Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

• Название: Улыбка и слезы Палечка
• Автор: Франтишек Кубка
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Удивительные приключения рыцаря Палечка в Чехии, Германии и Италии от рождения в день битвы при Домажлицах до поступления на службу к славной памяти государю Иржику из Подебрад (XV век).

---

Пока епископ, его причт и жених готовились к свадьбе в замке, — внизу, в деревне, во всех корчмах монастырских и мирских было тоже весело. Начинялись колбасы, приготовлялось пирожное, вертелись на вертеле поросята, фаршировались миндалем индейки и до золотой корочки поджаривались на огне фазаны; играли скрипачи, бряцали струнами лютнисты, певцы пели свадебные песни, веселые и похабные. Фокусники показывали в трактирах свое искусство, предсказатели вещали по-вавилонски, по-ассирийски и по-магометански о будущем, астрологи пророчествовали по звездам, щлюхи валялись с батраками во рвах.

А невеста, которую служанки приходского священника только что вымыли, стояла на коленях перед распятием и молилась о том, чтобы пречистая заступница, матерь божия, скорее, теперь же, этой же ночью послала ей смерть.

На другой день — это было воскресенье — страшный жених, приехавший из замка в золоченой карете, повез невесту в церковь. Процессия была небольшая, но в ней находилось много знатных и благородных гостей, много священников и монахинь. Епископ ждал свадебного поезда в церкви, со своим причтом и приходским священником, который так хорошо воспитал девушку, что она могла стать невестой рыцаря.

Большие толпы народа сошлись смотреть на процессию. Но и тут никто не пожалел невесту, а некоторые женщины даже завидовали ее красоте и будущей богатой, беспечной жизни в замке.

Когда процессия приближалась к церковным дверям и чудовище хотело взять Марию за руку, чтоб вести ее в великолепном подвенечном наряде к алтарю, где уже запели певчие, перед дверями появился конный рыцарь с сарацинским мечом на боку. Он был без шляпы, но в роскошном одеянии. Рыцарь вырвал свой кривой меч из ножен и глазами, в которых была необычайная сила, приказал всей толпе сейчас же, не сходя с места, встать на колени.

Многие тотчас встали, но некоторые, в частности, многие священники, не подчинились. Наш рыцарь в роскошном кафтане и с мечом в руке особенно пристально на них посмотрел. И они, почувствовав озноб в затылке и слабость в ногах, тоже опустились на колени. А жених давно уже сделал это и глядел на рыцаря, выпучив глаза.

Рыцарь произнес по-латыни:

— Помолимся…

Все повторили:

— Помолимся…

Рыцарь громко воскликнул, подняв глаза к небу:

— Отче наш!

Толпа вслед за ним, громко и тоже возведя глаза к небу, повторила:

— Отче наш!

В это мгновение конь рыцаря, сделав несколько шагов вперед, очутился возле коленопреклоненной бледной невесты. Рыцарь наклонился, взял ее одной рукой под руку, поднял к себе и положил ее на луку седла, так что голова у нее свесилась по одну сторону коня, а ноги по другую. Потом выпрямился и отсалютовал толпе мечом.

— И оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим! — прогремел он еще более мощным голосом.

Толпа повторила эти слова, колотя себя в грудь.

Тут рыцарь повернул коня и пустился на рысях из деревни — по направлению к городу Сен-Николя-дю-Пор, где купил для своей шестнадцатилетней спутницы ослика.

Так покинул Ян Палечек Францию, переправившись через Рейн в сопровождении прекрасной голубоглазой и светловолосой девушки.

XXIV

Рыцарь Ян Палечек въехал в Прагу верхом на коне, а девица Мария из деревни Святая Женевьева — на ослике. Была поздняя осень 1465 года. Так долго оставался Ян на чужбине. Поэтому ему очень хотелось поскорей узнать, что делается в его любимом городе.

Прага была хмура и озабоченна. На улицах мало народу, на базарах женщины клянут дороговизну. В лавках купцы сидели, дожидаясь покупателей, которые не приходили. Со стен домов сыпалась обветшалая штукатурка, украшения с фронтонов были сбиты. Из церквей доносилось пение молящихся, прибегавших в новой тревоге своей к помощи божьей.

Перед университетом, куда Ян решил направиться прежде всего, толпились студенты, беседуя, и оттуда, с сосредоточенным видом, быстро выходили магистры. Оказалось, что Ян Рокицана, проклятый папой архиепископ чашников, произнес сегодня речь, в которой потребовал отстранения всех магистров-однопричастников и обрушился на короля за то, что тот не заботится об университете.

