Александр Блок - Лирика. Поэмы

• Название: Лирика. Поэмы
• Автор: Александр Блок
• Жанр: Поэзия
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-17-046158-5, 978-5-9713-7569-2, 978-5-9762-4620-1

В сборник вошли стихотворения и поэмы одного из крупнейших поэтов Серебряного века А.Блока.

---

И об игре трагической страстей

Повествовать еще не жившим.

И, вглядываясь в свой ночной кошмар,

Строй находить в нестройном вихре чувства,

Чтобы по бледным заревам искусства

Узнали жизни гибельной пожар!

10 мая 1910

* * *

Я коротаю жизнь мою,

Мою безумную, глухую:

Сегодня – трезво торжествую,

А завтра – плачу и пою.

Но если гибель предстоит?

Но если за моей спиною

Тот – необъятною рукою

Покрывший зеркало – стоит?..

Блеснет в глаза зеркальный свет,

И в ужасе, зажмуря очи,

Я отступлю в ту область ночи,

Откуда возвращенья нет…

27 сентября 1910

* * *

Идут часы, и дни, и годы.

Хочу стряхнуть какой-то сон,

Взглянуть в лицо людей, природы,

Рассеять сумерки времен…

Там кто-то машет, дразнит светом

(Так зимней ночью, на крыльцо

Тень чья-то глянет силуэтом,

И быстро спрячется лицо).

Вот меч. Он – был. Но он – не нужен.

Кто обессилил руку мне? —

Я помню: мелкий ряд жемчужин

Однажды ночью, при луне,

Больная, жалобная стужа,

И моря снеговая гладь…

Из-под ресниц сверкнувший ужас —

Старинный ужас (дай понять)…

Слова? – Их не было. – Что ж было? —

Ни сон, ни явь. Вдали, вдали

Звенело, гасло, уходило

И отделялось от земли…

И умерло. А губы пели.

Прошли часы, или года…

(Лишь телеграфные звенели

На черном небе провода…)

И вдруг (как памятно, знакомо!)

Отчетливо, издалека

Раздался голос: Eccе homo![6]

Меч выпал. Дрогнула рука…

И, перевязан шелком душным

(Чтоб кровь не шла из черных жил),

Я был веселым и послушным,

Обезоруженный – служил.

Но час настал. Припоминая,

Я вспомнил: нет, я не слуга.

Так падай, перевязь цветная!

Хлынь, кровь, и обагри снега!

4 октября 1910

УНИЖЕНИЕ

В черных сучьях дерев обнаженных

Желтый зимний закат за окном.

(К эшафоту на казнь осужденных

Поведут на закате таком).

Красный штоф полинялых диванов,

Пропыленные кисти портьер…

В этой комнате, в звоне стаканов,

Купчик, шулер, студент, офицер…

Этих голых рисунков журнала

Не людская касалась рука…

И рука подлеца нажимала

Эту грязную кнопку звонка…

Чу! По мягким коврам прозвенели

Шпоры, смех, заглушенный дверьми…

Разве дом этот – дом в самом деле?

Разве так суждено меж людьми?

Разве рад я сегодняшней встрече?

Что ты ликом бела, словно плат?

Что в твои обнаженные плечи

Бьет огромный холодный закат?

Только губы с запекшейся кровью

На иконе твоей золотой

(Разве это мы звали любовью?)

Преломились безумной чертой…

В желтом, зимнем, огромном закате

Утонула (так пышно!) кровать…

Еще тесно дышать от объятий,

Но ты свищешь опять и опять…

Он невесел – твой свист замогильный…

Чу! опять – бормотание шпор…

Словно змей, тяжкий, сытый и пыльный,

Шлейф твой с кресел ползет на ковер…

Ты смела! Так еще будь бесстрашней!

Я – не муж, не жених твой, не друг!

Так вонзай же, мой ангел вчерашний,

В сердце – острый французский каблук!

6 декабря 1911

АВИАТОР

Летун отпущен на свободу.

Качнув две лопасти свои,

Как чудище морское в воду,

Скользнул в воздушные струи.

Его винты поют, как струны…

Смотри: недрогнувший пилот

К слепому солнцу над трибуной

Стремит свой винтовой полет…

Уж в вышине недостижимой

Сияет двигателя медь…

Там, еле слышный и незримый,

Пропеллер продолжает петь…

Потом – напрасно ищет око:

На небе не найдешь следа:

В бинокле, вскинутом высоко,

Лишь воздух – ясный, как вода.

