Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

• Название: Улыбка и слезы Палечка
• Автор: Франтишек Кубка
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Удивительные приключения рыцаря Палечка в Чехии, Германии и Италии от рождения в день битвы при Домажлицах до поступления на службу к славной памяти государю Иржику из Подебрад (XV век).

---

Король закрыл заседание, произнеся в заключение несколько примирительных слов, но не забыл упомянуть о том, что выступление прокурора-перебежчика Фантина не останется безнаказанным и что сам он, король, пойдет и дальше по намеченному пути. Союзников на этом пути он найдет достаточно. Но дома будет сохранен мир!

Перед королевским домом, куда Иржи отправился после этого заседания сейма, стояли толпы народа, разговаривая и споря. Имя Фантина переходило из уст в уста, и с ним также имя католического правителя канцелярии Гилария Литомержицкого, у которого Фантин поселился.

— В тюрьму, в тюрьму его! — слышалось со всех сторон, и каждому было понятно, что речь идет о папском легате.

Гордый и преданный королю народ не мог стерпеть, что кто-то здесь, в Праге, бесцеремонно развалясь, приказывает избранному королю от имени того, который вот уже второе полстолетие не внушает здесь никому ни малейшего страха и не наводит никакого ужаса. Если б эти люди — мужчины и женщины — не любили Иржика и не боялись поступать против его желания, они сейчас же отправились бы прямо через мост и в гору, к шуту к этому — к Гиларию, — выкинули бы его из окна вместе с Фантином И что было бы? Новые крестоносцы? Мы бы их выгнали из страны, как постоянно выгоняли прежде! Папские буллы? Мы их сожгли бы, как они сожгли у нас магистра Яна и Иеронима[189]. А пан Иржик сел бы на крепкую кобылу, взял бы в руки вместо скипетра палицу и — гей! — пошла бы опять славная скачка, руки так и чешутся!

В толпе стоял Матей Брадырж, одетый королевским слугой, с латинским «G», вышитым шелком на рубахе, и смеялся во весь рот, так что кончик языка высовывался у него из щели на месте двух недостающих зубов.

— Насчет тюрьмы, это вам сам господь бог внушил, со всеми святыми своими… Плохо бы я знал государя своего Иржика и плохо отстаивал бы с паном Палечком интересы его, когда ездил в Рим с посольством… Но кабы вы знали, как я тогда в этой самой Италии по родине стосковался. В мои годы бардак не приманка, а другого ничего там нету… А нас боятся. И правильно делают. В голове у короля у нашего больше мозгу, чем у целого собрания прелатов! Выдумали, папа, мол, король королей. Будто мы этого пятьдесят лет назад не слыхали. А я опять скажу: король — это вроде судей израилевых. Народом выбран, господом богом утвержден. Государю Иржику шлемом бы воинским короноваться, не знал бы он всех этих забот. Всем мил не будешь, а держись своего. Вот как, по-моему. Нынче вот стал его величество своего держаться! Закричал, ровно тяжелые орудия грохочут, а гаубицы им подтягивают! Оробел Фантинус. Теперь посадят его, чтобы знал, как надо с избранным королем чешских чашников разговаривать.

Так говорил Матей Брадырж в ту минуту, когда подъехал король. Мужчины поснимали шапки, женщины встали на колени. Король улыбнулся, махнул правой рукой. Он был в хорошем настроении.

Был в хорошем настроении. Но знал, что кончился отрадный мир, что отдыха не будет, может быть, до могилы.

XVIII

Матей Брадырж стоял с самым свирепым видом в воротах подебрадского замка. Он был облечен великой властью. По просьбе рыцаря Яна Палечка его приняли в королевскую стражу, и каждый раз, как король ехал с Яном, их сопровождал Матей. От такого величия он вырос на целую голову, распрямил спину, обрил физиономию до невиданной гладкости и красоты.

На втором этаже, возле часовни в комнате, где Иржик родился, сидел король — с паном Марини и Яном Палечком. Они только что отобедали, и у короля развязался язык. Вино было ароматное, крепкое и после лабской рыбы, которую ели за обедом, ласкало душу. Исполнилось желание Матея Брадыржа. За несколько дней перед тем королевский тайный совет выслушал объяснения дерзкого посла Фантина де Валле; присутствовали, помимо пана Костки и панов-чашников, также пан Зденек из Штернберка, толстый епископ Йошт и брат королевы Лев из Рожмиталя[190].

