Карина Шаинян - Отдай моих тигров!

• Название: Отдай моих тигров!
• Автор: Карина Шаинян
• Жанр: Короткие истории
• Год: 2009

«На улице Блюхера жили тигры. Они скрывались в лабиринтах сараев и старых двухэтажных домов, от которых пахло прелым деревом и канализацией. Бродили среди сугробов и натеков льда; фонари тускло светились оранжевым, и в их лучах всегда метался снег. Там, на самой короткой и страшной дороге от библиотеки до дома, жили они – и зимними вечерами появлялись из своих убежищ, гибкие и опасные, и перед ними по пустынной улице волнами катился ужас…»

---

Карина Шаинян Отдай моих тигров!

На улице Блюхера жили тигры. Они скрывались в лабиринтах сараев и старых двухэтажных домов, от которых пахло прелым деревом и канализацией. Бродили среди сугробов и натеков льда; фонари тускло светились оранжевым, и в их лучах всегда метался снег. Там, на самой короткой и страшной дороге от библиотеки до дома, жили они – и зимними вечерами появлялись из своих убежищ, гибкие и опасные, и перед ними по пустынной улице волнами катился ужас.

Ходить вечером по улице Блюхера категорически запрещалось. Поэтому Катя возвращалась только по ней.

Она шла скользящей походкой; ранец с книжками ненадежно прикрывал спину, в коленях стыла ватная пустота, и часто-часто билось сердце. Если ставить ногу по-особому, снег не заскрипит под валенком, и тигры не услышат. Иногда впереди сквозь пургу мелькала тень, и Катя замирала в обморочном страхе, но порыв ветра утихал, тень превращалась в дворнягу или ворону, и Катя шла дальше, пружиня и стараясь не оставлять следов.

Кабинет Главного Библиотекаря – в дальнем тупике, затерян в шелестящей полутьме, замаскирован изгибами проходов между стеллажами. Катя всегда выходила на него неожиданно, заплутав между полками и лесенками, заблудившись в нагромождениях старой бумаги. Комната всегда была заперта, и замочная скважина под медной ручкой походила на золотистый глаз. Иногда Катя бросала листать книги и подкрадывалась к двери. Из щели над полом лился жаркий свет, пахло сухой травой и кофе. Говорили, Библиотекарь слеп, носит за пазухой кинжал и не боится времени. Говорили, что когда-то в его кабинете безумолчно стрекотала пишущая машинка, но уже много лет там царит тишина. Это было неправдой: порой до Кати доносились голоса, быстрые и горячие речи и обрывки танго; но чаще было слышно, как вздыхает и жалуется на незнакомых языках Библиотекарь. Временами бормотание становилось разборчивее, скрипели половицы под тяжелыми шагами, и Катя опрометью бросалась туда, где с холодным весельем мигали лампы дневного света, а полки пестрели обложками детских книжек. Она отбирала стопку и робко подходила к столу, уставленному ящичками с карточками абонементов.

– Ты опять взяла «Маугли», – укоризненно улыбалась ей женщина, вечно закутанная в пуховый платок. Катя молча кивала в ответ. Маугли – ее талисман, лучший друг и защитник. С ним не так страшно было идти домой.

Катя совала книжки в ранец, за спиной хлопала тяжелая и толстая, обитая дерматином дверь. С воем набрасывался буран. Катя прикрывала лицо шарфом и ныряла в переулок, ведущий на улицу Блюхера.

Буйствовал снежный январь, катилась по городу эпидемия гриппа, и Катя то пряталась с головой под одеяло, то отбрасывала его, отбиваясь от температурных теней. Приходила мама, приносила стакан воды с лимоном. Подкладывала на батарею новую ватку, пропитанную пихтовым маслом, ставила градусник и грустно качала головой. Ночник отбрасывал теплый свет, медленно шевелились розы, оплетающие шпалеры, на обоях, и стена Катиной комнаты превращалась в фасад двухэтажки на улице Блюхера: штукатурка обвалилась, обнажив деревянную решетку и куски пакли, хлопает под ветром жесть на козырьке подъезда. Квадрат света превращался в окно, и сквозь щель в шторах Катя видела развешанные на светлых обоях детские рисунки: солнце, траву и тигров. Она замирала, и между спиной и ранцем протискивался холод. К окну подбегал смуглый мальчик с тетрадью в руке и прижимал к стеклу первую страницу. «Царь леса», – читала Катя. Мальчик вдруг начинал трясти кулаком, из его глаз катились злые слезы, и окно гасло. Розы превращались в деревья, и только вдалеке светился фонарь. Катя бежала к нему, но тело не слушалось, а потом становилось понятно, что это не фонарь, это огонь костра в ночном лесу… нет, это тигр, похожий на пламя. Он надвигался на Катю, от него несло дымом, силой и почему-то псиной, когти походили на ножи, а в рычании слышался гитарный звон. Лес заливало солнцем, становилось жарко, и тропинка превращалась в улицу. Пахло кровью, пролитой на горячий асфальт, кофе, потом. Двери сараев распахивались, выворачивая нутро темных кабачков – там пили вино, тянули из серебряных трубочек горький мате и танцевали танго. Черноволосые парни выходили на улицу плечом к плечу, и у каждого за пазухой ждал нож. Здесь не было места ни страху, ни холоду. Катя благосклонно улыбалась и расправляла плечи, обмахиваясь веером. Прекрасная северянка с улицы Серрано, тайная причина многих и многих дуэлей, лучшая танцовщица окраин, она привыкла к блеску злой стали и жару в крови. Подкатывала повозка, запряженная храпящими тонконогими конями, лихие гаучо увозили сеньориту Катерину в пампу, где текли воды рыже-свинцовой реки, и оставляли наедине с солнцем и травой.

