Александр Казанцев - Том 2. Сильнее времени

• Название: Том 2. Сильнее времени
• Автор: Александр Казанцев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1977

Во второй том включены рассказы о загадке Тунгусского метеорита, об удивительных шахматных партиях и другие. Раздел «Размышления фантаста» посвящен следам возможных посещений Земли инопланетянами. Роман «Сильнее времени» повествует о далеком будущем. Герои произведения осуществляют необычайные научные идеи, встречаются с братьями по разуму во вселенной. Отточенность литературной формы соединена с богатством фантазии: подсчитано, что в романе более ста научных и технических гипотез.

Иллюстрации художника Ю. Г. Макарова.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Увы, это не наши принципы! – вздохнул Ан. – Это ваши теперешние принципы, основа вашего нового общества, отличительная особенность Земли. Как жаль, что никто из протостарцев Этаны, видевших Кон-Тики на моей планете, ничему не научился у него, а теперь и не помнит его.

– Нельзя жить без памяти… Потому люди и ищут следы пришельцев, побывавших на Земле.

С Анд путешественники перелетели на одинокий и загадочный остров Пасхи, «остров устремленных вдаль взглядов», как местные переводят его название. С берегов острова в океанскую даль вечно смотрят исполинские статуи, неизвестно кем и для чего поставленные здесь. Чужепланетные их лица как бы говорят о том, что они не дело рук людей. Недаром в преданиях местных жителей говорится о небесных пришельцах…

Такие же предания были и в Южной Америке, и в стране древних майя. Всюду говорилось, что когда-то Сыны Солнца (у ацтеков – Кетсалькоатль, у майя – Кукулькан, это одно понятие на разных языках – Пернатый, Летающий бог-змея, у инков – Кон-Тики, Сын Солнца, Солнечный) спускались с неба с громом без огня и учили людей знаниям и человеколюбию, потом улетели, пообещав вернуться…

С острова Пасхи Матсумура с друзьями перелетели в пустыню Сахара, на плато Тассили, в скалы Сефара, напоминавшие руины гигантского города. Эти скалы, иссушенные ветрами, обожженные солнцем, хранили бесценные сокровища прошлого.

Японец провел путников к хорошо известному ему месту. Он плеснул на скалу водой, и на камне проступило древнее наскальное изображение водолаза или космонавта в скафандре с герметическим шлемом, с широким воротником, в который легко прошла бы голова, в одежде, спадающей вертикальными складками. Во всем облике изображенного чувствовалась загадочная мощь.

– Великий бог марсиан! – воскликнул Ан. – Знаком с ним еще со звездолета!

Японец улыбнулся:

– Я никогда не расстаюсь с этим рисунком.

На этот раз молодой крутолобый человек ожидал путешественников на родине Матсумуры, в тесном городе, где дома продолжали беспредельно расти вверх, где по улицам нельзя было протолкнуться, хотя транспорт и ушел под землю, в трубы. Поэтому молодому человеку легко было остаться незамеченным и наблюдать издали за Виленоль и ее спутниками.

В музее Токийского университета Ан еле передвигался на своих тонких ногах – он слишком устал от путешествия и впечатлений. Виленоль не на шутку встревожилась за него. Но даже он вскрикнул при виде каменной статуи:

– Это же Великий бог марсиан из Тассили! Тот же шлем, тот же воротник, тот же скафандр!

– Посмотри еще рядом, – посоветовал Матсумура. – Ты увидишь, внимательный Ан, скульптуру столь же древнюю, но на ней отчетливее проработаны очки, которые и ты поначалу носил на Земле, герметический шлем, орнамент скафандра…

– Помню, добрый доктор. Ты говорил на «Жизни-2» о спиралях как о средстве информации, как об едином символе для всех живущих во вселенной и наблюдающих всюду спиральные галактики.

– Тогда я молчу, внимательный Ан.

– Я узнаю, доктор, эти статуэтки! По твоим рассказам, рисункам, фотографиям! – Ан указал на соседнюю витрину. – Я забыл, как ты называл их…

– Догу. В переводе с древнего это значит…

– Одеяние, закутывающее с головой. Это я слышал от тебя, уяснил, запомнил. Они сделаны людьми, не знавшими металла.

– Да, предшественниками японцев, еще в каменном веке. Пять тысяч лет назад. И тем не менее посмотри, с какой тщательностью воспроизведены все детали космического костюма, даже фильтры для дыхания, люки для осмотра механизмов, крепления этих люков.

Возвращались в Москву, но остановились в Индии, чтобы посмотреть на подлинные письмена, в которых тысячелетия назад описывались летающие огненные колесницы – виманы.

«Сильным и прочным, – возглашал санскрит, – должно быть его тело, сделанное из легкого металла, подобное большой летящей птице. Посредством силы, которая приводит в движение вихрь, колесница развивает силу грома… и она сразу превращается в жемчужину в небе».

Под впечатлением всего прочитанного на древнем санскритском языке, которым прекрасно владел японец, Виленоль, Матсумура и Ан вышли из прохладного полумрака бывшего храма под солнечные лучи. Все, кроме Виленоль, сощурились – она кого-то высматривала. И, так же как в Паленке, ее щеки залились вдруг густым румянцем.