Архиепископ был очень сердит на короля и уже давно с кафедры Тынского храма резко порицал его бездействие и нерешительность. В группах студентов часто упоминалось имя Иржика. Некоторые возмущались тем, что он сажает в тюрьму последователей Петра Хельчицкого[207] и брата Ржегоржа[208], настоящих апостольских христиан, называющих друг друга братьями и сестрами.

Король говорит о двойном народе… Какое там! У нас в Чехии и Моравии теперь уже третий народ, и король играет престранную роль. На него нападают богачи-однопричастники, и он от них обороняется, но держится с ними любезно, дружески. Подобои на него не нападают, и он к ним благоволит, но прикидывается строгим, хоть и отечески. Однако есть еще бедный братский люд, та подлинная, а ни в коем случае не Зеленогорская община, — Община святых и чтителей правды божьей. Этих король жестоко, беспощадно преследует. Для того чтоб католики не обвиняли его в покровительстве еретикам и чтоб от него не отшатнулись подобои… А так не нужно делать, пан Иржик! От этих членов братства ему как королю правда, нет большой корысти, так как они не прикасаются к оружию и не признают светской власти. Но ему не следует брать грех на душу, когда приближается настоящая междоусобица и столкновение с другими государствами.

— Король стар и болен, — говорил молодой магистр студентам. — В такое тяжелое время нельзя слушать человека, который не воюет, а ведет переговоры. На Тынском храме сияет святая чаша, которую туда совершенно правильно велел вознести магистр Рокицана. Это значит, что ради этой чаши мы должны жить и умереть, а не беседовать почтительно с легатами римского епископа. Если же мы буллой папы — купца венецианского — приравнены к морским разбойникам, лихоимцам, злодеям, ворам, — что ж, давайте оправдаем это. А главное — держать оружие наточенным!

В окне Каролинского студенческого общежития Палечек увидал картину с изображением голых женщин, висящих, как груши, на дереве зла. А под деревом был изображен, в окружении своих прелатов, папа Павел II. Растянув плащи, они ловили падающих женщин в объятья.

Будто бы таких картин много выставлено по всей Праге и на всех них папа изображен как покровитель греха: так сказал Яну студент на его вопрос, что эта картина обозначает. От того же студента Ян узнал, что для защиты земских свобод от посягательств короля создана конфедерация панов-однопричастников и что вследствие этого в Праге снова дороговизна. Народ прячет деньги, а купцы — товары, крестьяне не везут в город продовольствия. Уж несколько лет, как пахнет войной, и потому никто не чинит крыш и фронтонов своих домов. Только во время мора так же мало думали о том, в каком виде улицы. Где там! Всюду стоял такой страшный смрад, что, кажется, вот-вот дурно станет… Где время короля-мальчишки? Вот когда Иржик был велик и славен! Он тогда правителем страны был! А коронование не пошло ему на пользу, — вздохнул студент и нехотя потащился к воротам университета, в котором шло собрание магистров. Имматрикуляция в этом году запоздала, и они не могли досчитаться своих учеников…

Палечек и Мария вошли в королевский дом у кремля. Был уже вечер, и на галереях горели желтые огни светильников. Ян передал девушку фрейлинам королевы, сказав, что король с королевой решат, какую службу придется нести юной чужестранке.

Потом он поднялся на второй этаж. Никто его не останавливал.

«Король в безопасности, коли не окружает себя караулом», — подумал Палечек.

Паж, узнав рыцаря, вскрикнул от радости.

Ян попросил его, чтоб тот ввел его к королю.

— Король у своей супруги, — сказал паж.

— Веди! — сказал Палечек.

Король жил на южной, сухой стороне.

— Он нездоров? — спросил Палечек.

— Об этом нельзя говорить, — шепнул паж, приложив кончик пальца к губам.

Ян вошел в залу. Королевы там не было. Перед королем стояла чаша вина, но он к ней не притрагивался. Он сидел в большом кресле, тучный, с опухшим лицом, с огромными синими подглазинами. Под ноги его была подложена подушка. Они отекли до колен. Бархатные штаны на коленях, распухших, бесформенных, чуть не лопались.

Палечек пошел, приблизился к королю, преклонил перед ним колени. Король поглядел на своего шута отсутствующим взглядом; но по изменившемуся лицу его пробежала улыбка или скорей — мучительная гримаса.

— Ты опять здесь, сын мой? Как я рад! — промолвил он, стараясь придать своему голосу веселый оттенок.

Палечек взял его руку и стал ее целовать. Рука тоже была бесформенная.

— Вернулся, сын мой! Что же сказала графиня Магдалена?