Юрий Либединский - Зарево

• Название: Зарево
• Автор: Юрий Либединский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Крупный роман советского писателя Юрия Либединского «Зарево» посвящен революционному движению на Кавказе в 1913–1914 гг.

---

— Филипп, верно, на войне? — спросил он.

— Нет, Филипп дома, я позову его сейчас.

Она побежала в дом, счастливая и полная доброжелательства к человеку, который спас жизнь ее мужу.

— Там тебя спрашивают, кровушка моя, — зашептала она ему в ухо, — тот самый, которому ты кисет мой дарил, он во дворе стоит, — слышишь, Громобой рычит?

Филипп быстро поднялся.

— Науруз? — спросил он, быстро одеваясь.

— Ты же мне не сказал, как его звать.

— Буди брата, — сказал Филипп жене, и голос его был необычен, строг, взволнован. — Скорей буди, а я во двор пойду.

4

Науруз из Баку возвратился в Веселоречье. Он решил во что бы то ни стало захватить Нафисат с собой и перевезти ее в Баку. Он уже сговорился со своими бакинскими друзьями, где поселить ее.

Науруз благополучно добрался до Краснорецка, но, пересев на арабынский поезд, обнаружил, что за ним следят.

На одной из остановок он увидел лениво бредущего по платформе старичка машиниста, с которым свел знакомство в прошлом году, собирая деньги для бастующих бакинцев. Когда поезд тронулся, Науруз, сделав вид, что в последний момент спрыгнул с поезда, обманул этим двух преследовавших его переодетых горцами шпиков. Они спрыгнули с поезда, все убыстряющего ход, а Науруз по крышам вагонов ловко, как кошка, добрался до тендера. Помощник машиниста от неожиданности чуть не ударил его. Науруз назвал по имени старика машиниста, запомнив, что зовут его Егор Дмитриевич, и, принятый на тендер, доехал до следующей станции. Здесь его спрятали в багажном вагоне, использовав для этого пустой ящик с надписью: «Стекло! Осторожно при переноске!»

От железнодорожников Науруз узнал, что, после того как он вторично увез деньги в Баку, по всем станциям за подписью пристава Арабынского округа Пятницкого было расклеено объявление о скрывающемся известном абреке-разбойнике, злоумышляющем против существующего строя, Наурузе Керимове, с подробным описанием его наружности и обещанием тому, кто укажет его местопребывание, денежной награды до тысячи рублей.

— Стало быть, когда наш поезд остановили у семафора, это тебя ловили? — спросил Филипп, вводя Науруза в конюшню — туда же сошел и Родион, с сочувственным интерессом слушавший неторопливый рассказ Науруза.

— Меня, — ответил Науруз. — Днем я показываться нигде не мог, всякий плохой человек мог узнать меня и продать начальству. А оставаться у железнодорожников тоже нельзя: у любого — жена, дети… В Арабыни меня каждый знает. Тут-то я и вспомнил о тебе, кунак!

— Ты в дом его зови, — сказал Родион брату, — угощать будем, видно стоящий человек, джигит.

— Разве ж то можно, Родя, старшему брату советовать, — вмешалась вдруг в разговор Христина так неожиданно, что все вздрогнули, — она вслед за мужем, тихо, как кошка, вошла в конюшню. — Филипп Петрович думку загадал, как бы своему кунаку помочь, спрятать его от злых врагов, а тебе бы все пировать…

Христина говорила быстро, обращаясь то к Филиппу, то к Родиону. Не все понимала она в ночном посещении этого незнакомого человека, но одно ясно ей было: следует поскорее и поосторожнее избавиться от этого человека и сбыть его со своего двора. В этом желании не было никакого зла против Науруза. Наоборот, она, как гонимому и тем более кунаку Филиппа (а она достаточно пожила среди казаков, чтобы знать о строгом соблюдении этого обычая), сочувствовала Наурузу и хотела помочь найти такой выход, который был бы спасителен для него и в то же время ограждал от опасности их дом.

5

Не принято спрашивать гостя, кто он такой, откуда и зачем приехал. Впрочем, старому Шехиму и не было нужды расспрашивать Джафара о том, кто он такой, — он знал его еще мальчиком, когда тот вместе с сыном Шехима, Талибом, обучался русскому языку, математике и всяким прочим наукам в частной школе Хусейна Дудова в Арабыни. А откуда сейчас приехал Джафар, тоже было ясно: на нем офицерский, с белыми узкими погонами, мундир нового, во время войны появившегося покроя, с большими карманами на груди и на боках. Мундир этот молодому Джафару кстати: он скрывает округлившийся Джафаров живот. Неужели Джафар так и не побывал в боях? Могло ли быть, чтобы воин потучнел среди битв и бранных тревог? Жил, конечно, в старину князь Бисмалей, с брюхом, как студень, он направлял в бой полки, сидя на арбе. Судя по рассказам самого Джафара, он воюет вроде Бисмалея, но не на арбе, а в особом вагоне: ездит с фронта на фронт и не полки в бой посылает, а направляет потоки муки, крупы, сахару, махорки — все, что необходимо для пропитания и довольствия русской армии.

