Мария Нуровская - Мой русский любовник

• Название: Мой русский любовник
• Автор: Мария Нуровская
• Издательство: РИПОЛ классик
• Жанр: Современная проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-386-07254-4

Их номера в небольшом парижском отеле случайно оказались рядом. И тогда — волнующим мужским голосом через тонкую стену — он вошел в ее жизнь.

Но зачем ему такая, как она? Зачем ему женщина, на лице которой время уже успело оставить свои следы? Ему — молодому, умному, талантливому, успешному, мужественному, окруженному женской любовью?

И зачем он ей? Этот русский.

Ее русский… любовник.

---

Мария Нуровская Мой русский любовник

Вот только не надо так думать… Что проиграла молодому телу. Что будто бы победили ее упругие груди и плоский живот. Нет-нет, дело не в этом, а в билете с проставленным «строго указанным временем…». Тогда почему сбежала украдкой? Зачем, спрашивается, примчалась сюда, в аэропорт, задолго до своего рейса в Варшаву, который будет только через двенадцать часов? Что мешало сдать чемодан в камеру хранения и погулять еще по городу, как делала каждый раз во время своего пребывания в Париже?.. Пойти в Нотр-Дам и там сводить счеты со своей совестью и докапываться, кто в этой истории проигравшая сторона. Или выбрать для этого скамейку в Люксембургском саду, где в теплый солнечный денек среди роняющих листву осенних деревьев куда приятнее коротать время до вылета. Но я оказалась в аэропорту… возможно, потому, что это место наиболее обезличенное: люди тут похожи один на другого, все они — путешественники с багажом. И мне легко было представить, что я ничем не выделяюсь в толпе, неотличима от других. А вдруг я тут только потому, что ровно год назад как раз здесь впервые по-настоящему разглядела себя…

Орли, шесть утра

Сижу в аэровокзальном кафе и пью кофе. Большинство столиков свободно. Они отсвечивают пустыми столешницами, только в углу заросший щетиной мужчина читает газету. У него восточная внешность. Непохоже, чтобы он кого-то ждал. И я никого не жду. Мое путешествие подходит к концу, остается только сесть в самолет и выйти из него в варшавском аэропорту. Если самолет не опоздает, это случится через четырнадцать часов.

Не зря я боялась этой поездки. Будто предчувствовала, что даже самое незначительное изменение структуры моей прежней жизни может оказаться непредсказуемым по своим последствиям. И все же приняла предложение прочитать курс лекций в Сорбонне. Несмотря на стойкое нежелание покидать Варшаву и страх перед дальним путешествием, я просто не могла ответить отказом. Этот выезд за границу был запланирован давно, он имел большое значение для моей научной карьеры, и я не могла упустить свой шанс.

Однако уже здесь, в парижском аэропорту, меня подстерегали неожиданности. Напротив, в стекле непрерывно крутящихся дверей, я вдруг увидела женщину в плохо сидящем немодном плаще, с волосами, собранными в пучок… Женщина держала в руке чемодан. На какую-то долю секунды показалось, что это чужое отражение, но нет, это была я.

Я никогда не рассматривала себя специально. Уходящие годы моей жизни катились по иным рельсам и иному расписанию, чем у большинства женщин. Я не думала о том, что надо успеть стать женой, матерью. А думала: успею ли вовремя защитить кандидатскую, напишу ли в отведенные сроки докторскую диссертацию?.. По сравнению с этим внешний вид и модные тряпки для меня мало что значили, как и цвет помады, которой я, кстати, не пользовалась.

Осознав наконец, что отражение в стекле имеет самое прямое отношение ко мне, я испытала шок. И пожалела, что, несмотря на уговоры Эвы, моей дочери, не купила никакой обновки перед отъездом. «Студентам до лампочки, как я выгляжу», — мысленно утешила сама себя, садясь в такси. Думала ли я, называя таксисту адрес скромного отеля на левом берегу Сены, что еду навстречу приключению — самому удивительному приключению в моей жизни? Стершиеся узкие ступеньки, потрепанная ковровая дорожка, женщина на ресепшн, словно сошедшая со страниц книг Колетт[1]. Это были признаки новой реальности, в которую мне предстояло попасть. Ключ. Комната. Стены, оклеенные обоями, кровать с высоким изголовьем и спинкой в изножье, накрытая покрывалом. Это были декорации, принадлежащие к другой эпохе, из девятнадцатого века. Будто действие происходило в пансионе для девочек из хороших семей. И в эту сценографию я внесла свою жизнь… Что за абсурд! За стеной какая-то пара яростно скандалила — было слышно всё, чуть ли не до слова, они спорили по-русски. Молодая, судя по голосу, женщина плаксиво причитала, мужской баритон звучал резко и на повышенных тонах.

«Как я это выдержу?» — подумала я, тяжело опускаясь на кровать.

