Станислав Родионов - Прозрачная женщина (сборник)

• Название: Прозрачная женщина (сборник)
• Автор: Станислав Родионов
• Издательство: ЛИО "Редактор"
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 1992

В новой книге известный ленинградский писатель Станислав Родионов верен жанру остросюжетного психологического детектива. Читатель вновь встречается со следователем Рябининым, известным по другим книгам этого мастера.

 В сборник вошли три повести: «Тихое убийство», «Пурпур Ольхина» и «Совесть».

---

– Бывает.

– Тогда все в норме?

– Смотря что считать нормой, смотря что считать счастьем...

– А вы знаете, что им считать?

– Мне, Нина, положено знать.

– Как следователю?

– Как человеку, прожившему пятьдесят лет.

– Вы, наверное, все знаете.

– Если бы. Проработав день, покончив с дневными заботами, уже ночью, в тишине, знаешь о чем я себя спрашиваю?

– Не упустить бы какого преступника.

– Спрашиваю, что я за день сделал не так. И нахожу, да не одно, и не два...

– Сергей Георгиевич, про меня тоже... ночью спросите?

– Про тебя я уже сейчас спрашиваю. Правильно ли я говорил с человеком, не понимавшим, что такое счастье?

– До вызова к вам вроде бы знала.

– Я бы учредил должность толкователя, что ли. Объяснять людям, что они счастливы, или как быть счастливым.

– Если счастья нет, то не растолкуешь.

– Дай-ка твой шарфик... Так...

– Что вы делаете?

– Завязываю тебе глаза. Как, ничего не видишь?

– Зачем это?

– Посиди так, посиди... Возьми-ка ручку и распишись.

– Не вижу.

– Попиши, посиди... А теперь пройди до двери. Так, смелее...

– Ой, наткнулась.

– Ладно, иди на место. Ну, стул-то не сбивай.

– Господи, прямо по ноге.

– Развязывай. Так, глянь в окно. Солнышко, небо до звезд, окна блестят, люди улыбаются... Хорошо быть зрячим, а?

– К чему это?

– Объясняю, какое счастье быть здоровым. Разумеется, это только намек на состояние слепого: ты же знаешь, что стоит только открыть глаза... А как тебе объяснить твое же собственное счастливейшее состояние молодости, свободы... Ощущение безмерности жизни и времени, которого у тебя впереди лет сорок... А чувство мира, потому что нет войны...

– Умом я все это понимаю.

– Кто такой – несчастный человек, по-твоему?

– У которого неприятности.

– Нет. Несчастный тот, кто не понял чуда своего существования; тот, кто не понял чуда жизни.

– Все общие слова. Вот кто бы взял да и научил быть счастливой...

– Я научу.

– Ну и как?

– Хочешь быть счастливой – будь.

– Шутите.

– Нисколько. Нина, допустим, тебе предложили два варианта: получить готовый дом или возможность его построить. Что бы ты выбрала?

– Я знаю, как надо ответить: мол, начала бы строить... Но я бы взяла готовый.

– Отсюда и все твои беды.

– Любой незакомплексованный не стал бы корчиться.

– Счастье, Нина, это здание, которое надо построить. Из кирпичиков. Несколько кирпичей я уже назвал: здоровье, свобода, молодость, мир... И, конечно, любовь. Ты ведь не только дом не стала бы возводить, ты и любовь-то взяла бы готовенькую.

– Как это готовенькую?

– Сидишь дома, открывается дверь, входит парень – и все. А дальше пошла сплошная элегантность: свечи, шампанское, бананы, водка со змеей, пурпур... И это любовь? Вместе вы ничего не создали и ничего не выстрадали, не передумали и не помечтали... Впрочем, ты даже ничего о нем не знаешь.

– По-вашему, с шалаша начинать?

– Именно.

– Старомодно. Теперь приданое дают, подавиться можно.

– Ну, и счастливы они, с приданым-то? Каждая третья семья распадается.

– У меня и распадаться нечему.

– Если оставила ребенка, то у тебя тоже будет семья.

– Ребенок без отца...

– Ты же говоришь, что любишь Валерия? Тогда жди его, носи передачи, сообщи о ребенке... Это не пурпур, но это и есть любовь.

– Какие же передачи? Он же еще на свободе...

– Поймаем, это дело времени.

– Сколько ему дадут?

– Не знаю, грехов много. Максимальное наказание – пятнадцать лет...

– А простить могут?

– За что простить-то?

– Ребенок будет у него...

– Ребенок будет у тебя. А ты ему кто?

– Сергей Георгиевич, а с заключенными браки разрешают?

– Да, случается.

– Из-за ребенка ему хоть срок скостят?

– Нина, несколько крупных краж, наверное, на сотни тысяч. Ценности неизвестно где. Профессиональный хитрый преступник, намеревается бежать за границу – где повод смягчить наказание?

– Другим-то смягчают. Теперь милосердие.

– Другим есть за что.

– Сергей Георгиевич, а разве бывают такие люди, у которых ничего хорошего нет?

– Что у него хорошее, что?

– Если я назову, то ему зачтется?

– Смягчают вину не хороший характер или любовь, скажем, к детям, а обстоятельства, указанные в законе.

– Какие?

– Вот что смягчит вину, и существенно... Если Куфелкин явится с повинной и вернет украденное.

– Сергей Георгиевич, я что-то хочу вам сказать...

