Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

• Название: Связующие нити (СИ)
• Автор: Ксения Татьмянина
• Издательство: Си
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2015

Днём она преподаватель и художник, а ночью — Реставратор чужих воспоминаний. Днём он чертёжник, а ночью Строитель мостов между людьми, потерявшими друг друга. Вместе они работают в загадочном агентстве «Сожжённый мост» — на последнем этаже заброшенного Здания, куда приводит посетителей их связующая ниточка с теми, кого однажды они упустили. Разные люди, перипетии судьбы, и шестеро сотрудников агентства не успевают заметить, как переворачивается их собственная жизнь. А он и она по-настоящему себя и друг друга находят спустя четыре года после собственной свадьбы.

---

— Чего же?

Я осмелилась мельком взглянуть на него, выравнивая глиняный шар в ладони и проминая его снова, только делая вид, что я знаю, что делаю и увлечена работой.

— Ты хочешь, чтобы мы расстались?

Этот шар выпал на стол, а меня как ожгло. Теперь наоборот, я уставилась на Триса во все глаза, но не говоря ни слова.

— Ты радела за моё счастье и говорила, что ждать разрыва тебе не по душе, только потому, что на самом деле хотела быстрее расстаться. Расстаться так, что бы оба мы были счастливы с кем‑то, кого нашли, и не было бы неравновесия, или даже чувства вины… Только сегодня для меня всё встало на свои места, когда я услышал эту ключевую фразу о тебе… Ты кого‑то любишь, да, Гретт? У тебя кто‑то есть, кого ты скрываешь… но ты не должна бояться, что… мы же когда‑то договорились… и если ты хочешь уйти, — слова Тристану давались всё труднее, — ты не должна думать обо мне, со мной ничего не будет… Я не обладаю твоей проницательностью, если мне не сказать, то я сам и не догадаюсь. Поэтому, скажи мне всё как есть, сейчас…

— Кто?

— Кто?

— Кто тебе сказал… ключевую фразу?

— Пуля. Как раз тогда, когда ты ушла на обед. Она сказала это всем, призналась, что с ней ты однажды была откровенна и… она сделала это из благих побуждений.

— Пуля — дура!!! — Сколько было сил в лёгких, так я и закричала. — Она полная дура!

Меня всю трясло, — от гнева, от обиды и от слёз. Я вскочила со своего места, задыхаясь, и захлёбываясь словами:

— Это неправда! Если бы хоть кто‑то знал, что со мной было… Если бы я могла рассказать! Я уезжала искать куколку Виолы, а нашла её в Здании, я возвращала её, а потом сломался автобус… я поняла, что я ничего не могу создать, что я не художник, я не рисую… а Здание мне открыло дверь в квартиру, из которой меня зашвырнуло в прошлое, в тот автобус, и я всё забывала! Всю нашу жизнь! Геле мне душу препарировала… а этот Филипп хотел вернуть Веронику, мою маму! И если бы у него это получилось, меня бы не стало…

Слёзы застилали мне всё, и я не видела, когда Трис успел так быстро подойти ко мне. Я только почувствовала, что он меня обнял, крепко прижал, и больше ничего не в состоянии говорить, я завыла, уткнувшись ему лицом в шею и в плечо.

При нём я плакала второй раз в жизни, но мне было уже плевать на это проявление слабости, потому что остановиться я не могла. Высказанная Пулей полуправда выбила меня из колеи, и то, что сам Трис наговорил здесь — подорвало окончательно.

— Успокойся, Гретт, успокойся, расскажи мне всё подробно и по порядку… что с тобой было? — Голос Тристана звучал взволнованно, я чувствовала движение кадыка, когда он говорил, сглатывая воздух через каждое слово. — Почему ты раньше не рассказывала? Разве я тебе враг?

Так сразу мне было не успокоиться, — довольно долго я хлюпала в его воротник, чувствуя, как Трис поглаживает меня по затылку, по лопаткам и повторяет "Всё хорошо". Приступ мой закончился так же внезапно, как и начался, — я испытала огромное облегчение, словно вместе со слезами ушёл комок злых и скрученных нервов, который и мучил меня бессонницей, сомнениями и страхом. И физически я почувствовала слабость, но приятную, будто после долгих трудов, которые наконец‑то кончились.

Я подняла голову, отстранилась от его объятий, их и так было достаточно:

— Можно не сейчас? Я не смогу тебе всё сейчас рассказать, там много…

Тристан же не собирался так легко отпускать, он мягко обхватил мою голову руками, большими пальцами стирая со щёк слёзы, и так близко приблизился, буравя глазами, что мне показалось — сейчас поцелует. По — дружески — в лоб.

— Так Пуля соврала?

— Я не знаю, зачем она это сделала… из благих побуждений… Я расскажу тебе, Трис, только можно не сейчас?

— Когда хочешь. Только расскажи.

— Угу, — я кивнула и высвободилась. — Но и ты обещай… я, правда, знаю, что тебя что‑то гложет. Но ты ошибаешься, если думаешь, что мне всё про тебя известно. Если не сказать, то и не пойму, как ты. Обещаешь?

— Хорошо.

— Прости, я всего тебя испачкала…

На светлой рубашке отчётливо выделялись следы глины. Меня спас фартук, а его ничего — и руки, зажатые между нами, обтёрлись почти досуха.

— Это не смертельно.

