Дмитрий Бавильский - Невозможность путешествий

• Название: Невозможность путешествий
• Автор: Дмитрий Бавильский
• Жанр: Эссе
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4448-0325-7

Книга Дмитрия Бавильского, посвященная путешествиям, составлена из очерков и повестей, написанных в XXI веке. В первый раздел сборника вошли «подорожные тексты», где на первый взгляд ничего не происходит. Но и Санкт-Петербург, и Тель-Авив, и Алма-Ата, и Бургундия оказываются рамой для проживания как самых счастливых, так и самых рядовых дней одной, отдельно взятой жизни. Второй цикл сборника посвящен поездкам в странный и одновременно обычный уральский город Чердачинск, где автор вырос и из которого когда-то уехал. В третьей части книги Д. Бавильский «вскрывает прием», описывая травелоги разных эпох и традиций (от Н. Карамзина и И.-В. Гете до Э. Гибера и А. Битова), которые большинству людей заменяют посещение экзотических стран и городов. Чтение — это ведь тоже путешествие и подчас серьезное интеллектуальное приключение.

---

Дмитрий Бавильский Невозможность путешествий

© Бавильский Д., 2013

© Оформление. OOO «Новое литературное обозрение», 2013

Города: Благодарности

Всегда, когда приезжаешь на новое место, встречаешься с людьми, у которых останавливаешься, которые берут тебя на постой, на кошт, бескорыстно помогают, показывают, рассказывают, просто ходят с тобой по городу или просто проводят с тобой время.

Мои города — это дорогие и любимые люди, которым хочется отдать должное. Лучшего повода для этого, чем книга, выходящая в серии «Письма русского путешественника», я не вижу.

Когда-то и Москва была чужим городом, куда я приезжал погостить, а на самом деле «воздушка перехватить» (пока не появился интернет), чаще всего останавливаясь у Инны и Саши Шабуровых на Верхней Масловке или в Марьино у Игоря Сида и Ани Бражкиной, что провели у себя дома первый мой московский квартирник, где я читал стихи и списки, чуть позже вошедшие в роман «Едоки картофеля» (одним из них я открываю второй раздел этого сборника).

Слава Курицын жил тогда на «Октябрьском поле», а Илья Алексеев, по прозвищу «Царь», — на «Пражской».

Конечные станции московского метрополитена я закреплял очередными приездами и на «Красногвардейской» у Сережи и Ларисы Шехуриных, которые как родного выхаживали меня после той травмы на «Рижской», когда я пытался спуститься по эскалатору, идущему наверх, но потерял равновесие и упал (Лариса, с меня все еще рыба в маринаде!).

В Питере я дольше всего жил в коммуналке на Рубинштейна (довлатовский дом!), ключи от комнаты в которой мне выдала Юля Рахаева; ожидая финскую визу, жил в странной школьной гостинице на Мойке, 13 (она потом тут же исчезла). Еще пару раз — в отелях и гостиницах разной степени комфортности (об этом лучше всего прочитать в повести «Мученик светотени» из первого раздела).

В Пермь я часто попадал по наводке Марата Гельмана. И там мне всегда действенно и по-настоящему помогала Ира Гулая, Володя и Марина Абашевы. Так же как и Нина Горланова вместе со Славой Букуром, и Наташа Шолохова, у которой я ночевал в свой самый первый свой приезд (где ты теперь, Наташа, ау!), сразу же после выхода сборника «Ангина».

В Свердловске-Екатеринбурге я останавливался у странного поэта Сандры Мокши, который затем пропал без вести, Кости Богомолова и Феди Еремеева, которые живы и здоровы… За постой во время первых «Курицынских чтений» благодарю самого Славу и Вадика Месяца, так как вместе с Курицыным, Д.А. Приговым, Вероникой Хлебниковой, двумя Куликами, Олегом и Андреем, и Людой Бредихиной мы замечательно проводили время в гостинице Академии наук.

В Волгограде мне хочется вспомнить Анну Степнову.

В Алма-Ате — ныне покойную Ольгу Маркову и ныне, надеюсь, здравствующую Зацарину (про нее есть немного в повести «Невозможность путешествий»).

Во Фрунзе (ныне Бишкеке) и Кара-Балте — своего однополчанина Витю Киприянова и его родителей; в Одессе, Кишиневе и Чадыр-Лунге — своего старшину Толика Терзи и всех его многочисленных родственников, а так же безвестного водителя последнего троллейбуса, который гнал по ночному городу так, что опаздывая на самолет, я так и не опоздал.

В Тарту мне поселиться в общежитии филфака на улице Пяльсона помогала Ыйя («цветок», если в переводе с эстонского) Рихардовна Авамери (переводится как «морская»). Возились с нами там прекрасные тартуские студентки Лена Глухова и Грета Тальвет. В Тарту нас, студентов-второкурсников, на встречу с Лотманом привезла лучшая преподавательница Челябинского государственного университета Нина Михайловна Ворошнина. (С Лотманом встретились, поговорили. Потом еще. И еще. На всю оставшуюся.)

В Эстонию мы ехали через Питер, где в квартире со странными потолками на Невском остановились у художницы Людмилы Петровны Лютиковой, Милки, как ее по сей день называет Ворошнина.

Там, на Невском, в странной квартире с непонятными потолками у меня вдруг пошла носом кровь, которую невозможно было остановить несколько часов. Никогда со мной такого не случалось. Чуть на поезд не опоздали — если описать, грустная комедия выйдет.

