь в Литинституте? Вампилов, как и многие крупные писатели, был когда-то студентом Лита. Я уже здесь сказал, что и в тяжёлые времена умели играть и жить весело. Хорошо помню (может быть, настоящее «письмо» и состоит из постоянных отвлечений), как однажды, уже много позже триумфального михалковского шествия фильма «Обломов», у меня дома за праздничным столом Олег Павлович показал, каким образом у него, тогда ещё очень стройного, в фильме оказалось такое обширное русское помещичье пузцо. Расстегнул рубашку и надулся. Я ещё подумал: какова диафрагма, как у баса в Большом театре!

Мы спокойно сидели с женой где-то в седьмом или восьмом ряду, похохатывая по ходу действия. В это время Олег Павлович и молодой ещё тогда Леонтьев крутили какую-то изысканную вампиловскую словесную карусель. Леонтьева, несмотря на свою плохую память на лица и имена-отчества, я очень хорошо запомнил: лёгкий, изящный, по­движный. И вдруг Табаков, обращаясь к своему партнёру, весело кричит, меняя, вероятно, имена: «Помню, как мы в Серёжкой Есиным на Камчатке...» Валя вцепилась мне в руку. Как ни в чём ни бывало, Леонтьев тоже что-то сплёл в ответ на непривычную реплику. Какое милое театральное хулиганство! Так я их и запомнил, двоих... Виртуозы. Согласимся, не с каждым зрителем такое случается в театре.

Через много лет я снова увидел Леонтьева, но уже на сцене МХАТа. Как он туда перешёл, это тоже целая история. Для состоявшегося актёра всегда трудно броситься в новое плаванье. Это я пишу, имея в виду обоих – и Табакова, и Леонтьева. Ведь за кормой остаётся наигранный репертуар, положение в труппе, поклонники театра. Это всегда мучительно, и далеко не деньги решают здесь все. Правда, существуют понятия «родительский дом», «ученики». К тому времени, когда Леонтьев оказался во МХАТе, там уже вовсю орудовали его оказавшиеся знаменитыми ученики. То, что Леонтьев профессорствовал в Школе-студии МХАТ (раньше писали – на правах вуза), – это вполне естественно, потому что в школе ректорствовал Табаков, которому очень хорошо известен сценический опыт своего партнёра по сцене, его пунктуальность, порядочность и редкое терпение в работе. Опыт, конечно, опытом, но выясняется, что ещё был и педагогический талант. Две невероятно ярких звезды нынешнего времени Владимир Машков и Евгений Миронов – выпускники Табакова и Леонтьева.

Миронова и Леонтьева я увидел на основной сцене в тогда самой шумной постановке Москвы – Рэй Куни, «Номер 13». Спектакль, на который рвалась Москва, и не только из-за авантюрного сюжета: эта спевшаяся парочка Леонтьев и Миронов творили чудеса актёрской игры, комедийного дара и акробатики. Билеты на спектакль мне тогда, кажется, заказывал Миронов. Мне это было особенно интересно, потому что именно во время последних репетиций «13», чуть ли не во время первых прогонов, буквально в перерыве, в актёрском фойе МХАТа мне пришлось вручать Евгению Миронову премию Гатчинского кинофестиваля «Литература и кино», которую учредил мой товарищ и издатель Сергей Кондратов. Деньги по тем временам были довольно большие. Это тоже целая театральная история, которая характеризует не только Миронова, но, наверное, и его профессора.

Стоя почти за кулисами, я слышал отдельные реплики и вдохновлённое «га-га-га» зала (наверное, костюмеры, рабочие сцены, рабочие цехов, неожиданно собираясь в зале, предрекают успех или неуспех спектакля). Здесь явно был успех, правда, коммерческий и расхожий автор меня смущал...

Наконец, потный и разгорячённый, вылетел Евгений Миронов, а потом торжественно, с улыбкой Кота Матроскина вплыл Олег Павлочич Табаков. По мановению его царственной руки, будто из рукава, появилось шампанское, я вручил деньги, выпили, рядом, кажется, улыбался Леонтьев. Через несколько дней ко мне в институт приехал Миронов. Мы потом покупали телевизоры и видеомагнитофоны для детского дома в Белоруссии – Миронов пожертвовал большую часть свой премии на эти покупки. Отправляли все через посольство. Неужели я всем этим занимался?

На один из первых спектаклей «Последняя жертва» Островского меня пригласил Олег Павлович. Всё было сделано не без помпы. Я тогда сидел, кажется, на седьмом ряду, в проходе, на кресле была табличка «В.И. Немирович-Данченко». Тогда же я обратил внимание, что Табаков играет то, что невероятно трудно вообще-то играть на сцене и что редко у кого получается, – любовь к своей партнёрше. Это была Марина Зудина, Москва ещё не утихла от разговоров о новой женитьбе Табакова. Он был счастлив.

