Захария Станку - Босой

• Название: Босой
• Автор: Захария Станку
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1977

В произведении воссоздается драматический период в жизни Румынии, начиная с крестьянских восстаний 1907 года, жестоко подавляемых властями, и до вступления Румынии в первую мировую войну (1916) на стороне Антанты. Нищета, голод, болезни, невежество и жестокость царят в деревне. На фоне этой картины, выписанной Станку с суровым реализмом, рассказывается о судьбе главного героя романа Дарие, мальчика из бедной крестьянской семьи.

---

– Хорошо, Кэрэбаш, не хочешь учиться, и не надо. О чем тут говорить, раз голова тебе ни к чему? Зато другим учиться надо, чтобы ради куска хлеба на тебя спину не гнули, когда ты отцовское наследство получишь.

Учитель поглядывает на нас. Смотрит и на меня, хоть и видит как в тумане.

– А ты любишь учиться, Дарие?

– Люблю, господин учитель…

Любит ученье и Туртурикэ, и Йепуре Марин, который хочет уехать в город и обучиться хорошему ремеслу, нравится учиться и вон той девочке с косичками и с густыми бровями – она пишет лучше нас всех и может в уме решить любой пример; в журнале она значится под именем Лазэр Филофтейя…

– А я хочу стать врачом и лечить людей от болезней, – говорит Филофтейя. – Я хотела бы… но для этого мне пришлось бы поступить в городскую школу. А это невозможно. Отцу не на что меня послать…

Их дом прилепился к береговому склону, который чуть пониже железной дороги. Своей островерхой крышей дом очень напоминает скворечник. У Филофтейи восемь братьев и сестер. И мать у нее молодая. Так что детей в семье еще прибавится.

– А я хотел бы научиться строить мосты, – хвастается Давид Бочу, который что угодно может посчитать в уме.

Йепуре Марин смотрит на ребят с жалостью.

– Болтаете все без толку. Не знаете будто, что за школу надо деньги платить? Какой дурак даст вам столько денег, чтоб хватило и за койку уплатить, и за одежку, и за книги? Я вот в мастерские пойду. Буду механиком. Железо обрабатывать, с машинами возиться. У всех механизмов на свете каждый винтик изучу… Я уже с паровозным механиком на станции договорился…

Зипун на Йепуре пестрит заплатами. Нос посинел, из него течет. Он вытирает капли рукавом зипуна. Глядя на него, трем свои носы и мы.

– Тихо!.. – кричит учитель. – Сегодня мы поговорим об Ионе Водэ Грозном, которого называли еще Ионом Армянином[13]…

У Иноченциу Кокуза есть жена, молодая женщина. Госпоже Докси не больше тридцати, это здоровая, белолицая, красивая толстуха. Широкая в плечах и бедрах, а ростом почти вдвое выше мужа. У них трое детей, все сыновья.

– Большие небось?

– Нет, еще маленькие…

– От кого же они?

– От Кокуза, от кого же еще…

– Ай да Кокуз!..

Иноченциу Кокуз тащит по улице санки… А в санках трое детишек – его сыновья; одному не больше пяти, второму года три, а третьему годик. И все как две капли воды похожи на Иноченциу Кокуза.

– Как зовут ваших детей, господин учитель?

– Этого, старшенького, – Примус Иноченциу Кокуз, среднего – Секундус Иноченциу Кокуз, а последнего – Терциус Иноченциу Кокуз[14]…

– Но ведь таких имен и в святцах нет. Вроде как языческие.

– Может, и языческие. Но что из этого, люди добрые? Разве язычники были не люди?

– Да мы про это не говорим…

Иноченциу Кокуз тоже не задержался у нас в селе…

Все случилось из-за того урока, когда он рассказывал нам об Ионе Водэ Грозном, прозванном Ионом Армянином. Сначала об уроке заговорили на селе. Потом, передаваясь из уст в уста, слух об уроке дошел и до города. И в одно прекрасное утро в класс вошел чернявый господин с усиками. Иноченциу Кокуз как раз уткнулся в журнал, чтобы приступить к перекличке. При появлении постороннего мы встали.

– Я школьный инспектор Параскив И. Параскив, – пропищали усики.

– Прошу, входите. Я вам верю… Можете назваться хоть римским папой. Или братом папы. Как вам будет угодно.

Инспектор Параскив И. Параскив затрясся как в падучей. Потом овладел собой.

– Я прибыл, чтобы разобраться в деле с Ионом Водэ Грозным.

– А в деле с Водэ Куза? Я ведь и о Куза-Водэ тоже рассказывал.

– Шутки в сторону, ваш конек – Ион Водэ.

– У меня их целый табун, – пошутил Ипоченциу Кокуз. – Ион Армянин, Куза-Водэ, Тудор – все, кто пытался поднять народ.

Класс как стоял, так и остался стоять. Мы слушали. И во все глаза смотрели на споривших.

– Сядьте, дети, – обратился к нам Кокуз.

Параскив И. Параскив бросил свой портфель на кафедру. Опрокинул чернильницу, залив фиолетовыми чернилами пол. Взвизгнул:

– Это неучтиво!

– Не я неучтив, – ответил Кокуз. – Вы приехали провести расследование. Так прошу, господин инспектор, задавайте вопросы. Я привык к расследованиям, как мешок к заплатам.

Инспектор вытащил стопку листков и принялся марать бумагу.

