Галина Талина - Наместники и наместничества в конце XVI – начале XVIII века

• Название: Наместники и наместничества в конце XVI – начале XVIII века
• Автор: Галина Талина
• Жанр: История
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7042-2305-4

Книга посвящена исследованию системы наместнических титулов, сложившейся в России в тот период, когда должность наместника как представителя власти великого князя на местах была упразднена и наместничество приобрело принципиально новое значение. В работе показана связь системы наместнических титулов с иными, подобными ей системами, регулировавшими социально-служебное положение представителей высшего российского общества (с чинами, должностями, местническим статусом и пр.) Автор анализирует правила функционирования титульно-наместнической системы в периоды господства местничества и в эпоху становления служебных принципов абсолютистского государства.

---

Цари Алексей Михайлович и Федор Алексеевич, рассматривая Думу как учреждение подконтрольное монаршей власти, вовсе не собирались ее упразднять. Вопрос стоял о ее реформировании. Необходимость реформ определялась значимостью для государства и разнообразием функционала Думы. Боярская дума участвовала не только в законодательной деятельности, но и в решении важнейших государственных вопросов внутренней и внешней политики, таких, как объявление войны, заключение мира, сбор чрезвычайных налогов. Дума выступала также и в роли распорядительного и контрольного учреждения. Боярская дума являлась высшей после царя судебной и апелляционной инстанцией. В качестве апелляционной инстанции суд царя и Думы выступал по отношению к приказам[9].

Структура Думы предполагала, что председательствующим на ее заседаниях выступал монарх. Если по каким-либо причинам он не мог выполнить эту функцию, он давал поручение председательствовать одному из знатных бояр. Нередко заседания Думы открывались царским выступлением. В нем объяснялась суть проблемы, выносимой в Думу; звучало царское видение решения вопроса; содержалось приглашение к членам Думы «помысля, к тому делу дать способ»[10]. Одним из свидетельств активизации работы царя Алексея Михайловича с Думой служит практика составления государем конспектов речей «О чем говорить боярам»[11].

Качественной работе Думы во второй половине XVII в. мешали ее многочисленность, невозможность участия всех членов этого учреждения в его работе, зачаточный характер специализации государственных служащих (особенно высшего звена). Работу в Думе приходилось совмещать с выполнением обязанностей военных и гражданских воевод, послов, начальников (судей) приказов.

Роль начальников приказов в Думе все более усиливалась. Процесс усиления роли думных чинов в приказном управлении оценивался по-разному. В нем видели, в одном случае, ущемление роли Думы как государственного органа[12], ослабление Боярской думы за счет ее бюрократизации и превращение из органа боярской аристократии в орган приказной бюрократии[13]; в другом – формирование круга лиц (руководителей приказов) в качестве основной силы, вместе с царем вырабатывавшей практические решения и основы государственной политики[14], процесс централизации управления[15].

Если обязанности приказного судьи не мешали участию в заседаниях Думы (приказы находились в Москве), то назначение воеводой или послом означало, что думный чин, пребывая вне столицы, не может принимать участия в работе Боярской думы. Государство нуждалось в более мобильной структуре и искало способы ее создания.

К концу правления Алексея Михайловича распространилась практика перенесения заседания Думы из столицы в подмосковные резиденции по месту пребывания царя. Поскольку право на участие в «царском походе» (любом царском выезде из Москвы) имели только те, чьи фамилии перечислялись в специальном царском указе, то количество думцев, участвовавших в выездном заседании, могло сводиться к десятку бояр и окольничих и двум-трем дьякам[16].

Тот факт, что Боярская дума численностью почти в сто человек не устраивала монархов второй половина XVII в., подтверждает и активное использование вместо Боярской Ближней думы. Ближняя дума, появившись в XVI в., получила официальный статус только при царе Алексее Михайловиче, когда в нее стали жаловать, так же, как и в Боярскую думу, на основании царского указа. Функции Боярской и Ближней дум, круг вопросов, которые могли решать два эти органа, практически совпадали. По своему желанию монарх либо вследствие секретности вопроса, либо при попытке отстранить Боярскую думу от решения определенной проблемы мог вместо Боярской думы собрать Ближнюю.

При царе Федоре Алексеевиче была создана Расправная палата. Главной функцией этого органа стала судебная деятельность. Палата по этому направлению практически становилась новой инстанцией между приказами и Боярской думой. Только после предварительного обсуждения и решения в Расправной палате проблемы, поставленные приказами и иными государственными учреждениями, выносились на рассмотрение Боярской думы.

Ближняя дума, Расправная палата, походные заседания сокращенной по численности Боярской думы в условиях развития абсолютизма в Европе и России все же оставались полумерами. Необходимо было решить вопрос о функционале центрального учреждения. Функционал Боярской думы был слишком размытым, фактически она вместе с царем отвечала за все.

