Александр Дюма - Графиня Солсбери

• Название: Графиня Солсбери
• Автор: Александр Дюма
• Издательство: АРТ-БИЗНЕС-ЦЕНТР
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1995
• ISBN: 5-7287-0025-Х

Роман «Графиня Солсбери» и его продолжение роман «Эдуард III» принадлежат к циклу исторических произведений, которому А. Дюма дал название «Хроники Франции».

Это произведение стало одним из первых в истории французской литературы «романов-фельетонов».

_{Иллюстрации М. Ряполова}

---

— Я буду молиться за вас, — обещала ему она.

— Да пошлет мне Бог милость умереть в те минуты, когда вы будете молиться за меня, — ответил Уильям. — Тогда я буду уверен, что душа моя вознесется на небеса.

В это мгновение замковые часы стали отбивать время и послышались крики дозорных, окликавших друг друга на крепостных стенах:

— Часовые, не спать!

— Полночь! — воскликнул Уильям, не пропустивший ни одного удара часов. — Нельзя терять ни минуты.

И он выбежал из зала.

XVI

Уильям велел открыть потайной вход и, не взяв с собой ни оруженосца, ни пажа, решительно вступил на поле битвы и беспрепятственно пересек его. Ночь стояла темная и дождливая, а значит, благоприятствовала ему, поэтому он незамеченным (проливной дождь загнал шотландцев в палатки) добрался до заграждений, перелез через палисады и оказался в лагере; не зная, сможет ли он так легко выбраться из него, как туда проник, Уильям, прежде чем двинуться дальше, осмотрелся и пошел влево, где должны были находиться берега Твида, резонно думая, что, если его обнаружат, река, разлившаяся от дождя и бурная в своем течении, станет для него опасным, но тем не менее вероятным путем к спасению. Пройдя шагов сто, он вышел к реке и осторожно пошел вдоль берега.

Уильям шел примерно минут десять, как вдруг ему почудилось, будто он слышит какой-то шорох; он замер, прислушиваясь с напряжением человека, чья жизнь зависит от тонкости его чувств. К нему действительно приближалась группа всадников, следующих, как и он, берегом Твида. Броситься вправо, в лагерь, означало потерять предусмотренный им шанс на спасение, поэтому он предпочел нырнуть в высокие травы, росшие на берегу, и, ухватившись за корни деревьев, повис над бурлящей рекой. Шум воды ненадолго заглушил шум, производимый людьми; он было подумал, что ошибся, но вскоре ржание лошади подтвердило его догадку. Через несколько секунд он услышал голоса и даже смог уловить обрывки разговора. Сначала Уильям проверил, легко ли его меч вынимается из ножен, потом взглянул на воду и понял, что стоит ему отпустить корни, за которые он держался, как свалится в реку. Убедившись, что в случае необходимости он может либо драться, либо бежать, Уильям снова с напряженным вниманием стал прислушиваться к голосам, что слышались все ближе.

— И вы считаете, капитан, — говорил кто-то, кого по снисходительному тону голоса можно было принять за командира, — что из-за этой адской ночи, когда нельзя работать, наши осадные орудия будут готовы лишь завтра, после девяти утра?

— Это самый ранний срок, ваша милость, как уверял меня начальник работ, — почтительно пояснил тот, к кому был обращен вопрос.

— Это опять задержит штурм, — нетерпеливо ответил первый голос. — Грегор!

— Слушаю, ваша милость! — раздался новый голос.

— Завтра утром возьмешь мое знамя, пропустишь впереди себя трубача, прибьешь мою перчатку к воротам замка и бросишь вызов Уильяму Монтегю, дабы он вышел из города, чтобы в честь Господа и своей дамы преломить копье с Уильямом Дугласом.

— Я исполню приказ, ваша милость, — ответил оруженосец.

В эту минуту ночной дозор, которым командовал Дуглас, поравнялся с тем местом, где прятался Уильям, так что Дуглас, вытянув меч, мог бы коснуться того, кого готовился вызвать завтра на поединок, но даже не подозревал, что противник совсем рядом. И в этот раз животное показало превосходство своих ощущений над человеческими: поравнявшись с Уильямом, конь Дугласа остановился, вытянул шею и едва не коснулся ноздрями молодого отчаянного человека, ощущавшего на лице теплое, влажное дыхание коня.

— Что с тобой, Фингал? — спросил Дуглас, крепче усаживаясь в седле.

— Кто там? — крикнул Грегор, наотмашь рубанув мечом по траве.

— Какая-нибудь выдра, что подстерегает рыбу, или лисица, что хочет поживиться на нашей кухне, — со смехом ответил капитан.

— Прикажете спешиться, ваша милость? — спросил Грегор.

— Нет, не стоит, — ответил Дуглас. — Рэслинг прав. Вперед, Фингал, — продолжал он, пришпорив коня, — вперед, нам нельзя терять времени. И ты еще скажешь, — обратился он к Грегору, — что я предоставляю ему преимущество выбирать место поединка и иметь солнце в спину.