Виленоль хотела и не смела себе верить – это был Петя!

– В Москве вас люди заждались, – сказал ей японец.

– Может быть, не только там, – загадочно ответила Виленоль.

Добрый Ан ничего не понял. Японец тоже.

Глава вторая. Тени минувшего

Виленоль приехала в лесной домик к Ратовым на «малый концерт Вилены» задолго до назначенного времени. Арсений еще не возвратился из звездного городка. Дома была только Вилена.

Она восхищалась своей внучатой племянницей, ее «подвигом зрелости», ее вспыхнувшим сценическим талантом, побывала уже на репетициях в театре, где ради новой артистки, признав ее необыкновенное мастерство, возобновляли старинную пьесу. И для Вилены среди ее новых современников самой близкой стала Виленоль.

Они были как сестры. И, как старшая сестра, Вилена, встретив Виленоль и усадив ее рядом с собой на ступеньки веранды, задушевно спросила:

– Так вот, сестренка моя из будущего, откройся мне! Почему мы так сурово обошлись с Петей тен-Кате?

Виленоль смутилась, покраснела, потом оправилась:

– Он предательски повел себя – выступил против Великого рейса, против своих и моих друзей.

– Ах вот как? А ты не подумала, что никто из этих друзей не переменил своего отношения к Пете тен-Кате? Он ведь ничего другого не хотел, кроме блага человечеству.

– Не надо меня уговаривать! – запротестовала Виленоль.

– Может быть, найдем причину? – предложила Вилена.

– А как? – удивленно взглянула на нее Виленоль.

– Рассказывай.

– О чем?

– Все, что теперь помнишь о своей прапрабабке.

– Об Аннушке? Но я ничего о ней как следует не знаю.

– Как так ничего не знаешь? У меня тоже пробуждали генную память. Мне снились сны… сны из далекого прошлого… Тебе не снятся?

– Нет. Я просто кое-что помню – Давай попробуем представить себе жизнь твоей Аннушки Иловиной.

– Право, я не знаю… Все так смутно…

– Так что ты помнишь о ней… самое далекое?

– Помню подвал… Окна под сводчатым потолком, а на нем разводы мокрых пятен. В окнах – серый колодец…

– Это внутренний двор дома, – решила Вилена. – Ну еще?

– Помню, что было весело, а почему – не знаю. Часто пар стоял в подвале. Помогала маме стирать…

– Это Аннушка помогала, а не ты.

– Ну конечно! И помню еще отца… разного…

– Как это так разного?

– Сначала в кепке, усталого… от него пахло машинным маслом… Наш город он называл Питером.

– На заводе работал.

– Потом веселый такой, в матросской бескозырке, в тельняшке… Братик Андрюша все примерял тельняшку, а я – бескозырку… перед зеркалом.

– Не ты, а Аннушка.

– Прости, все путаю. И помню того же отца в бескозырке, но с пулеметными лентами крест-накрест на груди. Говорил, что буржуям – амба и еще про Зимний…

– Это очень интересно. Значит, он был не только современником Великой Октябрьской революции, но и ее участником.

– Помню его лицо. Была в нем и гордость, и строгость, и пыл борьбы. Хорошо помню потому, что все старалась перед зеркалом передать его выражение.

– Так вот когда в твоей Аннушке начинали пробуждаться ее способности!

– Я не знаю… И снова помню отца. В кожанке, в скрипучих ремнях. И все плакали…

– Значит, уходил на фронт, – заключила Вилена. – Гражданская война.

– Вспоминаю уже не подвал, а огромную пустую комнату, нетопленную… На потолке фигурки крылатых мальчиков. Интересно было заставлять братика Андрюшу принимать такие же позы.

– Режиссерские замашки?

– Ну что ты!.. Прежняя барыня проходила мимо бывшей своей гостиной с задранным носом, на нас и не смотрела… а раньше посылала меня за извозчиком.

– Значит, в том же доме переехали… прачкины дети…

– Интересно было представлять эту барыню перед зеркалом. Братик и мама смеялись.

– Определенно актерские замашки. А барыня? Тоже смеялась?

– Тоже. И совсем не сердилась. Помню, как учила и хвалила меня за произношение и понятливость. Артисткой она была.

– Это уже факт биографии! И что еще?

– Потом очень смутно… Ведь каждый, если начнет вспоминать свое прошлое, увидит лишь несвязные картинки… И еще засели у меня в памяти стихи.

– Прочитай.

О ветер города, размеренно двигай
Здесь неводом ячеек и сетей,
А здесь страниц стеклянной книгой,
Здесь иглами осей,
Здесь лесом строгих плоскостей,
Дворцы-страницы, дворцы-книги,
Стеклянные развернутые книги.

– Постой, постой! Это уже совсем другое время! Судя по всему, это описание новой Москвы! Это, пожалуй, вторая половина двадцатого века. Ты попросту не можешь этого помнить.