Франтишек Кубка - Улыбка и слезы Палечка

• Название: Улыбка и слезы Палечка
• Автор: Франтишек Кубка
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1963

Удивительные приключения рыцаря Палечка в Чехии, Германии и Италии от рождения в день битвы при Домажлицах до поступления на службу к славной памяти государю Иржику из Подебрад (XV век).

---

— Государь, — сказал Ян, — вопрос о том, во что ты веришь или не веришь, для Рима не имеет большого значения. Я видел итальянские города, которыми управляют не люди, а кровожадные хищные звери в человеческом образе. И папу это нимало не беспокоит. В Италии вера пропала даже на папском престоле. Это понял еще наш магистр Ян, которому из-за этого пришлось умереть на костре. Ты интересуешь папу, как король страны, где папское слово потеряло свои вес, а в то же время — все в порядке. Папа глядит с ужасом на твою страну, где ты правишь двойным народом и где нет никакого вреда ни одному народу, ни другому. Папа считает себя королем королей. И не хочет терпеть, чтобы рядом с ним жил и правил король, который правит по-своему. Папа представляет себе, что весь мир — под властью бога, осуществляемой через его посредничество. А твоя страна — под властью народа и не нуждается в посредниках. Вот в чем твое разногласие с папой! При этом, брат король, ты гораздо лучший христианин, чем святой отец. Но оба вы — властители. Ты — король чехов, а он считает себя королем всего света. Он заблуждается, а ты правильно мыслишь. В этом ваше различие, и из-за этого между вами будет бой! От тебя зависит, как повести этот бой, сколько иметь союзников и удастся ли тебе убедить мир, что ты думаешь о всем христианстве, хочешь защитить христианство от турок, в то время как папа упорно противодействует тебе, поступающему как христианин, согласно правде и компактатам, заключенным с той самой римской и апостольской церковью, чьей видимой главой является папа… Если ты будешь стоять на почве закона, брат-король, и не станешь верить в силу любви и преданности моего друга Матея Брадыржа, о котором я тебе много раз говорил, тогда старайся иметь под своим началом в этой борьбе как можно более сильное войско. Но сильней всего будешь ты, если обопрешься на тех, кто стоит и готов пасть за тебя. Хорошо иметь союзников, но самый лучший союзник — собственный меч. Меч, которым управляет разум, подобный твоему… Но поверь, государь, до твоей веры и твоего спасения папе дела нет! Будь хоть воплощением антихриста, но слушайся его — и он тебя благословит. Будь святым, но не слушайся — будешь велелепно, красноречиво, торжественно проклят в великую пятницу при молчанье колоколов!

— Близится бой, брат Ян! Но пока между военачальниками идут переговоры. Ты поедешь в Рим и расскажешь мне, что увидишь своими удивительными глазами, из которых один — цвета преисподней, а в другом отразились небеса.

Король поскакал. Когда они, приблизившись к долине речки Ботича, остановились на мгновенье, любуясь заиндевевшими ветвями деревьев, прямо-таки сверкающими в свете восходящей луны, Ян подъехал к королю и попросил его:

— Позволь мне взять с собой моего друга Матея. Хоть он стар, но рука у него еще легкая. Он будет стричь и брить посольство и слушать, что говорит итальянский народ в корчмах, куда послы не попадут…

— Поезжайте оба, — с улыбкой ответил король. — Может быть, королевская казна возьмет и твоего Матея на иждивенье.

Король и его шут въехали в город и на Кралов двор, где в тот вечер не было гостей к ужину. Король выглядел помолодевшим на десять лет…

X

Портные в Краловом дворе сшили Матею Брадыржу новые штаны, кафтан, шубу и все необходимое для зимнего путешествия, — так же как и всему составу посольства. Он спрятал под седло оловянную тарелку, мыло и бритву с полотенцами, чтоб быть готовым оказать услугу панам и магистрам на каждой остановке долгого пути. Ян приказал ему по возможности меньше говорить, а главное — в присутствии третьих лиц взвешивать выражения и в особенности показывать всем, что владеет итальянским языком не хуже хозяина.

— Мы съездим в Падую, — сказал ему Ян.

— И увидим его милость Микулаша Мальваза?

— Да, Матей!

И оба радовались, как малые ребята в приходский праздник на ярмарке.

Тронулись суровой зимой, 14 января 1462 года, причем путь их шел теперь на венский Нейштадт и Грац в Штирии. На дорогах было много снега, но горные перевалы были удивительно удобны, и вообще настроение у всех едущих в повозках и верхом было веселое, полное надежд.