Параллельно с развитием государства развивалось и общество. Хотя русское общество конца XVI – начала XVIII вв. было сословным, традиционная европейская схема сословий (первое – дворянство, второе – духовенство и т. д.) для России применима формально, но не выдерживает попыток нюансировки. Русское дворянство становится единым первым сословием только в XVIII в., для XVI–XVII столетий характерно говорить о боярско-княжеской аристократии и дворянстве как двух социальных группах, имеющих разные интересы, права, привилегии, обязанности и пр.

Деление высшего общества на аристократию и дворянство также весьма условно. Эта условность проистекает, в первую очередь, от того, что принадлежность к какой-либо социальной группе выражается в осознании своего единства со всеми ее членами («я обладаю теми же правами и обязанностями, что и равные мне по положению», «мне положено то, что они имеют, так как я – их часть» и т. д.). Однако представители русского высшего общества скорее были склонны находить отличия в своем социальном статусе и аналогичных показателях близких по положению фамилий, нежели осознавать единство с ними. Причина такой разверстки крылась в многовековом существовании местничества.

Местничество – институт, окончательно закрепившийся в XVI столетии и прекративший свое существование в царствование Федора Алексеевича в начале 80-х гг. XVII в. Это система, при которой служба конкретного лица напрямую зависела от служебного положения всего его рода и его личных служебных заслуг. При господстве местничества каждое лицо, вовлеченное в данную систему, обладало тем или иным местническим статусом, но он выражался при помощи таких категорий служебного функционирования, как должности, чины, наместнические титулы.

Документы местнической эпохи, даже не касающиеся местнических споров, при упоминании того или иного должностного лица, перечисляют все показатели его социально-служебного положения. Например, составитель Соборного уложения Н. И. Одоевский 9 марта 1678 г., будучи членом Ответной палаты, осуществлявшей переговоры с польскими послами во главе с князем М. Черторыйским, являлся ближним боярином, князем, наместником Новгородским[17]. Одна из самых ярких политических фигур царствования Алексея Михайловича Ю. А. Долгорукий в 1673–1674 гг., входя в Ответную палату, ведшую переговоры со шведскими послами во главе с Г. Оксенстерном, являлся ближним боярином, князем, наместником Тверским[18]. Из всего перечисленного не подчинялись диктату местничества только княжеские титулы, передававшиеся по наследству.

Местничество, став основой основ всей системы государственной службы, частично самоограничивалось правилами своего функционирования. Формально к сфере, в которой регулятором служебных отношений выступало местничество, относились совместные службы, то есть такие службы, при которых двое или более лиц вступали в отношения «начальник – подчиненный». Когда такие отношения благодаря произведенному служебному назначению возникали, то в силу вступало правило: если когда-то один служилый человек был подчинен другому служилому человеку, то их дети, племянники, внуки и прочие должны были находиться на службе в таком же соотношении.

Принять служебное назначение, не согласующееся с данным правилом, означало создать плохой прецедент для всего своего рода, нанести «поруху» чести рода. Службы, при назначении на которые действовали местнические правила, считались «службами с местами». Со времени Ивана Грозного затевать местнические счеты имели право только «родословные люди», чьи роды в середине XVI в. были внесены в официальный справочник «Государев родословец». Служба считалось службой с местами, если назначение на нее было записано в разрядные книги, которые с середины XVI столетия велись в Разрядном приказе. Службы, не занесенные в разряд, местническими не считались, были гораздо менее почетными, но и споров и местнических счетов при их исполнении не возникало.

Как только давался царский указ о назначении на службы (должности), то все назначенные принимались анализировать послужные списки своих сослуживцев и их предков. Главная цель состояла в том, чтобы подтвердить для себя, что твой начальник в местнической иерархии выше тебя, что тебя под его началом служить «мочно». Если же возникали сомнения, то лицо, недовольное служебным назначением, подавало царю челобитную «в отечестве». В этой челобитной излагались доводы в пользу того, что челобитчику служить под началом определенного в царском указе человека «невместно». Хотя служебные назначения проводила царская власть, челобитчики «в отечестве» формально выступали не против царя, а против сослуживца, заявляя, что служба в его подчинении позорит их самих и их род. Неисполнение «невместной» службы позором не считалось. Лишиться должности по местническим соображениям не составляло проблемы для того, кто эту должность терял. Вероятность подачи челобитной «в отечестве» была тем выше, чем ближе было социально-служебное положение и местнический статус сослуживцев. На человека, бывшего «много честнее» того или иного должностного лица, челом, как правило, не били. Такое дело было заведомо проигрышным.