Евгений Белаш - Война за империю

• Название: Война за империю
• Автор: Евгений Белаш
• Издательство: СИ
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2015

Наступает неспокойный, грозный 1943 год. Английскому империализму и пролетарскому интернационализму тесно на одной планете. Поэтому вновь закручивается гигантская пружина заговоров, провокаций и подготовки к новым сражениям. Сильные люди разных стран готовятся сойтись в жестокой битве за Британский Остров. В этой схватке нет места компромиссам. И в ней будет только один победитель.

---

Черчилль сделал паузу, ровно настолько, чтобы вновь налить коньяк, на сей раз только себе, и совершенно микроскопическую дозу.

— Итак, Ваше величество, вы пришли, чтобы дать мне пинка. Не нужно сложных и долгих обоснований, скажите просто — 'Черчилль, уходите!'.

Они не заметили, как стемнело. Густая сумеречная тень тяжело накрыла кабинет и двоих людей.

Черчилль опустил руку под столешницу, щелкнул спрятанным переключателем, неяркий свет настольной лампы осветил кабинет и внимательно — сосредоточенное лицо Элизабет.

— Уходите, Уинстон.

Это оказалось совсем легко. Даже легче чем во время тренировки. Всего два слова. и после того как они были сказаны. Элизабет охватила легкая эйфория. Вот и все.

Черчилль все с той же улыбкой качнул головой и слегка развел руками.

— Просто, не так ли? Королева дает отставку негодному министру.

Что‑то здесь было не так. Слишком легко он принял ее слова, слишком спокойно продолжал беседу. Какие у вас козыри, Сэр Уинстон Леонард Спенсер Черчилль?..

— Вы уйдете по собственной воле?

— Нет.

Премьер изменился. Мгновенно, практически без перехода, так капля ртути меняет положение, плавно и в то же время непостижимо быстро. Он сел очень прямо, небрежно положив руки на подлокотники. Улыбка пропала. Теперь на нее немигающим взглядом смотрел не радушный хозяин, принимающий дорогого гостя, а прямой и жесткий политик. И, не давая ей времени опомниться, он заговорил. Быстро, но без торопливости, четко и жестко, практически без интонаций.

— Вы дотошно спланировали сегодняшний разговор, точнее, свое представление о нем. Вы объясняете свои мотивы, ясно, но кратко и предлагаете мне уйти в отставку добровольно. Взамен — почести. Умеренно, но достойно. Возможно, какой‑нибудь малозначимый пост, для утешения моего самолюбия и коротания старости. Верно?

— Отставка, без всяких утешительных призов. Вы недостойны их.

Будь он лет на двадцать моложе, наверное, поперхнулся бы, ее ответ последовал без паузы, почти так же хладнокровно. Маскируя удивление и тень растерянности, он вновь отпил из стакана, про себя прославляя это великое изобретение человечества. Что бы мы делали без волшебной возможности выиграть секунду — другую под предлогом глотка доброго алкоголя? Мгновенная растерянность сгинула, так же как и появилась, он снова был готов к борьбе.

— Пожалуй, хорошо, что сейчас не времена старого доброго золотого века. Полагаю, тогда я удостоился бы не отставки, но квалифицированной казни. Впрочем, пусть прошлое не заслоняет заботы дня сегодняшнего… Итак, я должен уйти в отставку. Низвергнуться, так сказать, во тьму и скрежет зубовный. Я отказываюсь. Подготовились ли вы к такому обороту? Заручились ли советом доброжелателей?

— Разумеется, сэр Уинстон. И не одним. В случае вашего сопротивления правительственный кризис неизбежен, но я полагаю, мы его преодолеем. Во благо страны и мира.

— Вы готовы прямо выступить против меня и всех моих сторонников? — взгляд Черчилля стал пронзительным. — Моя репутация сильно пошатнулась, но я могу поднять многих и многих. Бороться со мной — тяжкий труд даже сейчас.

— Да. Этого требует долг правителя… и моя совесть.

— Надеюсь, что это именно так… — Черчилль успокаивающе поднял ладонь, упреждая возмущенное движение Элизабет. — Позвольте мне подумать пару минут, прежде чем я отвечу вам.

Чуть прикрыв глаза, премьер откинулся на спинку кресла, сжав подлокотники. Там, где другой не увидел бы ничего кроме нескольких напыщенных фраз, он прозревал сущность и душу человека… А ведь юной королеве не занимать силы и величия. Как жаль, что это выяснилось только сейчас… Хотя бы четырьмя годами раньше. Но кто мог предполагать, что юное дитя рождено для трона? Кто вообще теперь ожидает от королей силы и решимости?.. Впрочем, тогда она была совсем девочкой, а скорбь о несбывшемся — удел слабых и неудачников.

Но как же все удачно получается. Самое удачное из возможных развитие разговора, и практически без усилий с его стороны.

Однако, радоваться рано, теперь самое сложное.

— Ваше величество, я предлагаю вам сделку, — сказал он.

Она вежливо приподняла бровь. Элизабет была королевой и дочерью короля, а это обязывает. Гордость и сознание собственной значимости были у нее в крови.

— Вы полагаете, что торговля с сюзереном в данном случае уместна?