И про Тарту в стиле фильма «Прогулка» напишу, и про отцепленный вагон, в который мы ломились с перрона, чтобы успеть. А у Нины Михайловны еще и картины в руках, она же всегда с любимыми холстами путешествует, как некоторые иностранки с собаками или с любимыми подушками. А еще она тогда Лотману статуэтку Дон Кихота везла. Из каслинского литья. И такое ощущение, что не одну. А у меня кровь во всю из носа хлещет. Байронически так…

В Париже мне всегда больше всего помогал мой дорогой друг Андрюша Лебедев: оставлял ключи от своей квартиры на улице Брюн, гостеприимно встречал в Бургундии или приглашал к себе в Клиши, где еще до недавнего времени они жили вместе с Ваниной Жильбертовной, пока не переехали, нарожав детей, за город. Теперь у них есть свой дом.

Иногда он сдавал меня на хранение великому фотографу Володе Сычеву, и поныне живущему, если я ничего не перепутал, на улице Черных монахов.

Больше всего, надо сказать, мне везло с помощниками (переводчиками, «хозяевами» и просто хорошими людьми) именно во Франции, куда хотелось (из-за этого?) возвращаться вновь и вновь.

Говоря о Бордо, вспоминаю писательницу Элю Войцеховскую и профессора математики местного университета Юру Билу, очень много сделавших для того, чтобы я полюбил Аквитанию как родную. Именно им мир обязан романом Андрея Тургенева «Месяц Аркашон», а я, помимо всего иного, сентиментальными поездками в Аркашон и к Монтеню.

Я скучаю по Бриджит Брюнет и ее мужу Бернару, подаривших мне окрестности и красоту Ди, стоящем на реке Дром; по Даниель Дюррель, поддержавшую меня в Ди и в Гренобле, и Мишель в Валенсе, по Флоранс Делапорт и Франсуазе из Лиона и Сент-Этьена.

В Живерни, в сад Моне и к его последнему приюту, и в Овер-сюр-Уаз, в последний приют Тео и Ван Гогов, в Райомо к Ларошфуко меня возила Вероника Пат (за рулем был ее муж Ив). Вероника идеально перевела для издания в «Галлимаре» мою книгу «Едоки картофеля». Мы долго ворожили над тем, как более аутентично передать смысл топонима «Чердачинск» и мне нравится вариант, который она предложила и который в обратном переводе звучит как «Брик-о-брачинск» (смыслы этого названия, надеюсь, раскрываются во втором разделе этого сборника).

Я благодарен Марине из Амстердама за ночь в Хельсинки.

За Кельн благодарю Лешу Парщикова, за Франкфурт — Семена Мирского и Галю Дурстхофф, за Берлин — Китупа.

За Вену — Сашу Шаталова и коллекционера Броше.

За Барселону — Машу Оганесян, ее подругу Олю, ее студента Жоана и ее великую маму, грандиозную Веру Михайловну. Галеристку Лену и литературного агента Юлю, профессора русской литературы Рикардо, а также ныне покойного Николоса.

За Копенгаген и Данию — Таню Дербеневу из «Русского центра» и Дину Яфасову, Дининого папу Шамиля и ее мужа Карима, с которым мы ездили к Ларисе Солодченко в Эльсинор. Медсестру Лизу и радиожурналиста Йона, взявших меня на постой в дом у каналов, Машу Нютофт, которая провела меня по тайным тропам Христиании.

И, конечно, Андрея Назарова с его литературным семинаром.

За Израиль — Тиграна и Лену Ханбегян и их деток, Полиночку и Данельку, Иру Врубель и Мишу Гробмана, Виктора Давидовича Новичкова, Владимира Романовича Перштейна, моего дорогого и первого экскурсовода по Иерусалиму Гену Франковича и второго экскурсовода по святым местам — Ольгу Новичкову. И дорогого друга Даню Баранова.

За Украину — Юру Безбородова, с которым у меня теперь ассоциируется Киев, своего однополчанина Антона Кафтанова и его жену Юлю, олицетворяющих для меня Харьков; Борю Бергера и его друга, фотографа Илью, показавших мне Львов таким, как бы сам я его никогда не увидел. Александра Погорельского и Колю Спайдера — за Шаргород, тульчинского краеведа Славу с непроизносимой староцерковной фамилией за то, что приютил и помог отыскать могилы бабушек.

Хочу также, пользуясь случаем, передать приветы моим попутчикам в разные стороны и страны — Макаровой, Надежде Петровне, Айвару, Мухе, Тане, Женьке, Марине, Вадимусу, Славке, Глебушке, Зое, Сергею Павловичу, Владимиру Георгиевичу, Сергею и Оле, тогда его жене; Лене, Полине, Ильдару Фаридовичу, Могутову, Ольге, сестре Ленке.

I. Праздные люди

Надобно признаться, для праздного человека нет лучше жизни, как жизнь туриста: занятий тьма, все надобно видеть, всюду успеть — подумаешь, что дело делаешь: бездна забот, бездна хлопот…

А. Герцен. Из «Писем из Франции и Италии»

Мученик светотени

Л.У.

Как светотени мученик Рембрандт,
Я глубоко ушел в немеющее время…

Осип Мандельштам. 1937

Из Московского вокзала, почти ничем не отличимого от Ленинградского, сразу же ныряю в метро (а вот подземка отличается, причем сильно). Никаких тебе классических красот северной столицы, следующая остановка — «Парк победы», там мне и обитать сегодня-завтра.