Юрий Либединский - Зарево

• Название: Зарево
• Автор: Юрий Либединский
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1960

Крупный роман советского писателя Юрия Либединского «Зарево» посвящен революционному движению на Кавказе в 1913–1914 гг.

---

У Баженова первый раз мелькнула тревожная мысль, что в жизни родной страны происходит что-то такое, чему он не уделяет внимания, а об этом нельзя не думать. Он почувствовал вину, болезненную тревогу. Похожее он испытал, когда еще был студентом и получил письмо от отца. Отец писал, что мать больна. Эта болезнь через два года свела ее в могилу. Потому-то чувство, которое испытывал сейчас Баженов, было для него особенно болезненно.

— Через Сабунчи сейчас не проедем, — говорил Бахадур. — Кони молодые, пугливые — разнесут.

— А как по-другому проехать?

— Можно проехать, только дорога плоха. Что же, проедем кругом.

Дорога действительно была плоха. Удлинив путь на два часа, они въехали в город не со стороны вокзала, а со стороны предместья Зых. Баженов так уже и не вернулся в спокойный круг своих мыслей. Он то и дело высовывался из экипажа и оглядывал улицы города. Городская жизнь, казалось, шла как всегда: на бульваре видны были пестрые зонтики дам и ослепительно белые кители морских офицеров, раздавались крики продавцов мороженого и фруктов, проезжали экипажи и пролетки… Но Баженов тревожно и вопросительно вглядывался во все то, что было вокруг.

* * *

Сговариваясь с Константином о предстоящем выступлении, руководители партийной организации, конечно, понимали, какое действие окажет на бакинцев слово посланца питерских рабочих. Но всей силы действия воспламеняющей речи Константина они все-таки не могли предвосхитить. Слова его упали в души людей исстрадавшихся, истомленных — и не только не сломленных забастовкой, но особенно ожесточенных и наэлектризованных. И когда после короткой, но особенно подействовавшей на рабочих-азербайджанцев речи Мешади чей-то голос, высокий, напряженный, крикнул: «В город, товарищи! Пусть они видят нашу силу!» — Буниат узнал того, кто крикнул эти слова. Кричал молоденький Шамси, с которым его познакомил еще в самом начале забастовки Алым Мидов. «Так вот оно что!» — с волнением и гордостью, как если бы Шамси был его младший брат, подумал Буниат. И сразу же несколько голосов не в лад, но с силой затянули:

Вихри враждебные веют над нами…

Общий шум и нестройные крики прекратились, люди двинулись по шоссе в сторону города.

Визиров и Столетов переглянулись и пробились вперед, где рослый Акоп, единственный из трех делегатов, предъявлявших требования нефтепромышленникам, еще не арестованный, уже нес на высоком шесте небольшое кумачовое знамя.

Когда Мартынову сообщили, что встреча с петербургским делегатом проведена совсем не в Биби-Эйбате, как сообщала охранка, а возле больницы в Балахано-Сабунчинском районе и не только прошла благополучно, но после митинга оттуда двинулась к городу большая демонстрация, он прежде всего позвонил по телефону начальнику охранного отделения и обругал того самыми грубыми и грязными словами, которые только нашлись в его лексиконе. Не знать о том, что подготовляется такое дело! Да чем в таком случае занята вся агентурная сеть, эти дармоеды, пожирающие такие деньги?

Мартынов, всю свою жизнь занятый борьбой с революцией, в конечном итоге безуспешной, был уверен в силе своего противника и чувствовал, что в этой демонстрации, возникшей после шестидесяти дней забастовки, таится нечто опасное и грозное. И он немедленно перебросил полицейские и воинские силы, сосредоточенные до этого в Биби-Эйбате, в сторону вокзала, куда должны были со стороны Балаханского и Раманинского шоссе выйти демонстранты. Расправу над ними он поручил полицмейстеру Ланину, известному своей палаческой сноровкой при столкновении с массой.

Ланин решил ни за что не допустить выхода людей к вокзалу. Он задумал, проведя конных стражников через территорию обширных промысловых дворов, напасть на демонстрацию сбоку, с фланга, рассчитывая прежде всего отсечь головную часть колонны — там, по его представлению, находились вожаки — от длинной, растянувшейся более чем на версту, многотысячной демонстрации. Массу разогнать нагайками, а головку всю, предварительно избив, переарестовать, — так рассчитывал Ланин.

Снова и снова повторяя одну и ту же песню — «Вихри враждебные веют над нами…» — и привлекая к себе во время движения все новых участников, демонстранты двигались к вокзалу…

— После шестидесяти дней голода, лишений, болезней детей такая сплоченность, сила, готовность к борьбе! — говорил Столетов Буниату.

