Леонид Гроссман - Пушкин

• Название: Пушкин
• Автор: Леонид Гроссман
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1939

В настоящем издании представлен биографический роман о великом русском поэте А. C. Пушкине. Автор стремился построить жизнеописание в плане биографической хроники на основе политической летописи и литературной истории того времени.

---

Едва вступив в управление лицеем, «австриец» донес министру народного просвещения, что Пушкин в компании с Малиновским и Пущиным пытались устроить в лицейском дортуаре тайную пирушку и опоили ромом своего товарища Тыркова Разумовский, только» что получивший неофициальную отставку, придал этой шало-спи несоразмерное значение, сам явился в Царское вызвал трех виновников для строгого выговора и передал дело на решение конференции профессоров. Ввиду личного вмешательства министра лицейский синклит определил: ставить провинившихся на колени в течение двух недель во время общих молитв, сместить их на последние места за столом и вписать имена их в черную книгу.

Таково было первое столкновение Пушкина с представителем верховной власти.

И поэт впервые применил оружие, которое не раз служило ему впоследствии: он написал эпиграмму на Разумовского («Ах! боже мой, какую — Я слышал весть смешную…»).

Этим куплетом как бы открывается эпиграмматическая серия, развернувшаяся впоследствии в острых карикатурах чуть ли не на весь александровский комитет министров.

От всех невзгод лицейской жизни — от столкновений с Пилецкими, Гауэншильдами, Разумовскими — Пушкин уже имел могучее средство защиты:

Фантазия, тобою
Одной я награжден.
……………………………..
Что было бы со мною,
Богиня, без тебя?..

Наряду с герои-комической поэмой Пушкин начинает в это время разрабатывать и дидактическое послание. Это жанр многих его любимых поэтов. В XVI веке он процветает под пером Клемана Маро, замечательного мастера непринужденной стихотворной беседы. Поэты «великого века» Буало и Лафонтен — дают законченные образцы посланий. В эпоху энциклопедии этот поэтический вид достигает наивысшего развития у Вольтера. В России он представлен у классиков XVIII века; мы видели, что именно в этой форме полемизировал со своими литературными врагами Василий Пушкин.

Стихотворение 1814 года «К другу стихотворцу» свидетельствует о превосходном усвоении Пушкиным сущности жанра. Классические александрийские стихи, законченные афоризмы, забавная притча в заключительной части, придающая анекдотическое заострение финалу, — все это характерные свойства старинного послания. Но в каноническую форму остроумной беседы Пушкин вкладывает большую и печальную тему: это мысль о драматической судьбе поэта в равнодушном и холодном обществе. Уже в пятнадцатилетием возрасте Пушкин проявляет исключительный интерес к литературной биографии (вскоре он отметит в своем лицейском дневнике: «…поутру читал жизнь Вольтера»), Разнообразные сведения, собранные им в этой области, открывают ему возможность широко обобщить опыт жизни знаменитых писателей:

Катится мимо их Фортуны колесо,
Родился наг и наг ступает в гроб Руссо[11];
Камоэнс с нищими постелю разделяет,
Костров на чердаке безвестно умирает,
Руками чуждыми могиле предан он.

Светлый поэтический дар превращается в личной жизни его носителей в «проклятое преимущество». Это первое напечатанное произведение Пушкина (появившееся в «Вестнике Европы» 4 июля 1814 г.) открывает обширную серию его творений о гонимых и затравленных гениях.

Пушкин разрабатывает и более легкий вид дружеского письма, близкого к шутливой болтовне, вольного по тону, разнообразного по темам, проникнутого непосредственными искренними признаниями. Таковы стихотворение 1814 года «К сестре» и аналогичная, но более пространная эпистола 1815 года «Городок», замечательная по изложению литературных интересов поэта-лицеиста. Здесь названы крупнейшие классики и современные авторы вместе с «малыми» поэтами Франции XVIII века. Особо отмечены под условными наименованиями русские рукописные стихотворцы — Барков и князь Д. П. Горчаков, вольтерьянец и политический сатирик. (Пушкин вдохновлялся его «святками» в своих известных «ноэлях».)

В 1815 году в «Российском Музеуме» появился перевод Пушкина из Клемана Маро. Этот вольнодумец французского Возрождения, осмеявший в своих сатирах монахов и епископов, был первым создателем того живого, прозрачного, остроумного и блестящего стиля, который перестраивал поэтический язык на основе народной речи, приближая его к типу разговорного. Этот «маротический стиль» по существу замечательно соответствовал устремлениям русских «карамзинистов»; недаром Клемана Маро переводил В Л. Пушкин и цитировал Батюшков[12]. Поэта-лицеиста этот предшественник Лафонтена и Расина мог пленить как мастер эпиграммы, шуточного послания, откровенных любовных песен, продолжавших традиции певцов средневековья.