Уже совсем недавно я ещё раз ходил на этот же спектакль. С Олегом Павловичем мы почти ровесники – мне необходимо было увидеть и себя. Вот тогда я рассмотрел, что вопреки легендам, похожим на сплетни, старый актёр ничуть не потерял в силе своего влияния на зал: мне показалось, что игра его стала крупнее и значительнее. Тогда же я рассмотрел и поразительные вензеля, которые в небольшой роли Дергачева, приживалы и компаньона основного героя, выделывает Леонтьев. Как ничтожна и жалка жизнь бедного рядом с богатым! Но я не был бы профессионалом, если бы не разглядел и те уроки по этюду, которые совершенно бесплатно давал Авангард Николаевич Леонтьев в этой роли. У кого там на первом курсе что-то не получалось? Я вот тоже, с детства зная, что хочу стать писателем, долго, уже получив первые премии за журналистику, не понимал, почему же не приходит проза. Здесь не стремление покомиковать и потешить публику, когда Дергачев томительно долго надевает галоши или старательно и дотошно обтряхивает со своей бедняцкой одежды снег. Здесь жизнь, обозначенная великим драматургом и доигранная замечательным актёром. Воистину, нет маленьких ролей...

Но я, кажется, добрался до текущего репертуара.

У Леонтьева, как я считаю, в репертуаре театра две главные роли. Одна – уже безусловно, потому что это Башмачкин в поразительном спектакле «Шинель» на Новой сцене МХАТа, а вторая – актёр Аркашка Счастливцев в «Лесе» всё того же Александра Островского. У нас в литературе два Островских, и оба по-своему велики.

Со мною можно спорить, потому что «Лес» вроде бы не о том – о деградирующем дворянстве, а если подходить к пьесе, так сказать с литературоведческой стороны, то это начало смыслов «Вишнёвого сада». В тайнах пьес иногда лежит и основа актёрских интерпретаций, они часто на уровне интуиции, но чрезвычайно дотошные люди.

Леонтьев выходит здесь на сцену, вооружённый не только текстом Островского, но и всем прошлым актёрским бытом своего героя: старым паричком, набором водевилей и даже (современная придумка, думаю, режиссёра) металлической складной сеткой, в которой хозяйки носят с рынка клубнику и другую ягоду. Сцена и коллизия хорошо известны – «из Костромы в Астрахань» и «из Астрахани в Кострому». Сначала, конечно, текст (и параллельно упоительная в своей изобретательности игра с предметами). Милый, добрый, суетливый, но только вдруг за всей этой комической чепухой, как предчувствие трагедии в музыке, начинают звучать жёсткие и хищные ноты, созвучные и сегодняшнему крутому дню, и растленной атмосфере усадьбы Гурмыжской. Не пара ли он ей в своей циничной правде простака? Вот это, пожалуй, то новое, что принёс Леонтьев в эту бенефисную роль, сыгранную в своё время Щепкиным.

Во всём текущем репертуаре, который играет Леонтьев, пожалуй, не хватает действия самого героя. Он всегда не кремень, а оселок, по которому кто-то непременно бьёт, стремясь высечь искру. И ты попробуй как актёр, вывернись в таких обстоятельствах, наполни образ. Но я уже упомянул великолепный спектакль ранее неизвестного мне режиссёра Антона Коваленко «Шинель» на новой сцене МХАТа. Леонтьев играет Башмачкина. Здесь все хороши, у каждого актёра почти бенефисная роль, каждый играет себя, а Башмачкин порой лишь объект этой игры. Это как брызги в лицо маслом с раскалённой сковородки. Взгляд, поднятые плечи, дрожащая спина. «За что вы обижаете меня?» Слов Гоголь не так много дал своему герою, постоянно рассказывая о его мытарствах, да и зритель всю коллизию знает со школы почти наизусть. Зритель вообще любит героев ярких, подвижных, по возможности молодых. Что ему Башмачкин и протёртое сукно на его шинели? В этих обстоятельствах Леонтьев работает с ювелирной точностью, будто впитывая в себя возникающее сочувствие зала. Эта ломкая под белой рубашкой спина, интонация этой знаменитой фразы: «за что вы обижаете меня?» – разве забудется? А сочувствие к униженному и оскорблённому герою растёт. В конце концов, все мы лишь компьютерщики, продавцы, бухгалтеры, библиотекари и учителя – те же самые писцы, что и Акакий Акакиевич Башмачкин, и обидеть нас, как и героя Леонтьева, может каждый.