– По-моему, ты все время что-то говоришь.

– Очень серьезное.

– Слушаю.

– Дайте дух перевести...

– Тебе не плохо?

– Да нет, я решиться не могу.

– Я подожду.

13

– Говорите, Валерий рецидивист... Кражи на нем висят. Да и я про него плела без зазрения совести. А вы знаете, что он конфеты любит?

– Какие конфеты?

– Самые простенькие. Например, «Школьницу» за рубль шестьдесят.

– Это ты к чему?

– Не только бананы и шампанское. А знаете, кошек обожает. Как-то принес котенка, у мальчишек отобрал. Только усы да брови торчат, до того маленький, рыженький. Носик красный, ушки розовые и ходить не может, его заносит; есть не умеет, пришлось учить мордой в молоко. Он и сейчас у меня живет.

– Ну и что?

– Однажды были мы в магазине... Валерка увидел, как старушка брала двести граммов колбасы. Да еще просила порезать. Ну кто теперь вареную дешевую колбасу берет по двести граммов? И в килограмме-то мяса не отыщешь. Что сделал Валерка? Она оставила на столе свою торбочку и пошла за свеклой. За одной штучкой, между прочим. Валерка потихоньку ей в торбу палку копченой кооперативной колбасы и запихал.

– Так, интересно.

– Он плакать любит.

– От чего?

– От много чего. В кино может заплакать на индийском фильме. Как-то деда увидал, которому улицу было не перейти, перевел, а глаза, вижу, на мокром месте. Приснится что-нибудь тяжелое, проснется и заплачет. Страшно, когда плачет мужчина.

– Видимо, нервы.

– А однажды сказал, что опостылело ему все, бросить бы и уехать на жительство в деревню.

– Что опостылело?

– Наверное, живопись. Сергей Георгиевич, я, может, и глупая, но сердцу своему верю... Любовь это, не любовь, но душа его ко мне повернута.

– Нина, это и есть то серьезное?

– Валерий не только вор, он и добрый.

– Все, что ты хотела сказать?

– Нет. Сергей Георгиевич, я от вас утаила один факт...

– Какой? Смелее-смелее.

– Сегодня пятница... В воскресенье Валерий ждет меня в Поморске.

– Это он по телефону сказал?

– Да, когда звонил ночью.

– Зачем ждет?

– Об этом разговора не было.

– Где ждет, во сколько?

– Если скажу, то что?

– Как что?.. Сама понимаешь.

– Ага, поедете и арестуете.

– Моя обязанность.

– А я?

– Мы же говорили... Если любишь, то будешь ждать.

– Пятнадцать лет? После того, как я помогла его арестовать? Да он меня проклянет, и правильно сделает.

– Но ведь ты для чего-то мне сообщила о предстоящем свидании?

– Думаете, для того, чтобы ваши сотрудники поехали вместо меня? Нет, Сергей Георгиевич, обижайтесь на меня, арестовывайте, режьте на куски, но я никогда Валерия не выдам. Да меня любой суд оправдает. Еще чего: собственноручно сажать отца будущего ребенка.

– Нина, но у меня есть и другие средства найти Куфелкина в Поморске.

– Без меня никак не найдете. А если будете за мной следить, то я не поеду.

– Как ты узнаешь, будем следить или нет?

– А я с вами договорюсь.

– О чем?

– О том, что я поеду одна в Поморск и привезу Куфелкина.

– Куда привезешь?

– Сюда, к вам.

– Ты, оказывается, умеешь острить.

– Я серьезно. Только вы дадите слово, что за мной следить никто не будет и ничего предпринимать пока не станете.

– Никаких слов давать не намерен.

– Почему?

– Ей-богу, детский сад... Ты же только сейчас говорила, что ловить отца своего ребенка не будешь?

– Разве я ловить поеду? Уговаривать явиться с повинной. Придет сам, добровольно, принесет все иконы и картины, и пурпур Ольхина... Смотришь, скостят срок. Суд не на осуд, а на рассуд.

– Нина, для тридцатилетней женщины это слишком наивно.

– Вы не верите, что так сделаю? Я дам честное слово. А мое слово верное, все в цехе подтвердят. Я могу запутаться, но уж если что знаю твердо, то на том и закаменею.

– Ты хочешь, чтобы надо мной весь город хохотал? Послал девчонку за преступником, который находится во всесоюзном розыске...

– Эх, Сергей Георгиевич, замах у вас верстовой, а шаг метровый.

– В каком смысле?

– Умный вы человек, обо всем судите. Про любовь много хорошего сказали, про смысл жизни, про счастье из кирпичиков... Глаза мне завязывали. Знаете, я вас сравнивала. Инженер знакомый на заводе есть... Примерно ваших лет. Автолюбитель, машину свою имеет. Ни поговорить с ним, ни поспорить. Про запчасти думает да про покрышки. Каждую свободную минутку выскакивает на улицу и эту машину поглаживает. Я сравнивала... Дядя Костя на нашей лестничной площадке живет, тоже ваших лет – в домино играет и телевизор смотрит. Я сравнивала... Ученого знаю, специалист по всем западным литературам, тоже ваших лет. Травы, массажи, сауны, голодания... Одного кефира может с голодухи четыре бутылки выдуть, и говорить, кроме как о своем здоровье, он ни о чем не будет. Сравнивала я, сравнивала, и досравнивалась.