Сергей Голукович - Поперечное плавание

• Название: Поперечное плавание
• Автор: Сергей Голукович
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1990
• ISBN: 5-203-00771-3

В мемуарной книге в жанре записок офицера инженерных войск рассказывается о фронтовых буднях воинов-понтонеров, о том, как в труднейшей боевой обстановке они наводили переправы через водные преграды, обеспечивали боевые действия наших частей по разгрому врага, проявляя при этом героизм, мужество, профессиональное мастерство.

Проект «Военная литература»: militera.lib.ru

---

В один из весенних дней Корнев получил письмо от жены, четвертое по счету. Елизавета Петровна с семьей находилась в эвакуации в одном из заволжских сел. Она просила Корнева беречь себя, не беспокоиться за нее и детей. В конце письма было несколько наивных строчек, написанных рукой Алены. На листе также был обведен контур ручки Вовочки. «Как-то живется там вам, мои дорогие?» Вспомнил прошлогодние переправы, гурты скота на них и толпы беженцев. «Нет, мои еще не бедуют».

Почту в 7-й батальон привез лейтенант Слепченко. С ним пришло две машины: одна — закрепленная за ним полуторка, а другая — «пикап», возвращенный подполковником Фисюном. Шофер «пикапа» ефрейтор Степан Заболотный был с Фисюном с первых дней войны. Он привез записку: «Товарищ майор! Возвращаю «пикап» в полное Ваше владение. Меня отзывают в Москву. Когда получу назначение и обоснуюсь на новом месте, сообщу. Прошу тогда откомандировать ко мне Степана. Он сумеет добраться и без машины. 30.04.42. Фисюн».

Осмотрев «пикап», Корнев нашел его в хорошем состоянии и решил, что будет ездить на нем сам, а свой газик — передать Соловьеву. Так в батальоне стало три легковых машины.

В тот же день получил письмо и подполковник Борченко, командир понтонно-мостового батальона, оборудовавшего переправы на другом участке Северского Донца.

Борченко торопливо вскрыл конверт и стал читать:

«Папа! Я уже не знал, как и написать тебе. Записная книжка у меня сгорела во время бомбежки нашего поезда. Она осталась в вагоне вместе с курточкой и чемоданом. В кармане рубашки сохранился только комсомольский билет. Номер твоей полевой почты я не запомнил. Дядю Афанасия, с которым ты меня отправил в Харьков, убило и половину поезда разбило. Страху я натерпелся и теперь все думаю, как ты там во время бомбежек. Потом остатки поезда собрали и привезли в Сталинград вместо Харькова. Я поступил в ФЗУ при заводе «Баррикады». Мой адрес: Сталинград, Верхний поселок, ФЗУ № 4. А твой адрес мне сообщил капитан Потопольский. Он был на нашем заводе, заказывал железные детали к какому-то понтонному парку. Я у него в петлицах увидел наши понтонерские значки, спросил его, не знает ли он о тебе. Он и сказал твой адрес. Я сразу сел за письмо. Я работаю на заводе и получаю паек. Я уже токарь, точу детали к пушкам. Работа мне нравится, хотя и устаю. Мне выдали ватник и ботинки. У меня есть запасная пара белья. Стирают нам белье жены рабочих. Пиши, что знаешь про братиков и маму? Жду ответа. Твой сын Виктор».

Борченко задумался. «Пиши, что знаешь про братиков и маму?» А что я знаю? Почти ничего». С августа прошлого года не было писем от жены. В последнем она писала, что живет на хуторе ближе к Полтаве, чем к Харькову. Эта местность давно уже занята врагом.

* * *

Комиссара батальона Распопова многие командиры называли по имени и отчеству, ибо он сам обращался так ко всем в штабе, к командирам и политрукам рот. Случалось, прибежит посыльный к шоферу эмки ефрейтору Замрике и скажет: «Иван Васильевич приказал подать машину к штабу». Когда многие узнали, что комиссар на гражданке был председателем райисполкома, то стали подшучивать над фамилией шофера: «Ты сам зам, а возишь председателя». Узнав об этом, батальонный комиссар только посмеялся.

— Хорошая шутка. Кончится война, глядишь, и будешь заместителем председателя райисполкома, товарищ Замрика.

Между тем комиссар любил воинский порядок и настойчиво добивался его в батальоне. Был требователен, принципиален.

Все быстро привыкли распоряжения комиссара выполнять точно и в срок: знали, что тот обязательно проверит, как оно выполнено.

Как-то под вечер он подошел к Корневу, что-то писавшему.

— Домой пишешь? Вот и хорошо. Я завтра еду в политуправление фронта. Захвачу и твое письмо. С фронтовой полевой почты оно быстрее дойдет.

— А зачем в политуправление? — поинтересовался комбат.

— Повезу молодых коммунистов получать партбилеты. Распорядись, чтобы в строевую полуторку скамейки поставили. Человек на десять. Я свою эмку тут оставлю.

Через два дня комиссар вернулся из штаба фронта. Корнев вышел встретить приехавших. Пожав каждому руку, поздравил со вступлением в партию и остановился около стоящих в сторонке старшины и двух рядовых.