— Лошадей скупаю я для фронта, — многозначительно сказал Джафар.

Шехим сначала промолчал, чувствуя, что сказано это со значением, но к чему — непонятно. И он завел с гостем долгий разговор о резвых «дончаках», неприхотливых «киргизах», горячих «калмыках». Предпочтение он, конечно, отдавал своим «веселореченцам». Они соединяют все достоинства других пород и при этом еще умны: из боя вынесет раненого хозяина, отпусти поводья — и сама пойдет по такому уступу над пропастью, где кошка пройти побоится, найдет брод и на бурной реке. При воинском же обучении нет ее послушнее: до тонкости различает сигналы трубы, сама меняет аллюр, а воле хозяина повинуется, как собака. И шума боя не боится.

Как же Шехиму не знать всего этого: еще в юности он был подручным князей Таубиевых, известных конокрадов!

С утра сидит Шехим со своим гостем в тени яблонь, и дважды уже пришлось передвинуть ковер, чтобы солнце не пекло голову гостя. Посмеивается гость, слушая рассказы хозяина, и, полулежа, попивает пенящийся айран. К еде, поставленной на ковре, не прикоснулся, только покуривает папиросу за папиросой и все точно прислушивается к чему-то: чуть где-то за домами конь поскачет, он сразу весь приподнимается.

Но к тому, что Шехим рассказывал о конях, Джафар отнесся очень внимательно, даже вынул записную книжку и занес в нее что-то. Может быть, он и сюда приехал для покупки коней? Так почему же не заговорит, не скажет, что ему нужно? В самом деле, Джафар внимательно выслушал то, что Шехим ему рассказал, ни слова от себя не добавил и перевел разговор на Талиба: где и как он воюет?

— Что ж, могу гордиться Талибом. За учеными занятиями не утратил он мужества: награжден двумя георгиями и, если бы не из тюрьмы попал в армию, был бы сейчас офицером. Служит он в полку князя Темиркана Батыжева.

Джафар кивал головой, соглашался и при этом все посмеивался. Шехим всю жизнь его таким знал: хитрый, себе на уме. «Но есть учтивость хозяйская, есть и учтивость гостя: тебя не спрашивают, ты сам расскажи!» — неприязненно думал старик.

Вдруг Джафар прислушался и вскочил с места. Ленивой повадки его как не бывало, глаза заблестели, румянец кинулся в лицо.

— Слышите, отец? Как будто табун гонят? — спросил он.

Шехим прислушался. Конечно, то был ни с чем не сравнимый, бодрящий и подзадоривающий, призыву военной трубы подобный, нарастающий топот несущегося вскачь табуна. Что за табун и зачем его гнать таким бешеным бегом? Топот все нарастал, становился все ближе, и вдруг лад конского скока нарушился, звуки смешались, людские крики, конское ржание — наверно, табун пригнали в знаменитые загоны, еще от князей Таубиевых сохранившиеся и сейчас занятые военным ведомством.

— Ну, отец, все сошло хорошо! — весело сказал Джафар. — Смел твой сын Талиб, но не уступит ему в доблести молодой Батырбек, сейчас мы увидим его.

И верно, не прошло и минуты, как во двор на взмыленной лошади въехал Батырбек. Он соскочил с коня, хлопнул по плечу Джафара, обнялся с отцом. Жарким потом, конским мылом, горячими травами, дорожной пылью пахло от него — незабываемый запах набега, дерзкого конокрадства.

— У кого коней воровал? — спросил отец.

— У Хасанбия Астемирова — пусть пешком теперь походит, — две тысячи голов из того ущелья, которое не зря называют Астемировой конюшней.

— Ответишь ты перед властями за дерзкое дело, — с тревогой сказал Шехим.

Батырбек захохотал.

— За что я отвечу? За то, что пригнал коней, которых алчный коннозаводчик Астемиров не хочет продавать по казенной цене русской армии? Да я патриот! Мне Джафар медаль выхлопочет.

Джафар, по своему обыкновению посмеиваясь, покачал головой, и Батырбек сразу умолк. Он выпил целую чашку айрана, который поднесла ему худенькая и робкая невестка, жена Талиба, и тут же, опустившись на ковер, Джафар стал вынимать из кармана какие-то бумаги. Они с Батырбеком начали считать что-то и заспорили.

— Счеты! — злым голосом сказал Батырбек и вскочил. — Меня на бумажках можно запутать, а на счетах никогда!

Бегом, как мальчишка, кинулся он в дом и вернулся со счетами, которые сухо брякали в его руках. Джафар, покачиваясь, курил папиросу. Батырбек стал считать, пальцы его так и летали, перебирая косточки. «Где только он научился?» — с удивлением думал Шехим. Батырбек сосчитал раз, нахмурился, ничего не сказал, смешал счеты, сосчитал еще раз, взглянул виновато на Джафара и захохотал.