В графстве Горицком склоны гор над долинами и возле рек уже покрылись весенней зеленью. Матей нарвал Яну первых фиалок, и оба чувствовали себя, как много лет тому назад, когда пугали епископов и чаровали на площади перед сбежавшейся толпой, боявшейся красивого еретика и его косматого слуги. Проохали мимо Венеции, лишь издалека увидев море — в виде бледно-голубой стены, возвышающейся на горизонте от земли к небесам… Доехали до Вероны, где пришлось ковать лошадей, чинить ободья у повозок и где, конечно, магистр Врбенский, особенно интересующийся историей, захотел осмотреть древний римский цирк.

Палечек обратился к главе посольства, канцлеру Прокопу из Рабштейна, который чувствовал себя на итальянской почве как дома, усердно посещая храмы и каноников, из которых многие были когда-то его однокашниками, с просьбой разрешить ему съездить вместе с Матеем на два дня в Падую, где у него, Палечка, есть друзья. Перед отъездом Матей исполнил свою обязанность, к полному удовольствию однопричастных панов и подобойных магистров, оставив их в Вероне в самом привлекательном виде, какого только мог добиться с помощью бритвы и ножниц.

Они поехали вдвоем по городам и деревушкам долины реки По, любуясь оливковыми рощами, подымаясь к городкам на вершинах, осматривая их смешные укрепления, большие церкви и белые колокольни.

Потом увидели Евганейские холмы, сияющие весенней зеленью виноградников. Дорога слепила блеском желтого песка. И опять навстречу им шла молодая женщина с кувшином воды из колодца. Она держала сосуд на голове, и обнаженные руки ее, воздетые в легком изгибе, были так прекрасны, что Палечек готов был сойти с коня и поцеловать их в тех местах, где они маленькой мягкой волной сливались с нежной ямкой над выступающими под белоснежной рубашкой грудями. Женщина шла гордо, как королева. Она улыбнулась всадникам.

Тут Матей Брадырж нарушил свое обещание — помянул черта. Но весьма изысканно.

— Клянусь Велесом, я эту женщину где-то видел… Того, что у нее так выпирает спереди, вовек не забудешь!

— Милый брат, — ответил Палечек, — я тоже видел ее… Но это не она. Это — женщина Евганейских холмов. Это гений здешних мест, говоря языком гуманистов.

— Вы изысканно выражаетесь, сударь, а я скажу попросту: девка что надо!

Некоторое время он смотрел ей вслед, потом махнул рукой… И они продолжали свой путь в Падую.

Утро было такое, что кажется, ты заново родился.

Каноник Мальвецци принял гостей в своем прежнем обиталище. Господину канонику прибавилось лет, а обиталищу — книг. Он задрожал от радости и долго не выпускал Яна из своих объятий, прежде чем спросил его, зачем тот приехал в их края и надолго ли. А когда Ян сказал ему, что только на один день, так как едет с чешским посольством в Рим, к папе, старичок заплакал и обещал, что не отпустит ни Яна, ни Матея, пускай за ними приедет хоть целый отряд гуситского войска.

И он тут же приказал накрывать на стол, и было вино, и пошла беседа, и расспросы, и ответы. Каноник поблагодарил за письма, а Палечек — за милые воспоминания. Потом Никколо стал спрашивать о короле Джорджо, называя все время Палечка «Пульчетто мио», причем объявил, что теперь никто уже не посадит его в тюрьму, так как здесь больше нет безумных чернецов, оттого что папа — человек чрезвычайно образованный и хотя мягкого характера, но не любит оголтелых монахов, так же как не любят их присутствующие здесь Джанино Пульчетто с верным Матеем.

Матею этот разговор был не особенно интересен, так что он попросил разрешения посмотреть рынок и заглянуть в одну корчму, где бывает отличное белое вино… Отец Никколо и Ян остались одни, и Никколо повел речь о новых книгах и новых поэтах, сообщил, что в Падуе нашелся мудрый толкователь чародейной Дантовой поэмы «Ад», и что там упомянуты даже чешские князья[162], и что в Падую и Болонью приезжает теперь много молодых чехов учиться, но что королю Джорджо не надо бы их пускать, так как они занимаются только тем, что разводят всякие сплетни о своем короле и подлизываются к его врагам. А врагов этих здесь немало, так как папа заставляет проповедовать против Иржика с церковных кафедр, и народ убежден, что близятся новые войны и новые гуситские ужасы, подобные тем, о которых столько рассказывают деды на основании того, что сами видели, когда бежали из Чехии, будучи крестоносцами.

— Дивлюсь я, как это вы хоть для заграницы не выступаете единым народом. Мы у себя дома тоже ссоримся — каждая деревня со всеми остальными, но коли придем на чужбину, так говорим одним языком и все — одного племени.

Палечек покачал головой и ничего не ответил.