А здесь, в колеблющемся зное,

В курящейся над лугом мгле,

Ангары, люди, всё земное —

Как бы придавлено к земле…

Но снова в золотом тумане

Как будто – неземной аккорд…

Он близок, миг рукоплесканий

И жалкий мировой рекорд!

Всё ниже спуск винтообразный,

Всё круче лопастей извив,

И вдруг… нелепый, безобразный

В однообразьи перерыв…

И зверь с умолкшими винтами

Повис пугающим углом…

Ищи отцветшими глазами

Опоры в воздухе… пустом!

Уж поздно: на траве равнины

Крыла измятая дуга…

В сплетеньи проволок машины

Рука – мертвее рычага…

Зачем ты в небе был, отважный,

В свой первый и последний раз?

Чтоб львице светской и продажной

Поднять к тебе фиалки глаз?

Или восторг самозабвенья

Губительный изведал ты,

Безумно возалкал паденья

И сам остановил винты?

Иль отравил твой мозг несчастный

Грядущих войн ужасный вид:

Ночной летун, во мгле ненастной

Земле несущий динамит?

1910 – январь 1912

* * *

Моей матери

Повеселясь на буйном пире,

Вернулся поздно я домой;

Ночь тихо бродит по квартире,

Храня уютный угол мой.

Слились все лица, все обиды

В одно лицо, в одно пятно;

И ветр ночной поет в окно

Напевы сонной панихиды…

Лишь соблазнитель мой не спит;

Он льстиво шепчет: «Вот твой скит.

Забудь о временном, о пошлом

И в песнях свято лги о прошлом».

6 января 1912

ПЛЯСКИ СМЕРТИ

1

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

Но надо, надо в общество втираться,

Скрывая для карьеры лязг костей…

Живые спят. Мертвец встает из гроба,

И в банк идет, и в суд идет, в сенат…

Чем ночь белее, тем чернее злоба,

И перья торжествующе скрипят.

Мертвец весь день трудится над докладом.

Присутствие кончается. И вот —

Нашептывает он, виляя задом,

Сенатору скабрезный анекдот…

Уж вечер. Мелкий дождь зашлепал грязью

Прохожих, и дома, и прочий вздор…

А мертвеца – к другому безобразью

Скрежещущий несет таксомотор.

В зал многолюдный и многоколонный

Спешит мертвец. На нем – изящный фрак.

Его дарят улыбкой благосклонной

Хозяйка – дура и супруг – дурак.

Он изнемог от дня чиновной скуки,

Но лязг костей музыкой заглушон…

Он крепко жмет приятельские руки —

Живым, живым казаться должен он!

Лишь у колонны встретится очами

С подругою – она, как он, мертва.

За их условно-светскими речами

Ты слышишь настоящие слова:

«Усталый друг, мне странно в этом зале.

Усталый друг, могила холодна.

Уж полночь». – «Да, но вы не приглашали

На вальс NN. Она в вас влюблена…»

А там – NN уж ищет взором страстным

Его, его – с волнением в крови…

В ее лице, девически прекрасном,

Бессмысленный восторг живой любви…

Он шепчет ей незначащие речи,

Пленительные для живых слова,

И смотрит он, как розовеют плечи,

Как на плечо склонилась голова…

И острый яд привычно-светской злости

С нездешней злостью расточает он…

«Как он умен! Как он в меня влюблен!»

В ее ушах – нездешний, странный звон:

То кости лязгают о кости.

19 февраля 1912

2

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века —

Всё будет так. Исхода нет.

Умрешь – начнешь опять сначала,

И повторится всё, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

10 октября 1912

3

Пустая улица. Один огонь в окне.

Еврей-аптекарь охает во сне.

А перед шкапом с надписью Venena[7],

Хозяйственно согнув скрипучие колена,

Скелет, до глаз закутанный плащом,

Чего-то ищет, скалясь черным ртом…

Нашел… Но ненароком чем-то звякнул,

И череп повернул… Аптекарь крякнул,

Привстал – и на другой свалился бок…

А гость меж тем – заветный пузырек

Сует из-под плаща двум женщинам безносым

На улице, под фонарем белёсым.

Октябрь 1912

4

Старый, старый сон. Из мрака

Фонари бегут – куда?

Там – лишь черная вода,

Там – забвенье навсегда.

Тень скользит из-за угла,

К ней другая подползла.

Плащ распахнут, грудь бела,

Алый цвет в петлице фрака.

Тень вторая – стройный латник,

Иль невеста от венца?

Шлем и перья. Нет лица.

Неподвижность мертвеца.