Сергей Саканский - Искатель, 2013 № 09

• Название: Искатель, 2013 № 09
• Автор: Сергей Саканский
• Издательство: ООО "Издательство "МИР ИСКАТЕЛЯ"
• Жанр: Прочие приключения
• Год: 2013
• ISBN: ISSN 0130-66-34

«ИСКАТЕЛЬ» — советский и российский литературный альманах. Издаётся с 1961 года. Публикует фантастические, приключенческие, детективные, военно-патриотические произведения, научно-популярные очерки и статьи. В 1961–1996 годах — литературное приложение к журналу «Вокруг света», с 1996 года — независимое издание.

В 1961–1996 годах выходил шесть раз в год, в 1997–2002 годах — ежемесячно; с 2003 года выходит непериодически.

Содержание:

Сергей Саканский СМЕРТЬ ПРИХОДИТ ИЗ КНИГ (повесть);

Ольга Морозова ЦВЕТОК ПАПОРТНИКА (повесть);

Алексей Зайцев ИНОЙ КАРНАВАЛ; ДЕРЕВЯННЫЕ МОНЕТЫ (рассказы);

Николай Кокухин МАШУТКА; ГЮРЗА; АУЛ ДЖЕНДЖИРИ (рассказы);

Владимир Лебедев КЛАДЫ ПУГАЧЕВА (историческое расследование)

---

— Люблю я его, теть Надь. Сильно люблю.

— Что ж, счастья тебе, как говорится.

— Спасибо, — Ульяна встала, — если что-то нужно, скажите, я помогу.

— Тебе спасибо, деточка! Встану скоро, сама понемногу шевелиться начну.

Ульяна вышла на улицу, притворила за собой дверь. Любила, значит, надеялась. Знала она Галкин характер, одними надеждами жить не в ее правилах. Домогалась, небось, пока никто не видит, стерва. Былая неприязнь снова вышла на поверхность, заставив Ульяну задохнуться от возмущения. И что за бабы такие бывают, липучие, как смола. Их в дверь, они в окно! Никому покоя от них нет. Прости, Господи, что скажешь, но с того света и то достать умудряются! Правду говорили, ведьма, чистая ведьма! Хоть иди и кол осиновый в грудь ей вбивай.

В понедельник бюллетень закончился, и Гриша вышел на работу. Приходил вовремя, повеселел немного. Вечерами уже тепло стало, и они с Ульяной по деревне прогуливались.

Как-то Ульяна решила к Светке зайти. Светка мальчика родила, Ульяна давно зайти собиралась, да все настроения не было. Теперь же купила ребенку игрушку, торт к чаю и пошла.

Светка встретила ее приветливо, обняла, расцеловала.

— Ну, подруга, проходи! Совсем меня забыла, не заходишь, не интересуешься…

— Прости, закрутилась. То то, то это…

— Да, ладно, — Светка махнула рукой, — я не обижаюсь, у самой забот полон рот. Кручусь как белка в колесе.

— А Витька где?

— Работает. Сверхурочно. Ему теперь зарабатывать надо хорошо. Пополнение у нас, видишь!

Ульяна подошла к кроватке, где лежал спеленатый младенец. Вздохнула. Скоро и она могла бы такого нянчить, да, видно, не судьба.

— Как назвали?

— Не придумали пока. Ссоримся из-за этого. Я Ярославом хочу, а Витька — Борей, в честь деда.

— Что за имя — Ярослав? Не нашенское какое-то… Боря лучше. И где только ты всего этого нахваталась — Ярослав?

— Вот и Витька так говорит, как ты прямо. Ладно, уговорили, Боря так Боря. Только, по мне, оно хряка нашего напоминает. Того тоже Борькой звали.

— Ну, Светка, ты и скажешь! Мало ли как хряка назовут! — Ульяна засмеялась. — Мать поросенка брать собралась, так посоветую ей его Ярославом назвать, чтобы тебе не обидно было.

