Шерли Грау - Кондор улетает

• Название: Кондор улетает
• Автор: Шерли Грау
• Издательство: Прогресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1974

Автор книги обращается к важнейшим проблемам жизни американского общества и среди них — к негритянской, которая на Юге звучит особенно остро.

В центре повествования — история трех поколений семьи новоорлеанского миллионера Томаса Генри Оливера, прошедшего пресловутый «американский» путь от нищеты к богатству. На сей раз это путь от вора-карманника до контрабандиста, от хозяина казино и публичного дома до владельца нефтяных промыслов, банков, обширных земельных участков и т. д.

События и характеры даются автором в оценке негра-дворецкого Стэнли, который противопоставлен в книге белым богачам — хозяевам Америки. В конце концов Стэнли покидает дом своего господина, не желая иметь ничего общего с миром наживы и алчности, где достоинство человека определяется только деньгами.

---

Никто не ожидал налета, все говорили, что в небе уже никогда не появятся немецкие самолеты. «Нет, нет! — сказала Нора, когда заревела сирена. — Нет, нет!» Роберт перекатился на бок. «Не обращай внимания. Может, это ошибка». Они дремали до отбоя, а тогда Роберт сказал: «Что-то есть хочется. Давай позавтракаем». — «Один был, — сказала она. — Один взрыв». — «А, брось! Я есть хочу», — сказал он.

Потом они ехали на велосипедах, оба чуточку под хмельком после трех кружек пива за завтраком. «Посмотри», — сказала Нора. Это была большая усадьба со множеством сараев и амбаров. Роберт присвистнул: «Прямое попадание». — «Роберт, — сказала Нора, — зачем они бомбили эту ферму?» Роберт достал из кармана фляжку и протянул ей. На холоде трудно было сохранить приятное опьянение. «Пожалуй, я знаю. — Роберт прищурился на серое небо. — Конечно, они не ради фермы летели. Но от цели их завернули, и им надо было избавиться от бомб, прежде чем возвращаться к себе на базу. Руководство предписывает найти дополнительный объект, и когда они увидели такой большой дом посреди чистого поля, то и отбомбились. Бьюсь об заклад, они в первый раз за все время попали в цель…»

— Так оно и получается, — сказал Роберт. — Бедняги в том доме воображали, что вдалеке от города им можно ничего не опасаться… Где ты, не имеет значения.

У меня был сын, и он погиб возле дома, когда его мать была в доме. В меня стреляли, и я жив. Он был в безопасности, и он мертв…

Но ничего этого он Норе не сказал — в тот апрельский день в Лондоне.

— Через несколько месяцев тебя отправят домой, — сказала Нора. — И ты же не собирался приглашать меня с собой, так?

— Нет, — сказал он.

— Вот видишь.

У него начинала болеть голова. Он встал, чтобы пошарить в карманах кителя — может, там отыщется аспирин или даже кодеин.

— Только одно, — сказал он. — Ты что-то слишком уверена, что я плевать хочу на ребенка.

Он отыскал трубочку кодеина, проглотил крохотный белый шарик и запил его пивом. Когда она ничего не ответила, он заговорил снова:

— Нора, что, по-твоему, я буду чувствовать, бросая своего ребенка?

— Это не твой ребенок.

Он не поверил. Ему показалось, что он не расслышал.

— Ну… — сказал он. Это единственное слово повисло в воздухе так обнаженно, что он ничего к нему не добавил.

Он смотрел на стену и думал, что ее не мешало бы покрасить. Что-то еле слышно шумело. Пиво в стакане, который он держал в руке. Он поднес стакан ближе к уху. Да-да. На поверхности, лопаясь, исчезали пузырьки. Он медленно отпил из стакана, давая пене накопиться на верхней губе. Потом поставил стакан, прислушался и услышал тихий треск пузырьков, лопающихся на его коже.

Он допил пиво, утер рот ладонью, надел шинель и аккуратно застегнул все пуговицы. И ушел, не сказав Норе ни слова.

Он пошел в офицерский клуб и тихо сидел у стойки. Кто-то хлопал его по плечу, и он поднимал глаза. «Эй, Роб, старина, — говорили они, — давай выпей с нами». Он качал головой. Табурет был удивительно удобен, ноги так ловко обвивали его, локти так уютно упирались в стойку.

Они, его друзья, доставили его в этот вечер к нему на квартиру, хотя он ничего об этом не помнил. Они же разбудили его утром и вовремя отвезли на работу. Они дали ему глотнуть кислороду из специального баллона, который был припасен для тяжелых похмелий, они кормили его декседрином и поили кофе, пока он не сумел выпрямиться и держать голову перпендикулярно к линии плеч, параллельной столу. Они даже выполнили за него его работу. А он словно медленно таскал взад и вперед огромное тело — рак-отшельник в раковине не по росту. Час за часом раковина сужалась, пока к вечеру не превратилась в его собственную кожу. И когда кожа вновь плотно легла на кости, он задумался, а правду ли сказала Нора.

Я уже потерял одного сына, думал он. И этого тоже потеряю?