— Что касается последнего, ваша милость, — заметил капитан, — то полагаю, вы можете бросить вызов без всяких условий.

— Главное, чтобы он его принял, — небрежно сказал Дуглас, чей голос затихал в отдалении, — а ты предоставишь ему право диктовать любые условия.

Больше Уильям ничего не слышал: то ли разговор прекратился, то ли всадники отъехали слишком далеко; он снова вложил в ножны наполовину обнаженный меч, вылез на берег реки и продолжил свой путь, не встретив другой преграды, кроме рва, наспех вырытого шотландцами. Сильный и ловкий, словно горец, он одним прыжком преодолел его и оказался за пределами лагеря.

Уильям шел уже часа два, когда первые лучи солнца озарили вершины гор, у подножия которых он двигался по узкой тропинке. Постепенно свет стал отражаться и на пологих склонах холмов; в то же время густой туман, скопившийся за ночь на дне долины, заколыхался, как море во время прилива; несколько мгновений зыбкая туманная пелена — казалось, что ей тяжело расставаться с землей, — заслоняла от Уильяма горизонт, наконец она поднялась, подобно театральному занавесу, сквозь влажную прозрачную ткань которого просвечивал пейзаж, залитый тем сумеречным полусветом, какой бывает, когда ночь уже миновала, а рассвет еще не наступил. И вдруг в чистом воздухе умиротворенного утра послышались звуки шотландской песни. Уильям сразу же узнал резкие переливы горной шотландской волынки и, остановившись, прислушался. В эту минуту на вершине небольшого холма, куда взбегала ухабистая дорога, он заметил двух солдат-шотландцев: они гнали в лагерь пару быков, явно украденных на ближайшей ферме; один солдат ехал верхом на приземистой лошадке (тогда таких лошадей называли иноходцами) и погонял быков острием копья.

Заметив их, Уильям натянул лук, висевший у него на левом плече, достал из колчана стрелу и, встав посередине дороги, стал ждать, пока шотландцы подойдут на расстояние полета стрелы; те тоже приготовились защищаться. Эти приготовления с обеих сторон были тем неизбежнее, что на местности не было другого прохода, кроме тропы, на которой находились путники, зажатые между крутым горным склоном и рекой.

Однако шотландцы, видя, что Уильям стоит на месте, продолжали двигаться вперед; он не стрелял, а когда они приблизились к нему шагов на полтораста, поднял руку.

— Эй, вы! Господа красноногие, стойте! — крикнул он по-гэльски (благодаря соседству с шотландской границей, он говорил на этом наречии как горец). — Дальше ни шагу, пока мы не выясним наших отношений.

— Чего вы хотите? — в один голос спросили шотландцы; услышав свой родной язык, они уже не знали, кем считать Уильяма — другом или врагом.

— Для начала я хочу, чтобы ты отдал мне своего коня, друг-скотник, — ответил Уильям, обращаясь к солдату, сидевшему верхом и пикой погонявшему быков, — ведь мне еще далеко идти, а тебе до лагеря осталось не больше двух миль.

— А если я не желаю отдавать своего коня, что ты сделаешь? — спросил шотландец.

— Клянусь, отберу его силой! — воскликнул Уильям.

Шотландец ухмыльнулся и, ничего не ответив, ткнул быков острием копья. Уильям же, решив, что продолжать разговор бесполезно, прицелился в него из лука; шотландец, заметив враждебный маневр молодого рыцаря и предвидя неприятные последствия его, проворно спрыгнул с коня и, схватив быка за хвост (перед этим так же поступил его товарищ), прикрываясь, как щитом, телом животного, продолжал двигаться вперед.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся Уильям над этой уловкой. — Кажется, моя лошадь будет стоить мне двух стрел — это больше, чем я рассчитывал. Но она так мне нужна, что я заплачу за нее еще дороже.

Сказав это, он медленно поднял левую руку, потом двумя пальцами правой руки потянул на себя тетиву, как будто хотел свести вместе концы лука; какое-то мгновение он стоял неподвижно, словно каменное изваяние лучника, и вдруг просвистела стрела — больше чем наполовину она вошла в плечевую впадину одного из быков, что служили шотландцам живыми щитами.

Смертельно раненное животное сначала остановилось, дрожа всем телом, потом, издав страшный рев, бросилось вперед так стремительно, что с ним не могла бы сравниться самая резвая лошадь; но шагов через тридцать передние ноги быка подкосились и он рухнул на колени; задние ноги подталкивали его, он рыл рогами землю и в конце концов, навалившись всей тяжестью на стрелу, сам вонзил ее по самое оперенье себе в грудь; это были последние мгновения его агонии: задние его ноги тоже подкосились, он упал, попытался встать, но снова свалился, вытянул шею и, жалобно проревев, издох.