— А ещё ты должен мне пообещать, что не будешь приходить в мастерскую.

— Почему?

— Потому что я рисую для тебя одну вещь, и в прошлый раз ты меня жутко разозлил, появившись без предупреждения. Если ты не дашь мне работать, и испортишь сюрприз, я не прощу тебя никогда.

— Обещаю.

Мне захотелось улыбнуться, но получалось у меня натянуто. Я представляла, как выгляжу, и уже собралась уйти умыться, но он задержал меня за руку и весомо произнёс:

— Подожди. Разве я упущу такой случай? Ведь я ещё обещал тебе отомстить… Дай‑ка мне вторую ладонь.

— Зачем?

— Давай.

Я послушалась, а Трис, вместо ожидаемого рукопожатия, поцеловал мои глиняные пальцы.

— Чтобы ты никогда больше не думала таких глупостей как про синюю куриную лапу. У тебя чудесные руки.

Мне бы провалиться, хоть куда‑нибудь! Я ничего не смогла на это сказать, только быстро ушла из мастерской в большую туалетную комнату, сославшись, что там есть зеркало и бумажные полотенца, а мне нужно было тщательно умыться. Это было правдой, но правдой было и то, что находиться с Трисом в одном помещении после последних произнесённых слов, я не могла. На меня опять накатило желание то ли зареветь, то ли заорать, то ли замахать кулаками, не разбираясь до конца — издевается он так надо мной или сказал искренне?

В зеркале я увидела, что всё моё лицо и шея в красных пятнах. Веки распухли, на щеках мазки глины. Холодная вода убавила красноту, но зареванную припухлость никуда не дела. Я сняла заколку, расчесала пальцами волосы, и снова убрала их в хвост. Отмыла фартук, оставив его сушиться на крючке для сумок, и всё никак не хотела возвращаться, затягивая время. Прошло минут десять или больше, я поднялась наверх и увидела Триса, закрывающего окна мастерской.

— Пойдём домой, Гретт. Съедим твой паштет, попьём чаю и хорошенько выспимся перед работой.

— Да, часов пять всего останется…

Я уж было подумала, осчастливленная, что пришёл конец волнующим словам и так замечательно обсуждать сон, чай и ужин, как Трис, полушутя предупредил:

— Если же у тебя когда‑то кто‑то появится, учти, что без моего благословления он не получит тебя, а ты не получишь развода.

— Ха — ха…

— Да, ты права, я шучу. На самом деле я убью его сразу и без вопросов.

Теперь мы засмеялись с Трисом на пару, а я опять не знала — он продолжает надо мной издеваться или доля искренности есть даже в этом абсурде?

Мне понадобилось два дня, чтобы собраться духом. В субботу утром после агентства, мы пошли домой долгим путём — до парка, потом кварталами добрались до ближайшего рядом с домом круглосуточного магазина, где купили на ужин и завтрак продуктов. Трис предложил устроить второй обед, и даже вызвался сам его приготовить. Лучшего времени для разговора трудно было себе представить.

Всё это время с позапрошлого дня, Тристан был предупредителен в отношении меня настолько, что мне это не нравилось. Часто мне приходилось ловить на себе вопросительный взгляд, в любые минуты, когда мы оставались одни, и всякий раз я жалела о своей откровенности в мастерской. Но с другой стороны — не жалела, а радовалась, что наконец‑то кто‑то толкнул меня к краю, дальше которого только признания. Не всё, не сразу, постепенно.

— Я как раз тебе всё расскажу, — я села за стол на кухне, когда он принялся за разбор пакета, — пока ты будешь готовить.

Увидев, что Трис весь подался в мою сторону, я быстро задвинула второй стул под столешницу и попросила:

— Только не нужно здесь сидеть, жадно смотреть в глаза и ловить каждое слово. Это не бог весть как важно, но мне так будет легче разговаривать, если ты не будешь таким… таким назойливым.

— Назойливым? — Тристан схмурил брови и посмотрел на меня сверху вниз с натуральным снисхождением, мне стало ясно — он правильно понял, о чём я прошу. — После такого ты от меня и слова сочувствия не услышишь. И это в благодарность за то, что я после ночи работы буду стоять у плиты ради твоего обеда.

Он продолжил разбирать пакет, что‑то оставляя на разделочном столе, а что‑то убирая в холодильник.

— Правда, Трис, я хочу рассказать тебе не только то, что случилось, но и то, что я должна была рассказать тебе гораздо раньше, но не хотела этого делать, и потому скрывала.

— Очень интересно.

— Мы обещали друг другу не открывать никому о том, как мы живём, но я не сдержала слова. Вернее, я дала обещание, утаив, что один человек о наших отношениях уже знал. Это Гелена. Мы давно знакомы друг с другом, я всегда и всем с ней делилась, рассказывала не только события, которые случались в моей жизни, но и чувства, которые я при этом испытывала. Не слишком откровенно, но всё же… Я рассказала ей о нашем знакомстве через несколько дней после него, рассказывала о том, какой ты замечательный и как мне с тобой хорошо. И не могла избежать того, чтобы не объяснить при всём при этом, что мы с тобой друзья и ничего более нет. О свадьбе я тоже сказала правду, не могла соврать, она бы почуяла ложь издалека. Это не честно, я знаю, ведь тебе пришлось из‑за этого обещания, обманывать отца.