– Правда ли, что вы рассказывали детям об Ионе Водэ Грозном?

– Правда. Я должен был рассказать. Это входит в программу.

– Правда ли, что вы говорили, будто Ион Армянин рубил головы боярам, а в день пасхи казнил даже самого пресвятого митрополита Молдовского?

– Правда. Об этом есть в учебнике.

– Правда ли, что вы рассказывали детям о том, как бояре продали своего господаря туркам?

– Правда. Об этом написано и в хрестоматии.

– Правда ли, будто вы особо подчеркивали тот факт, что Ион Армянин любил крестьян и ненавидел бояр?

– Правда. Об этом…

– Знаю. Есть в хрестоматии…

– Но в таком случае…

– Правда ли, что на том уроке вы старались увлечь детей своим рассказом?

– Правда. А как же иначе?

– Зачем вы это делали?

– Ведь это мой конек! Вы же знаете! Мой конек! Моя слабость! И таких коньков…

– Сударь!

– Да, господин инспектор, пора поговорить всерьез. Это мои любимые темы. И рассказываю я об этом с увлечением, даже со страстью…

– Так, что дети даже плачут…

– Не все. Но кое-кто и в самом деле заплакал. Разволновались. Другие темы я излагаю сухо, те, что мне не по душе, к примеру о Михае Храбром, который прикрепил крестьян к земле, усугубив их зависимость от бояр. Не люблю я рассказывать и о Константине Брынковяну, который разорил страну и присвоил несметные богатства…

– И обо всем этом вы говорили детям с кафедры?

– Говорил.

– Но ведь в хрестоматии написано иначе…

– И при этом лживо. Лживо. В хрестоматии много искажений. Я знаю правду по документам…

– Ни документы подобного рода, ни учителя вроде вас нам не нужны. Вы на пенсии?

– Да. С правом преподавания.

– Я лишаю вас этого права. Вам придется покинуть школу.

– Придется так придется…

– Немедленно!

Иноченциу Кокуз повернул свое лицо к нам.

Это было старое, морщинистое лицо с большим крючковатым носом. За очками влажно поблескивали глаза.

– Прощайте, дети! Растите здоровыми и помните – книгу надо читать не так, как написано, а так, как я вас учил.

– Расходитесь по домам! – прикрикнул на нас инспектор Параскив И. Параскив. – Мы пришлем вам другого учителя. Может, Брагадиру…

Мы вышли из школы. Нас обогнал Ипоченциу Кокуз. Мы сдернули с головы кэчулы. Он еще раз окинул нас взглядом. Тоже приподнял кэчулу. И сказал совсем тихо:

– Правду ищите в книгах, правду. Книги, бывает, тоже лгут. И довольно часто. Научитесь отличать хорошие книги от плохих…

Известие о возвращении Брагадиру обрадовало нас. Мы встретили его криками «ура». Наш старый учитель был растроган.

Внимательно посмотрел на каждого. Не забыл и меня. Я сидел на последней скамье.

– Ну а ты, Дарие, читал что-нибудь в мое отсутствие?

– Мне нечего было читать, господин учитель.

– Заходи ко мне.

Теперь я каждый день захожу к учителю. И каждый раз он дает мне книгу. Я прочитываю ее, возвращаю и беру новую. Он вызывает меня к доске, дает решать примеры. Я решаю – складываю, делю, умножаю. Получаю ответ…

С первой скамьи раздается громкий хохот. Хохочет Митикэ, сын Томы Окы.

– Ты чего смеешься, Митикэ? – спрашивает учитель.

– Гляньте, господин учитель, какие у Дарие сапоги…

– Садись на место, Дарие.

Я иду на место. Вслед за Митикэ смеются надо мной и другие…

Учитель вызывает к доске Митикэ Окы.

– Так что же, говоришь, тебя рассмешило?

– Сапоги Дарие. Он в отцовских пришел…

Это правда. Выпал снег, и мне пришлось надеть отцовы сапоги, он носил их еще когда служил в кавалерии. Мне они были очень велики. Доходили до паха. Я с трудом их поднимал, натирая кожу в паху до крови. Голенищами. В школу надевал что придется. Зипун мой продрался на локтях, дыры залатать было некому. Сползала на уши старая кэчула, которую я разыскал на чердаке.

Стало быть, Митикэ смеялся над моими сапогами!.. Учителя это привело в бешенство. Никогда раньше я не видел его таким свирепым. Послушал он, как мямлит у доски сын корчмаря. Тот ни на один вопрос не мог толком ответить… А ведь пригож лицом, ноготки подстрижены, ботиночки в самый раз по ноге, костюмчик в городе на заказ пошит.

Ударил учитель Митикэ по ладоням. А тому все еще смешно. Так и смеялся, пока от боли не заревел… Учитель стегал его так, что розги ломались. Редко брался Брагадиру за розги, только если из терпения выведешь. Но уж тогда – держись! Легко не отделаешься… Только мы не очень-то боялись. К побоям привычные – дома нам то от родителей влетало, то от старших братьев и сестер, – словом, кому под руку попадешь. Провинностей у нас всегда хоть отбавляй, тут и спору нет. До прихода учителя мы толкались, таскали друг дружку за волосы, обтирали зипунами со стен известку. Тыкали кулаками в зубы, в нос до первой крови. Брагадиру наказывал нас по очереди: сегодня одного, завтра другого… И у него было на это право. У Фусулана такого права не было. Тот взъедался ни с того ни с сего.