В голове всплыли строчки из стихотворения, которые выбрали себе в качестве девиза средневековые владельцы огромного замка Куси под Парижем:

Пусть не родился я ни королем,
Ни герцогом, ни графом,
Зато владею замком я Куси…

А ведь администрация Сорбонны предлагала мне снять квартиру на этот год, но я ответила, что предпочитаю жить в отеле. Ну и «Je suis le sire de Coucy»[2]. Выбрала отель, потому как одна только мысль о том, что мне придется въехать в чей-то дом, в котором прежде текла чужая семейная жизнь, была мне крайне неприятна. Гостиница — временное пристанище. Таким же временным должно быть мое пребывание в этом городе. Я хотела помнить об этом ежечасно. Поэтому и выбрала отель.

— Мне не нужна самка двадцать четыре часа в сутки! Это ты понимаешь? Самка нужна мне время от времени, и в эти моменты ты должна быть под рукой! Если ты вообразила себе что-то другое, лучше убирайся! Не то останешься здесь навсегда, силуэтом в белой рамке стены… собственноручно размажу по стенке!

— Сашенька, но почему? Зачем ты так? — рыдала подружка рассерженного мужчины.

«Как же хорошо, что у меня все это позади», — подумала я. Мужчины, особенно молодые мужчины, представлялись какой-то неизвестной мне человеческой породой. Когда приходилось с ними сталкиваться, я ощущала инстинктивный страх. Мой зять, смахивающий на индейца, с длинными волосами, завязанными сзади в хвост, глядящий исподлобья, с самого начала вызывал во мне стойкую неприязнь. От нее не удалось избавиться до сих пор, несмотря на то что он успел стать отцом четырех моих внуков. Это меня потрясало больше всего — моя дочь Эва рожала чуть ли не каждый год.

На следующий день рано утром я поехала в университет. Учебный год здесь начинался в конце августа, но мне предстояло встретиться со своими студентами только во второй половине сентября — почти на месяц позже. Это хорошо. При моей болезненной застенчивости очень важно освоиться в новой для меня обстановке, где я теперь буду преподавать. Секретарша показала мне аудиторию — небольшой зальчик, к счастью, очень похожий на те, к которым я привыкла у себя в университете. Еще не было известно, в какой именно из этих аудиторий я буду читать свои лекции, но увиденное принесло определенное облегчение. Обрадовало меня и то, что занятия будут проходить в главном здании, а не где-то в городе — Сорбонна давно вышла за пределы своих старых стен. Лекционные залы, коридоры, потрясающей красоты балюстрады лестниц, атмосфера старинного здания, даже скамьи из потемневшего дерева — все приводило меня в волнение, заставляло трепетать мое сердце. Ведь я должна была стать частью мира, неразрывность и вечность которого можно почувствовать только в таких местах, как это.

Потом, несмотря на то что денек выдался душным и жарким — настоящее летнее пекло, — я решила прогуляться по городу. Брела по набережной Сены, то и дело останавливаясь возле киосков букинистов, рылась в книгах, даже купила парочку. Моя неизлечимая болезнь — приобретение книг, хотя в квартире их уже некуда было ставить. Сколько раз я клятвенно обещала себе разобрать книжные шкафы и выкинуть наименее нужные тома… Но разве можно выбрасывать книги?! Эту квартиру я приобрела, когда узнала, что беременна. Вести кочевую жизнь и ютиться в общежитии стало невозможно. До этого времени земные блага для меня ничего не значили — не все ли равно, где жить и что есть? Лишь бы было место, где можно приклонить голову или сидеть, уткнувшись носом в книжку. После продажи дедушкиного дома в Вильках у меня был достаточный капитал в банке. Я могла бы купить квартиру получше, попросторнее, но мне это просто в голову не пришло. Один из мужчин, с которым меня связывало мимолетное знакомство, как-то в сердцах бросил мне в лицо: «Индифферентная дура!» Наверное, в его словах была доля правды. Я научилась перемещаться с места на место, таская за собой немудреные пожитки. Главным образом книги. Потом осела в не очень удобной квартирке и застряла там на целую вечность. Возможно, потому, что эта квартира была полной противоположностью дому, в котором я провела свое детство.

Гонтовая крыша, белые переплеты окон, застекленная веранда с крылечком. Я жила там с дедом и мамой. Отец, которому угрожала арестом служба безопасности нового режима, спустя несколько месяцев после окончания войны был переправлен на Запад. Он добрался до Лондона и остался там, завел себе семью.

В доме всем распоряжался дед. Он был выдающийся знаток римского права, до тысяча девятьсот тридцать девятого года служивший профессором Ягеллонского университета. После смены режима дедушка отказался сотрудничать с новой властью, несмотря на то что к нему прислали целую делегацию. В университет он больше не вернулся, а занялся выращиванием роз в Вильках, имении своей рано умершей жены. Новая власть конфисковала поместные земли, оставив, правда, прежним владельцам дом и огород с садом.