Михаил Озеров - От Гринвича до экватора

• Название: От Гринвича до экватора
• Автор: Михаил Озеров
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1984

В основе книги Михаила Озерова "От Гринвича до экватора" — жизненный материал, почерпнутый в результате поездок писателя, публициста-международника (Индия, Шри Ланка, Вьетнам, Кампучия и др.). Большой раздел книги посвящен современной Великобритании. Немалый интерес представляют главы, рассказывающие о ФРГ, Италии, Испании, США, Австрии, Голландии.

За первое издание книги М. Озерову присуждена премия Ленинского комсомола 1982 года.

---

У венецианок правильные черты лица, они грациозны, нарядно одеты, тщательно причесаны. Впрочем, о прическе следует сказать особо.

До приезда сюда я не знал о цвете «тициан». Что это за цвет? Золотисто-рыжий. Именно такие волосы у красавиц на полотнах Тициана. В средние века модница день за днем проделывала одну и ту же процедуру: держала около часа волосы в морской воде, затем мыла их с ромашкой и снова опускала в морскую воду. Через полгода все повторялось сначала.

Существовал и другой способ, но он не легче: женщина надевала специальную шляпу с полями и без тульи (верха), пропускала через отверстия волосы и принимала «солнечную ванну». Загорать надо было в общей сложности не меньше двадцати часов.

В наши дни парфюмерная промышленность намного облегчила модницам жизнь…

Выхожу из гондолы на пьяцца Сан-Марко. И снова в памяти всплывают строки из классики. «Все четыре дня мы не сходили с площади Сан-Марко — до того она и днем, и вечером производила на нас чарующее впечатление». Это писал Достоевский. А Наполеон называл Сан-Марко «самым красивым танцевальным залом Европы». Действительно, зал — замкнутый квадратом зданий и выложенный мраморными плитами. Вот Собор святого Марка — архитектурный венец Италии, у него сверкающие золотой мозаикой византийские своды и потрескавшийся мраморный пол, под которым покоится прах патрона города святого Марка. Рядом Дворец дожей — в прошлом властителей этого края, героев «Венецианского купца» Шекспира и «Марино Фальеро, дожа венецианского» Байрона.

Чуть ли не в каждом втором итальянском фильме показывают эту площадь, на которой всегда праздник красоты и хорошего настроения.

Впрочем, всегда ли? Слышу выстрел, второй… Здоровенный парень в военной форме цвета хаки стреляет в воздух из пистолета, выкрикивая ругательства. Другой, в такой же форме, держит пустую бутылку граппы[19] и гогочет.

И праздник сразу кончается. Площадь пустеет, кому хочется попасть под пулю пьяного американского солдата?..

Венеция! Как в пору дожей, ты
Живешь под плеск волны и скрип весла.
Но жизнь уже на старые холсты
Мазки иной эпохи нанесла.[20]

Да, на великолепные старые холсты наносятся все новые, грязные мазки. Отличительная черта Италии 80-х годов: соседство богатейшей славной истории с уродливыми сегодняшними явлениями.

Казалось бы, именно в стране, давшей миру Данте и Леонардо, должны царить гуманизм, справедливость. Ведь рядом с творениями ее гениев особенно чудовищны мысли о войне, атомных базах, фашизме. Находясь на развалинах Форума или Колизея, особенно ясно понимаешь, насколько богаче могло быть человечество, если бы мастерство и талант людей не погибали в пламени пожарищ.

Тем не менее Италия — самая «террористическая страна» капиталистического мира.

Парадокс? Феномен? Можно сказать и так, и эдак. Но гораздо важнее найти корни этого явления.

Их немало. Прежде всего неуклонное подорожание жизни, нищета. На процессе в Турине был оправдан… убийца. Оправдан, ибо, как говорится в решении суда, «тяжелые условия, в которых жил этот человек, превратили его в отщепенца, ожесточили и довели до такой степени одичания, что он стал вести себя как животное».

Корреспондент итальянского журнала «Экспрессо» образно описал то, что произошло:

«Чердачное помещение старого дома на улице Сан Доменико в историческом центре Турина. Длинный коридор. Сквозь дыры в крыше виднеется небо. Вдоль коридора — ряды хлипких дверей. Все здесь выглядит так же, как на десятках других чердаков этого района, где ютится сотня, а может быть, и больше (кто их считал?) живых трупов, вернее сказать, одичавших существ. Это бездомные и безработные. Они предоставлены самим себе. Впрочем, даже и не самим себе, потому что самими собой они давно перестали быть, да и человеческого в них ничего не осталось. Они и передвигаются не как нормальные люди: жизнь в темных клетушках, с нависшей над головой крышей, навсегда согнула их спины. И изъясняются не с помощью слов, а жестами и нечленораздельными звуками. Словно дикие животные, прячутся эти существа по своим норам, подозрительно встречая каждого, кто не принадлежит к их племени.