Несколько шагов прошли они молча…

Знамя великой борьбы всех народов…—

пели люди.

— Мартынова, наверно, уже оповестили, и он пошлет на нас своих псов, — угадывая замыслы врага, сказал Буниат.

— Они не допустят нас к вокзалу, потому что там уже с нами им не справиться. Они попробуют нас перехватить еще на шоссе.

— Ты прав, — отозвался Столетов. — Нужно подготовиться к вооруженному отпору.

Буниат, помолчав, сказал:

— Оружия у нас не очень много, но я на всякий случай предупредил, чтобы те, кто его имеет, держали его наготове. Сейчас мы будем проходить мимо кирпичных и лесных складов… Алыма Мидова не хватает.

Буниат огляделся и нашел глазами Акопа. Глуховатый бас его выделялся среди множества напряженно-высоких голосов.

Но мы поднимем гордо и смело
Знамя борьбы за рабочее дело… —

пел он, время от времени посматривая в сторону Столетова и Буниата, идущих неподалеку. Буниат подозвал Акопа к себе, сказал ему несколько слов, и Акоп, передав знамя товарищу, торопливо пошел назад, к хвосту демонстрации.

На одном из пустырей, примыкавших к шоссе, показались конные стражники. Размахивая нагайками и набирая аллюр, они понеслись на демонстрантов. Ланин, сопровождавший свой отряд, с неудовольствием увидел, что демонстранты, растерявшиеся в первый момент, быстро пришли в себя, беготня и суетня среди них прекратились.

«Кто там у них распоряжается?» — злобно подумал Ланин, видя, как обломки кирпича и куски железного лома встретили стражников.

Раздалось даже несколько револьверных выстрелов… Среди общих криков, не только не выражавших страха, а угрожающих, послышался вдруг призыв:

— Баррикады! На баррикады!

И Буниат, сразу кинувшийся туда, где произошло нападение стражников, подумал, что призыв этот звучит как эхо событий на Путиловском заводе, о которых рассказывал сегодня Константин.

Стражники, не рассчитывавшие на отпор, повернули коней обратно. Ланин обругался и приложил к губам свисток. Этот короткий свист был сигналом — рота солдат, припасенная в виде резерва, уже подбегала со штыками наперевес.

Но на другой стороне шоссе оказался тот самый дровяной склад, о котором Визиров напомнил Столетову, — там уже строилась баррикада. Огромные бревна перекатывались с такой быстротой и слаженностью, какая проявляется только при массовом воодушевлении, ясном представлении об общей опасности и при наличии во главе бесстрашных и распорядительных людей.

Когда солдаты, подбежав, дали первый залп, люди укрылись за длинной, белеющей свежим деревом баррикадой. Тотчас же в ответ на залп град камней и редкие выстрелы револьверов ответили из-за баррикады.

Ланин услышал, как вокруг него просвистели пули — целили прямо в него, — и поспешно соскочил с крыши невысокого здания, на которую взобрался. Он медлил отдавать следующую команду, и солдаты сразу растерялись, тем более что с баррикады кричали им:

— Братцы, не стреляйте! Чего в своих стрелять?! Фараонов проклятых бейте!

В этот момент до Буниата донесся вдруг тяжкий, похожий на рычание, стон. Повернув голову, он увидел, как Акоп, встав на колени, тормошит чье-то неподвижное тело. Не видя еще лица, лишь по пестрому архалуку Буниат признал Шамси.

— Сыночек, сыночек! — перемежая армянские слова с азербайджанскими, говорил Акоп и, подняв свои светлые, серые, полные слез глаза на Буниата, сказал всхлипывая: — Не расцвел цветок…

Буниату мгновенно представилась, словно при яркой вспышке, вся короткая жизнь Шамси: трудолюбивые ковровщицы — мать и сестры, и вдруг страшная угроза чумы; предательство дяди-богача, разочарование в старых устоях жизни… И только юноша вступил на новый, светлый путь — пришла смерть. И какая смерть! На баррикаде, на руках товарища-армянина.

Предостерегающий возглас Вани Столетова вывел Буниата из мгновенного раздумья. Со штыками наперевес на баррикаду бежали солдаты. И тут вдруг Акоп вскочил, с нечеловеческой силой схватил обеими руками одно из бревен за середину, поднял его и бросил на солдат. Стоны и ругательства сразу смешавшихся солдат, новые револьверные выстрелы и град камней с баррикады…

А из глубины пустыря уже набегала другая взводная шеренга со штыками наперевес.