Катя стояла на берегу, и к ней сплошным потоком шли тигры. Они сливались в еще одну реку, черно-рыжую, и были они прекрасны, и шли к ней в объятия, и Катя любила их, а они – ее; тигры падали в реку, и Катя падала в реку, но одно было неизменно: к ней бесконечным потоком шли тигры. Где-то на другом краю света плакал смуглый мальчик, похожий на слепого старика, и просил их вернуться. Но лишь бесформенные уродцы, лишенные страсти и силы, едва стоящие на ногах, похожие на чучела тени с холодной и темной улицы Блюхера оборачивались на его зов, и Катя заливалась счастливым смехом: их ли она боялась потревожить скрипом снега под ногой?

Приходила мама, подбирала презрительно отброшенного «Маугли», осторожно касалась горячего лба, и в уголках ее губ появлялись морщинки. Но постепенно Катя выздоравливала, жар спадал, глуше звучали гитары, и огненные полосы на тигриных шкурах выцветали – царственные звери все больше походили на нелепо огромных и головастых палевых собак. В глубине души Катя чувствовала, что теперь все тигры – лишь внутри нее, и немного стыдилась, что не оставила ни одного для пампы: без них бесконечные травяные просторы казались безжизненными. Над улицей Серрано нависала печаль, и под ее туманным пологом Катю настиг последний кошмар.

Сеньорита Катерина, прогуливаясь с соседскими девушками, встретила слепого старика. В его глазах застыли тысячи потерянных миров и непридуманных книг, пиджак лоснился на локтях, вытертых о сотни столов и кафедр. «Вот ученый человек, который доживает в бедности, – сказала Катерине одна из подруг, – вся слава досталась другому с тем же именем». Она подала ему монетку, но старик не взял денег. Он обратил невидящие глаза на Катерину.

«Это чужой сон, – сказал он и слепо зашарил руками. – Отдай моих тигров и уходи». – Когтистые пальцы впились в рукав платья. Катя испуганно вскрикнула и бросилась прочь из сна. «Отдай моих тигров!» – кричал вслед слепец, но Катя уже проснулась, чувствуя, как тесно в ее душе громадным полосатым зверям.

– Далеко не убираю, – с улыбкой сказала женщина в пуховом платке, откладывая «Маугли» в сторонку.

– Я больше не буду его брать, – сердито ответила Катя, – надоело. Поищу что-нибудь новое.

Плутать среди сумрачных стеллажей не пришлось – первый же поворот вывел к кабинету Библиотекаря. Из-под двери по-прежнему бил свет, но Кате показалось, что его золото потускнело. Она прислушалась: в комнате стояла мертвая тишина, и было слышно, как бесконечно далеко, за лабиринтом из тысяч полок с книгами, покашливает женщина в платке. Катя почувствовала внимательный и укоризненный взгляд, проникший через толстые резные доски двери, и гордо вскинула голову: сеньорите Катерине не к лицу жаться на пороге. Она толкнула протяжно заскрипевшую створку и вошла, насмешливо кривя губы.

Пахло кожей, пылью и кофе. Солнечный свет пробивался сквозь щели в плотных шторах, ложился широкими полосами на стол черного дерева, заваленного картами, старинными книгами с медными застежками и оборванными на середине строчки рукописями. Библиотекарь неподвижно сидел в тяжелом кресле: морщинистое лицо обращено к стоящим на каминной полке песочным часам, рука сжимает чашку, исходящую густым ароматным паром. Скрежет двери стих, и Кате стало слышно, как шуршит песок, пересыпаясь в нижнюю воронку, – звук сливался с тихим, шелестящим дыханием Библиотекаря.

– Это не твой сон, – сказал наконец он.

Катя молча кивнула. Дрогнули солнечные лучи, и по комнате потек тигр. Литые мышцы перекатывались под блестящей шкурой, и глаза горели вечным пламенем. Тигр покосился на Катю – она снова кивнула, – прислонился огромной лобастой головой к пергаментной щеке Библиотекаря и тихо, нежно заурчал. Упала последняя песчинка в часах, и Катя вышла в холодный лабиринт стеллажей. Постояла, прислушиваясь. За дверью часто и сухо трещало, и Катя не сразу поняла, что это стучат клавиши пишущей машинки.

Тонкая книжица в рыжей, истертой до ворсистости обложке упала с полки и раскрылась посередине. Катя прочитала последнюю строчку. Опасливо оглянувшись, сунула книгу за пазуху. Прокралась в раздевалку, накинула пальто и, не застегиваясь, выскочила из библиотеки.