Весной 1814 года русские войска вступили в Париж. После сражения под Монмартром (в то время предместьем столицы), где снова блеснули имена полководцев 1812 года. Барклая, Раевского, Милорадовича, Ермолова, французская армия отошла с передовых позиций. Молодому русскому дипломату Нессельроде было поручено договориться об условиях капитуляции с маршалами Мормоном и Мортье. «День был воскресный; погода стояла превосходная, — вспоминал впоследствии Нессельроде, — бульвары были покрыты разряженной толпой. Казалось, народ собрался, чтобы погулять на празднике, а не для того, чтобы присутствовать при вступлении неприятельских войск. Талейран был за туалетом. Полупричесанный, он выбежал ко мне навстречу, бросился в мои объятия и осыпал меня пудрой. После первых минут волнения он велел позвать людей, состоящих с ним в заговоре. Покуда мы рассуждали, император во главе своей армии вступал в город..» Пушкин чрезвычайно высоко ценил это событие, столь поднявшее международный престиж русской нации, и откликнулся на него в лицейских строфах.

Ему довелось присутствовать и, на торжественной встрече гвардии с Александром I по возвращении русского войска из Парижа. На патриотическое гулянье в Павловске 27 августа 1814 года были допущены и лицеисты. От дворца к «розовому павильону», главному средоточию празднества, вела украшенная гирляндами дорога через триумфальную арку Пушкина особенно занимали эти ворота, составленные из невысоких лавровых деревьев, на которых, словно в насмешку над их малыми размерами, красовалась надпись, сочиненная сподвижницей Шишкова поэтессой Буниной: «Тебя, текуща ныне с бою, — Врата победны не вместят».

По этому поводу Пушкин набросал пером рисунок, изображающий замешательство, происходившее будто бы у «победных врат»: участники шествия, приближаясь к воротам, видят, что они действительно «не вместят» тучного царя, и некоторые из свиты бросаются рубить их. Так казенное празднество послужило темой для одной из первых политических карикатур Пушкина.

Празднество в Павловске представляет интерес и как одно из первых знакомств Пушкина с петербургским театральным искусством, которое вскоре станет в центре его внимания.

На четырех площадках около «розового павильона» была представлена «Сельская драма». Пьеса шла под военный оркестр с хорами, певцами-солистами, с балетом и торжественными процессиями. Декорации были написаны знаменитым живописцем Гонзаго, музыка — Антонолини и Кавосом. В пьесе участвовали известные артисты — Сандунова, Самойлова, Злов и Самойлов — и лучшие танцоры — Огюст, Дютак и Вальберг.

После представления начался бал. В павильонах и палатках был устроен ужин для двора и гвардии. Но лицеистов, как посторонних зрителей, не сочли нужным угощать. Их повели обратно из Павловска в Царское пешком, «без чаю, без яблочка, без стакана воды», вспоминал через сорок лет Корф. «Когда царская фамилия удалилась, — сообщает он в своих записках, — подъезд наполнился множеством важных лиц в мундирах, в звездах, в пудре, ожидавших своих карет, и для нас начался новый спектакль — разъезд. Вдруг из этой толпы вельмож раздается по нескольку раз зов одного и того же голоса: «Холоп! холоп!! холоп!!!» Как дико и страшно звучал этот клич из времен царей с бородами в сравнении с тем утонченным европейским праздником, которого мы только что были свидетелями…» Если эта сценка произвела такое впечатление на «благонравного» Корфа, можно представить, какую реакцию она вызвала в таких свидетелях, как Пушкин, Кюхельбекер или Пущин.

XII ДЕРЖАВИН

Весной 1814 года Кошанский выбыл из строя лицейских профессоров. Даровитый ученый принадлежал к той категории лиц, которых его современник Вяземский весьма витиевато и осторожно называл «неравнодушными ценителями благородного сока виноградных кистей». В переводе на тогдашний медицинский язык Кошанский страдал «белой горячкой».

Заболевшего лектора заменил адъюнкт-профессор педагогического института, молодой философ Александр Иванович Галич. Он происходил из духовного сословия, учился в семинарии, но от богословия довольно рано перешел к философии и стал специалистом по древней литературе и истории античной мысли. Способного студента послали за границу. Он слушал курсы в Геттингене и Гейдельберге, побывал в Лондоне и Вене. За границей он увлекся философией Шеллинга и навсегда сохранил верность его системе вместе с характерным для шеллингианца интересом к вопросам искусства (впоследствии, в 1825 году, он издал первую русскую эстетику «Опыт науки изящного») В эти годы сказались основные черты его характера — беззаботность, «искушение погулять», простосердечие и наивность в житейской практике. Ни в каких злоключениях не изменял ему его общительный, кроткий, беспечный характер с значительной долей юмора. Лицеисты сразу приметили, что их новый наставник питает мало склонности к латинскому синтаксису, и, по свидетельству биографа Галича, «постарались извлечь из него другое добро — его теплое сочувствие к юношеским светлым интересам жизни».