Светка расхохоталась.

— Пошли чай пить, подруга! Соскучилась я по тебе, поболтаем. — Светка поставила чайник, Ульяна разрезала торт.

— Видно, как соскучилась. Взяла бы да сама зашла.

— Да куда мне с пузом, а как весна наступила, ноги отекать стали, не до гостей. Лучше расскажи, как у тебя?

— Как-как… По-всякому.

— Слышала я, пьет Гришка. Вся деревня судачит.

Ульяна хотела ответить резко, но передумала. Тяжело стало одной груз носить, поплакаться захотелось.

— Пьет. Ума не приложу, что и делать. Боюсь, дальше хуже будет.

— Может, к врачу его свозить?

— А поедет ли? Сомневаюсь я что-то. Разве он себя пьяницей считает? Нет, конечно.

— Я тоже думаю, не поедет. А ты тогда к бабке Фросе сходи, в соседнюю деревню. Она, говорят, от пьянства по фото избавляет. Я тебе и адрес дам.

— Давай.

Светка встала, протянула Ульяне бумажку с адресом. Заплакал ребенок, Светка подошла к кроватке, вынула его, стала качать.

— Подожди, я покормлю, есть ему пора. — Расстегнула верхнюю пуговицу на халате, вытащила налитую молоком грудь — тяжелую, всю в синих прожилках взбухших вен, так что казалось, она сейчас не выдержит внутреннего напора жидкости и лопнет, — и сунула красный сосок в рот младенцу. Тот громко зачмокал.

— Ишь, присосался! — Светка умиленно смотрела на сына. — Как клещ! Сосет как сумасшедший, всю грудь зараз съедает! Аппетит!

Светка после родов поправилась сильно, стан располнел, как у дойной коровы. Руки налились, бабой стала, ядреной, здоровой. Ульяна по сравнению с ней как тростинка — тоненькая, стройная.

— Что-то ты, Ульяш, похудела, я смотрю. Совсем истаяла от семейной жизни. Слышала про твоего, — не удержалась Светка, — что полюбовница его в леспромхозе умерла, муж забил до смерти.

— Кто тебе это сказал, про полюбовницу? — Ульяну неприятно кольнуло.

— Да все говорят. Верка продавщица рассказывала.

— Врет твоя Верка, не слушай ее. Нет у Гриши никаких полюбовниц. Нет и не было. Сплетни все. А что учетчицу там муж до смерти забил, так это их дело. Значит, застукал с кем. Если бы с Гришей, так затаскали бы по судам.

— Верно. Я и не подумала. Чего только люди не придумают! — Ребенок на руках Светки наелся и заснул, смешно двигая во сне губами, будто продолжал есть. Светка бережно положила его обратно в кроватку.

— Теперь спать будет, пушкой не разбудишь. Золото, а не ребенок. Спит да ест.

— Ладно, Свет, пошла я. Спасибо за адрес, глядишь, и воспользуюсь.

— Да не за что. Обидно смотреть, как мужик пропадает.

Ульяна вышла на воздух, прошла к реке прогуляться. Сердце недоброе чуяло. Но, оказалось, зря. Месяц прошел спокойно, только любовью они с Гришей редко занимались. Но Ульяна приписывала это Гришиному смятению. Утешала себя, перемелется, все пройдет. Время нужно человеку в себя прийти.

Приближался праздник Ивана Купалы. Тут Гриша и занервничал. Пить опять начал. Пока тайком, чтобы Ульяна не видела, но ее-то не обманешь. Она этот запах за версту чуяла. Чуяла, но молчала. Пусть думает, что она ничего не знает. Если чуть выпьет, так она и не против. Главное, чтобы за рамки не выходил. Но в самый канун праздника Григорий вдруг занервничал, засуетился. Накануне купил водки, выпил бутылку. Вроде спать лег, но сам не спит, ворочается. Ульяна спящей притворилась. Он посмотрел на нее, встал тихонько, оделся и вышел. Ульяна за ним пошла, посмотреть, куда это он. Думала, во дворе сидеть будет, а его нет. Обошла дом, но мужа и след простыл. На поляну, где костер зажгли, вроде неудобно было идти, на посмешище себя выставлять. Походила, походила возле дома и спать пошла. Недавно сердце беду чуяло, но не случилось ничего, Ульяна и успокоилась. Но беда — она любит внезапно подкрасться, так, чтобы не ждали. И исподтишка ударить. А потом наслаждается делом рук своих.