Посольство представило сведения о разговорах и действиях королевского прокурора Фантина, ни в какой мере не соответствовавших обязанностям человека, состоящего у короля на жалованье. Перед прибытием посольства и во все время его пребывания в Риме он подкапывался, как крот, под упорно закладываемые устои согласия между королем и папой; вместо того чтобы быть правозаступником короля, стал его тайным и явным обвинителем. Доказательством этого являются два письма, которые прислал королю Иржику Антуан Марини, а также свидетельские показания пана Костки и магистра Коранды.

Это предательское поведение королевского служащего нельзя было оставить безнаказанным. Король дал ему возможность оправдаться. Однако Фантинус, искавший легкой славы мученика, заявил, что действительно был на службе у короля Иржи, но что совесть не позволила ему смотреть на уловки короля, с помощью которых король старался выиграть время, чтобы найти союзников в своей неправой борьбе против папского престола и снова воспрепятствовать возвращению королевства в лоно святой церкви: Этим и вызваны действия, которые ему, Фантину, теперь вменяют.

Далматинец смело, вызывающе глядел в глаза королю. Иржику кровь ударила в голову. Где-то в мозгу его послышались слова, сказанные королевой: «Бей, рази!»

И когда прокурор-изменник кинул ему в лицо обвинение в ереси, коварстве и клятвопреступлении, Иржик обнажил меч. Но пан Лев из Рожмиталя успел схватить его за руку. Фантин не двинулся. Взыскуемый мученический венец был так близок…

Король отвернулся с отвращением и вложил меч обратно в ножны.

И приказал бросить этого человека в тюрьму.

Стража отвела Фантина де Валле в подвал староместской ратуши. Заседание тайного совета покинул и Прокоп из Рабштейна, которого король лишил своего благоволения из-за чрезмерной близости, которую тот поддерживал с прокурором-изменником в Риме.

Давно не была Иржикова Прага так счастлива, как в тот день. Наконец папские легаты получат по заслугам.

Об этом толковали группами на улицах, в корчмах, на перевернутых лодках возле Влтавы. В корчмах до поздней ночи пели, люди вспоминали старые песенки Гусовой поры, а пан Гилариус заперся у себя в доме, завалив изнутри главные ворота и вход на лестницу бревенчатыми надолбами. И приказал своим дьяконам достать оружие из подвала.

Что же удивительного, если Матей Брадырж почувствовал такой прилив сил и так похорошел. Король тоже испытывал удовлетворение, а пан Марини был сама учтивость. Он давно говорил! И вот оправдалось!

Теперь он сидел тут после обеда, за столом против короля, и развивал перед ним на чешском языке хитроумный план действий, который верно и безошибочно приведет Иржика к победе, а власть папы — к падению.

— Святой отец Пий Второй ошибается, если думает, что ему удастся восстановить власть папы в мирских делах, — говорил рыцарь из Гренобля, подкрепляя свои рассуждения изящными движениями маленьких рук. — Прошли времена великого единства, когда папа властвовал над душами и телами, имея в качестве наместника на земле императора. Мощь папы сокрушена, власть императора теперь — пустое слово. Немалая заслуга в этом принадлежит чешскому народу, который в боях отстоял свое право свободного и независимого решения в вопросах веры. Но и там, где в борьбе за духовные ценности и толкование Священного писания кровь пока не проливалась — в Италии, во Франции, всюду, где правят люди сильные и мудрые, — растет стремление уничтожить последние остатки папского господства. Император, теперешний император не очень любит папу, и у него довольно своих забот. Нельзя назвать его сильным человеком. Но есть французский король, человек исключительного государственного ума, который играет папой, как кошка мышкой. Дело в том, что и папу и короля интересует отнюдь не прагматическая санкция, а Неаполь. Есть Венецианская республика, есть так называемые тираны итальянских городов, сами сделавшие себя государями над подданными и правящие без папского благословения… Вспомните о великом Сфорце! А я еще не назвал таких славных правителей, как король венгерский и кастильский[191] и твои друзья в Германской империи — Бранденбург, Бавария и Саксония![192]

Папа поставил себе целью жизни снова вознести церковь на вершину светского могущества, став императором и духовным владыкой всего мира. Потому он с такой злобой топчет всякое новшество в области веры, какими являются французские или чешские вероисповедные отступления и обрядовые особенности. Потому и кричит, и бранится, и проклинает, и анафематствует, и вызывает для разбирательства перед престол свой христианских королей! Но его соблазняет и другая слава. Он хочет стать избавителем всего мира от турецкой опасности. И вот это то как раз — слабое место в его наступательных замыслах. Без тебя, король, без венецианского дожа, без короля венгерского и кастильского он турка не одолеет. Сомневаюсь, чтобы ему вдруг удалось при помощи одного красноречия заставить нового Атиллу остановиться перед воротами Рима…