Но так же относятся они и к тем «из своих», кто нарушает царящую здесь атмосферу дремотного оцепенения. Как-то один уронил в коридоре две пустые жестянки. Другой набросился на нарушителя тишины с ножом и убил его. Остальные обитатели чердака, стоя в дверях или прислонившись к шатким чердачным подпоркам, смотрели на происходящее с безучастностью диких животных. А после убийства спокойно разошлись; кто вернулся в свою клетушку, кто, подгоняемый чувством голода, отправился рыться в мусорных ящиках.

Какой же смысл выносить приговор одному из этих созданий?! Приговор должен быть вынесен другим — людям, считающим себя «частью так называемого цивилизованного мира»…»

Назову и другие причины итальянского «феномена». Неуверенность в завтрашнем дне. Равнодушие общества к человеку. Пропаганда насилия в книгах, кино, по телевидению.

Жестокость прививается чуть ли не с пеленок. Малыша нередко истязают собственные родители. И он, став постарше, уже истязает других. В десятилетнего жителя Милана его сверстник кинул апельсин, в который было вставлено лезвие бритвы. Две ученицы этой же школы связали тринадцатилетнюю девочку, затолкали ей в рот кляп и сбросили с четвертого этажа…

Кроме того, на Апеннинах предостаточно уцелевших фашистов, которые жаждут реванша и не сидят сложа руки.

А красота, к сожалению, не всегда может одолеть насилие. Турецкий террорист Агджа разрядил пистолет в римского папу на одной из самых красивых площадей мира — святого Петра, окруженной скульптурами Микеланджело и Бернини. О главаре масонской ложи «П-2» Джелли журналисты писали как о любителе живописи. Не исключено, что, обдумывая план очередного убийства, Джелли рассматривал альбомы художников Возрождения.

Ему наверняка не раз попадался на глаза шедевр Рубенса «Ужасы войны». Бог войны Марс, опьяненный жаждой убийств, размахивает окровавленным кинжалом. Супруга Венера пытается удержать его. Чуть подальше — женщина в черном одеянии, по ее щеке катятся слезы, она в ужасе подняла руки к небу. Это Европа. В правом углу полотна — аллегорические образы тех, кто рожден войной: болезнь, голод, страх, тирания.

Улочка Ассизи

Если бы Венера могла сойти с холста и удержать живых марсов, в руках которых куда более страшное и губительное оружие, чем кинжал!

Впрочем, это делают и без нее.

Италию от Неаполя до Милана связывает скоростная магистраль, которая называется «автострада солнца». Часа через полтора после того, как отправляешься из Рима на север, попадаешь в Умбрию — пожалуй, самую красивую область страны. Не зря ей дали имя «зеленая Умбрия»: стрелы кипарисов, серебристые оливковые деревья, пинии, поля подсолнуха и кукурузы.

В давние времена по правую сторону реки Тибра жили умбры, а по левую этруски. Они вместе сражались против Рима, но в III веке до нашей эры потерпели сокрушительное поражение, и их земли перешли в собственность «вечного города».

Появляются остроконечные башни Ассизи. Легенда гласит, что восемьсот лет назад — в 1181 году — в Ассизи родился святой Франциск. Поначалу он был обыкновенным юношей, но позже отказался от мирских наслаждений, оделся в грубое платье и пошел по миру, проповедуя возрождение духа и любовь к земной красоте. В честь святого Франциска в центре городка сооружен храм.

Здесь у меня возникли ассоциации с Испанией. Очень уж похожи Ассизи и Толедо: улочки, в которых не то что разъехаться, а разойтись трудно, слепые, закрытые ставнями окна, обилие соборов, толпы туристов, масса лавочек с сувенирами (правда, в Ассизи продают в основном керамические вазы и расшитые полотенца, а в Толедо — изделия из червленой стали).

Среди сонма описаний итальянских улочек, лучшее — наиболее сочное, выразительное и остроумное — принадлежит, на мой взгляд, Гоголю: «Тут все откровенно, и проходящий может совершенно знать все домашние тайны, даже мать с дочерью разговаривают не иначе между собою, как высунув обе свои головы на улицу… Едва только блеснет утро, уже открывает окно и высовывается сьора Сусанна, потом из другого окна выказывается сьора Грация, надевая юбку… Потом вылезает сьора Лучия, расчесывая гребнем косу; наконец сьора Чечилия высовывает руку из окна, чтобы достать белье на протянутой веревке, которое тут же наказывается скомканьем, киданьем на пол и словами: «Che bestia!»[21] Тут все живо, все кипит: летит из окна башмак с ноги в шалуна сына или в козла, который подошел к корзинке, где поставлен годовалый ребенок, принялся его нюхать и, наклоняя голову, готовился ему объяснить, что такое значит рога… Синьоры все знали, что ни есть: какой сьора Джюдита купила платок, у кого будет рыба за обедом, кто любовник у Барбаручьи, какой капуцин лучше исповедует».