Гриша пришел под утро. Вращал безумными глазами, как сумасшедший. Вроде и не пьяный, а как тронутый. Весь в репьях, колючках, руки ободраны. Сел на кровать, дрожит. Ульяна обняла мужа за плечи.

— Что с тобой, Гриша? Где ты был-то? Господи! По кустам, что ли, лазил?

— Я скажу тебе, Уля, только ты молчи, никому не говори! — Гриша прижал палец к губам. Ульяне показалось, что муж не совсем здоров. — Папоротник я искал. Цветок. Вроде увижу что-то вдали, обрадуюсь, побегу что есть мочи, а это не он. Всю ночь бегал, не дался мне цветок окаянный. Устал. — Он уронил голову на руки.

— Гриша! Опять ты за свое! Ну сколько можно! Ты пил?! Пил, я тебя спрашиваю?!

— Да что ты пристала, пил — не пил! Какая разница-то?!

— Да потому что от водки это все, мерещится тебе. Очнись, Гриша!

— Я знаю, что говорю! Я трезв как стекло. А давеча мне отец мой покойный приснился, как живой. И говорит, что знает он, где клад зарыт. Только не успел он его выкопать, в яму волчью свалился, там и сгинул. Но сказать мне о том он не может, пока я цветок не найду. А найти его можно только раз в году, на Ивана Купалу. Это такое условие у него, духи лесные ему поставили. Что должен я этот цветок найти, клад отрыть. Тогда и отец успокоится. А пока покоя ему этот клад не дает, на меня вся надежда. Но не смог я, Уля, не смог! Что я ему скажу?!

— Господи, Гриша! У тебя белая горячка! Кому скажешь? Отцу покойному? Да его кости давно в земле сгнили. Или звери растащили по лесу!

— Тебе легко говорить, а мне он снится, увещевает, да жалобно так. Душу рвет. Не могу я его ослушаться, Уля, не могу! Кости, может, и сгнили, а душа-то не гниет! Неужто ты не знаешь? Душе-то покой нужен! Мается она, что дело не сделала, и приходится ей просить нас об услуге. А как еще-то?

— Ложись спать, Гриша! — Ульяна почувствовала усталость. — Выспись, отдохни. Теперь еще год ждать надо, сам сказал. Кончился праздник, завял цветок, чего теперь горевать? Подождет душа батюшки твоего еще годик, не расстраивайся. У нее, удуши, время не так течет, как у нас. Ей что год, что сто лет, все едино. Жизнь впереди длинная, успеешь.

Гриша лег на кровать, поджал под себя ноги.

— Умная ты, Уля. Утешить умеешь. Правда твоя все. — Он закрыл глаза.

— Вот видишь, и умной назвал. А то все дурой почитал. Дожи-лась.

— Прости, Уля, прости. Я сам себя иногда не узнаю.

— Спи, родной. На работу скоро уже.

Гриша заснул беспокойным сном. А Ульяна лежала, уставившись в пустоту, вспоминала, как год назад прыгнули они с Гришей через купалец. Загорелась тогда у них одежда — правду говорят, не к добру. Светка тогда сказала, что гореть им в огне страсти, но наврала, как обычно. Судьбу не обманешь.

И с того дня, как искал Гриша в лесу цветок папоротника, понеслось. Он уже стакана из рук не выпускал. Таиться перестал, пил в открытую. Как придет после работы, так обязательно с бутылкой.