Месяц спустя Нора вышла замуж за человека по имени Эдвард Гаррис, и они продолжали жить в той же квартире, в квартире ее матери. Раза два Роберт нарочно проходил мимо этого дома, его так и подмывало постучать к ним. Если ребенок должен родиться в ноябре, значит, беременность Норы уже заметна. Различит ли он ребенка в ее отяжелевшем теле?

Он спрашивал себя, видела ли она, как он проходил мимо, смотрела ли на него, прячась за занавеской. Стояла ли она у окна, поглядывая на улицу, пока месяцы один за другим катились к ноябрю и ее живот становился все больше?

Он знал, что это его ребенок, он был в этом твердо уверен.

В августе его перевели в Нью-Йорк. В октябре он был в Новом Орлеане, опять став штатским. Увидеть бы этого ребенка, думал он. Но больше он в Англии не бывал и ничего не слышал о Норе.

Он прилетел в Пенсаколу на самолете военно-морских сил и получил там в транспортном отделе джип. Он ехал домой, в Порт-Беллу. Путь был длинный, он устал и в темноте то и дело съезжал с шоссе. Он остановился, свернул из тяжелой ненужной шинели подушку и растянулся на траве. Он проснулся в первых проблесках утра: его ноги обнюхивала бродячая собака, лицо и волосы были мокры от росы.

Прекрасное начало, подумал он. Валяюсь в грязи, а негритянская псина меня разглядывает.

Он встал, разминая затекшие ноги, бросил шинель на заднее сиденье и с удовольствием заметил землю, прилипшую к ее чистому флотскому сукну.

Ворота были закрыты и заперты. Ключа у него не было. Сбоку висел телефон, соединенный с домом привратника, но Роберт не стал затрудняться. Он просто направил джип на ворота — раз, другой, третий, четвертый… тут петли вырвало из столбов и джип въехал внутрь.

Подлесок теснил песчаную петляющую дорогу, никнущие листья пальметто цеплялись за бамперы. В лесу валялись упавшие сосны. На солнечных прогалинах ковры черники кончались в зарослях терновника. Поле гречихи поросло высокими сорняками, а кое-где торчали кривые айланты.

Даже у газонов был беспризорный вид. Трава, правда, была подстрижена довольно аккуратно, но бордюры отсутствовали. Клумб почти не осталось. Только розарий все еще горел карнавалом красок. В этом вся Анна, подумал он. У нее всегда будут розы.

Он повернул джип к берегу. За узкой, полоской песка пустой залив отливал той же тусклой тихой зимней голубизной, что и небо.

Энтони прошел здесь. Он медленно шел по этой траве, по этому проминающемуся песку на выбеленные солнцем мостки. Доски затанцевали под тяжестью Роберта. Чайки взлетели в воздух.

Энтони прошел по этим доскам.

Роберт смотрел в мелкую воду. Пробежал большой голубой краб. Стайка рыбок покусывала водоросли на сваях.

Энтони стоял тут когда-то и видел все это. Тут Энтони спустился в лодку.

Роберт сел на край мостков, болтая ногами над самой водой, и стал смотреть на туманный сверкающий горизонт.

Энтони прошел этим путем. Последнее место, где он был, — вот эти мостки. Роберт протянул обе руки и погладил шершавые доски. Здесь.

Солнце поднялось уже довольно высоко и начало припекать. Роберт чувствовал, как у него по спине катится пот, пропитывая суконный китель. На мгновение он увидел себя ясно, как в зеркале: седеющий отяжелевший мужчина, разводы щетины на щеках, темная форма в полосках галунов и пятнах ленточек… Он надел парадную форму. В честь возвращения домой.

У него в бумажнике была фотография Энтони. Он никому ее не показывал, никогда не смотрел на нее сам. Теперь он вынул ее, долго и внимательно рассматривал, а потом вытянул руку и уронил в воду. Она будет плавать тут, пока отлив не унесет ее, не унесет по изгибам, петлям и поворотам, по невидимым, но точно очерченным путям воды. Как он унес Энтони.

Роберт медленно встал на ноги.

— Энтони! — позвал он.

И он услышал… его тело напряглось и сжалось, но раздавался только плеск воды о сваи и дальняя болтовня сойки.

Но что-то было. Да, Энтони остался тут, неясный и зыбкий, как дымка над водой.

На мгновение Роберт увидел своего нерожденного английского ребенка, увидел, как он плавает в темных водах материнской утробы. А потом возникло худое смуглое лицо Энтони, и оно тоже плавало.

Его так и не нашли. Он ускользнул от них всех. Могила не поймала его в свой капкан, и он плыл по воле течений, свободный…

Роберт безмолвно поднял правую руку в индейском приветствии.

Он с легкостью вернулся в колею своей довоенной жизни.

Когда он вошел в дом в то октябрьское утро, Анна составляла в плоской вазе большой букет из красных и оранжевых цветов. Пламенеющая груда. Увидев его, она даже не удивилась.

— Я не знала, что ты едешь, Роберт. — И она нежно поцеловала его в щеку.

Он вернулся домой.

На первый взгляд все оставалось как было. Только Морис Ламотта умер — скончался от инфаркта во время воскресной службы. И Старик, еще не оправившийся от своего последнего инсульта, передвигался с помощью двух сиделок.