— Старшина Гафуров прибыл с командой в количестве двух радистов для прохождения дальнейшей службы, — доложил тот. — Хорошие специалисты.

Поочередно представились и остальные.

— Рядовой, радист Никонов.

— Рядовой, радист Дорошенко.

И только тут комбат разглядел, что радист Дорошенко — коротко подстриженная девушка.

— Как зовут?

— Женя.

Тем временем подошедший старший лейтенант Сундстрем заинтересовался большим чемоданом, стоявшим около старшины:

— Что-то багажа у вас многовато?

Тот поправил лямки висевшего за спиной вещевого мешка.

— Это инструмент, запасные части, провода и лампы к радиостанциям. Комиссар сказал, что у вас станции 6ПК плохо работают: радиус слышимости мал. Собираюсь повозиться с ними. Попытаюсь увеличить радиус действия.

Корнев внимательно посмотрел на комиссара, улыбнулся:

— Молодец, Иван Васильевич! Учуял слабину в батальоне. Без хорошей радиосвязи нам нельзя. Сам догадался настоящих радистов раздобыть?

— Нечего было догадываться. Ты думаешь, я вполуха слушал тебя, когда ты знакомил меня с батальоном?

Старшина Гафуров имел золотые руки. Он усилил питание радиостанций, заменил детали и лампы. Над кабинами некоторых машин, как когда-то мечталось Корневу, упруго заколыхались штыри антенн.

Первый пробный радиообмен на радиостанциях состоялся через пять дней после того, как за них взялся Гафуров. Машина взвода управления с радисткой Дорошенко отошла от штаба на пять километров. Слышимость была отличная. Дальность увеличили до десяти километров. Слышимость стала немного хуже, на разговаривать было можно. Только на пятнадцатикилометровом расстоянии пришлось перейти с телефона на ключ. Работа ключом состоялась и на двадцатикилометровом удалении.

Как-то ночью в начале мая на переправу пришла небольшая, из десятка машин, колонна со снарядами. Рокот моторов и поскрипывание сходен казались особенно громкими в предрассветной тишине. На двух паромах понтонеры с делом управились за два рейса. Еще до наступления рассвета колонна уже была в пути.

Однако около восьми часов утра она неожиданно вернулась на переправу. Начальник колонны взволнованно сообщил дежурившему на правом берегу командиру роты Коптелову, что дорога перерезана немцами, что к переправе отходит пехота.

Коптелов немедленно доложил по телефону Корневу о случившемся. Через несколько минут в штабной: землянке около комбата собрались Распопов, Соловьев и Сундстрем. Корнев вызвал только вчера приехавшего из штаба армии лейтенанта Слепченко.

— В сорока километрах от переправы немецкие войска! Неужели в штабе армии ничего не знают о наступлении немцев?

— Вчера все было спокойно, и никаких данных о подготовке противника к наступлению не было, — пожал плечами Слепченко.

Вызванный в штаб начальник автоколонны техник-лейтенант показал на карте участок дороги вдоль фронта, по которому шли немецкие танки и машины. По его докладу можно было предположить, что противник пытается окружить наши войска под Барвенковом, позиции которых большим выступом вдаются в его оборону. Велики ли силы прорвавшегося врага, было неизвестно. Требовалось срочно связаться со штабом армии, который, по вчерашним сведениям, находился в пяти километрах от дороги, по которой двигаются немцы.

— Лейтенант Слепченко, немедленно выезжайте на поиски штаба армии, — приказал Корнев. — Возьмите с собой двух бойцов из взвода управления с ручным пулеметом. Постарайтесь уточнить обстановку и получить указания на действия батальона.

Затем Корнев отдал необходимые распоряжения своему заместителю, адъютанту старшему, начальникам служб.

Не успели они еще приступить к делу, как над участком переправ и над прилегающим лесом появились немецкие самолеты. Не обращая внимания на огонь счетверенных зенитных пулеметов, они один за другим начали сбрасывать бомбы. Около паромов и пристаней выросли фонтаны воды, вздыбились столбы земли и дыма на берегу. С перекрытия штабной землянки посыпался песок. Одна из бомб разорвалась рядом с машиной, на которой были ящики со снарядами. Машина осела на один бок и загорелась. Шоферы остальных машин и понтонеры бросились к ней и, рискуя жизнью, раскидали в стороны тяжелые ящики. Но два или три ящика остались в кузове машины, и снаряды, в них начали беспорядочно рваться.

Едва кончилась бомбежка и затихло буханье в догорающей машине, как на правом берегу появились отходящие на переправу артиллерийские упряжки. У парома, на котором переправлялась машина лейтенанта Слепченко, отправляющегося на поиски штаба армии, сразу же возникла толчея. На плаву стало четыре парома для переправы машин и артиллерийских систем, один тридцатитонный паром и пять десантных понтонов. Это включились собранные под руководством Соловьева все средства парка. Но на улицах села все прибавлялось подразделений, ожидающих очереди на переправу. Здесь же все чаще начали появляться одиночки, потерявшие свои части. Многие из них норовили втиснуться в перегруженный паром или понтон, осевший в воду до последнего предела. Возникала перебранка с понтонерами.