— Назовем это дружеской любезностью. Вы согласитесь выслушать меня. Быть может, мои слова покажутся вам достойными самых тщательных раздумий… По крайней мере, я надеюсь на это.

— Если нет? — быстро спросила она, пожалуй, чересчур быстро.

— Я приму ваше предложение. Отставка. Без сопротивления, — просто ответил он.

Все же она была очень молода и очень неопытна. Премьер читал по ее лицу как открытой книге. Готовность к борьбе, решимость, шок, удивление, облегчение… И вновь легкое сожаление укололо его — если бы Георг умер пораньше, если бы ее нрав и потенциал проявились не сейчас…

— Я не верю вам, — наконец сказала она. — Не верю, — добавила решительно.

— Но говорите. Я выслушаю все сказанное вами, хотя сомневаюсь, что эта речь поможет вам.

— Независимо от последствий, я полагаю, что вы извлечете несомненную пользу из моей… речи.

Черчилль удобнее устроился в кресле. Ему было легко и спокойно, насколько может быть спокойно человеку, балансирующему на краю позорного окончания карьеры. Первую половину сражения он выиграл. Придя, чтобы без лишних разговоров ввергнуть державу в смуту она внимательно слушает его. Теперь предстояло самое сложное. Найти те единственные слова, которые будут правильными и понятными. Черчилль устроился удобнее, глубоко вздохнул и заговорил.

— Ваше величество, я действительно бросил империю в горнило войны. Более того, я намерен сделать это снова.

Некрасивая судорога перекосила мраморное лицо Элизабет, на мгновение Черчиллю показалось, что сейчас она запустит в него стаканом. Но мгновение спустя она вновь смотрела на премьера с тем же непроницаемо — спокойным выражением.

— Мои уважаемые оппоненты обвиняют меня в том, что я приношу страну в жертву своим амбициям и воинствующему антикоммунизму. В какой то мере они правы, внешняя сторона выглядит именно так. Однако, они катастрофически ошибаются в объяснении причин. Я не утоляю застарелую ненависть. Хотя, справедливости ради замечу, что не много найдется сущностей, которые я ненавижу более, нежели коммунизм. И не ищу лавров на старости лет, поскольку, без ложной скромности признаю, я и так совершил достаточно, чтобы войти в историю. Истина проще. Она всегда проста…

Премьер чуть склонился вперед, провел рукой под столешницей. Вероятно, там была ниша или полочка, так он достал тонкую стопку одинаковых бледно — красных папок связанных тонким шпагатиком. Черчилль не спеша, развязал простой узелок и с видом доброго дедушки дарящего подарок внучке подвинул к Элизабет.

— Взгляните, ваше величество. Здесь причина всех моих действий за последние пять лет. Но сумеете ли вы увидеть ее?

— Вы подвергаете меня экзамену, сэр Уинстон? — морозно — стеклянно спросила королева. Черчилль понял, что она близка к тому, чтобы встать и уйти, на сей раз уже без всяких колебаний. Это был момент истины. Его он, премьер, боялся и ожидал последние недели. Сейчас он выиграет свой самый главный бой или бесповоротно проиграет разговор, бой и страну.

— Да.

Она молчала. Секунда. Другая. Четыре мгновения, четыре удара сердца, столько он положил на паузу. Начинать ранее — значило показать торопливость и уничтожить весь эффект. Позже — биться в каменную стену. Четыре секунды, пока она ошеломлена и разъярена, но еще не замкнулась в непробиваемую оборону уязвленной гордости.

Три.

Четыре.

Он опередил ее на четверть мгновения, на крошечное движение мускулов незаметное взгляду. Она уже начала поднимать голову, ее губы слегка приоткрылись, сейчас с них сорвутся слова, после которых отступления не будет…

Хлопок, сбивший ее движение, отвлекший внимание, прозвучал почти неслышимо. Черчилль слегка пристукнул ладонью по подлокотнику кресла. Элизабет осеклась. И тогда заговорил он. Сбросив маску невозмутимости и уверенности, заговорил горячо и страстно.

— Да, Элизабет, тысячу раз да! Я экзаменую вас и у меня есть на это все права. Это право политика, который сражался за интересы и благополучие нашей страны за десятилетия до вашего рождения! Это право человека, который плечом к плечу со многими иными ковал мощь империи, чтобы передать ее вам, Королеве нашей великой державы, дабы вы распорядились ей должным образом! Это право человека, который годами собирал по крупицам наследство и теперь вправе проверить, в достойные ли руки перейдет дело всей его жизни. Вы желаете моей отставки? Вы считаете мою политику и мою жизнь ошибкой? Но если вы действительно Королева, а не временщик, не марионетка, ведомая ниточками дворцовых интриганов, мало просто придти и сказать 'Черчилль, вы не справились!'. Это удел толпы, черни, необразованной и неразумной. Вы — королева Великобритании, ваш удел и ваш долг — мерить людей и их деяния совершенно иной меркой нежели 'плохо' или 'хорошо'. Откройте эти документы, прочтите их. И расскажите мне, что вы видите в них. Покажите, что вы достойны того, чтобы сказать мне: 'уйди!'.