Василий Жуковский - Певец во стане русских воинов

• Название: Певец во стане русских воинов
• Автор: Василий Жуковский
• Жанр: Сказка
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-699-29908-9

Великий поэт, основоположник романтизма в русской литературе Василий Андреевич Жуковский (1783–1852) – выдающаяся личность первой половины XIX века, сочетавший в себе высокую гражданскую позицию, необыкновенную душевную щедрость и незаурядный поэтический талант. «… Жуковский имел решительное влияние на дух нашей словесности, к тому же переводный слог его останется всегда образцовым», – писал Пушкин, ученик поэта. Мелодическая и завораживающая поэзия Жуковского с удивительной точностью передавала лирику человеческой души и подлинного чувства.Помимо стихотворений, в книгу вошли баллады, поэмы, сказки, басни, а также избранная проза.

---

Семью окован обручами,

Во храм внесен, пред алтарем прибит

К помосту крепкими цепями.

И цепи окропи святой водой;

Чтобы священники собором

И день и ночь стояли надо мной

И пели панихиду хором;

Чтоб пятьдесят на крылосах дьячков

За ними в черных рясах пели;

Чтоб день и ночь свечи у образов

Из воску ярого горели;

Чтобы звучней во все колокола

С молитвой день и ночь звонили;

Чтоб заперта во храме дверь была;

Чтоб дьяконы пред ней кадили;

Чтоб крепок был запор церковных врат;

Чтобы с полуночного бденья

Он ни на миг с растворов не был снят

До солнечного восхожденья.

С обрядом тем молитеся три дня,

Три ночи сряду надо мною:

Чтоб не достиг губитель до меня,

Чтоб прах мой принят был землею».

И глас ее быть слышен перестал;

Померкши очи закатились;

Последний вздох в груди затрепетал;

Уста, охолодев, раскрылись.

И хладный труп, и саван гробовой,

И гроб под черной пеленою

Священники с приличною мольбой

Опрыскали святой водою.

Семь обручей на гроб положены;

Три цепи тяжкими винтами

Вонзились в гроб и с ним утверждены

В помост пред царскими дверями.

И вспрыснуты они святой водой;

И все священники в собранье:

Чтоб день и ночь душе на упокой

Свершать во храме поминанье.

Поют дьячки все в черных стихарях

Медлительными голосами;

Горят свечи надгробны в их руках,

Горят свечи пред образами.

Протяжный глас, и бледный лик певцов,

Печальный, страшный сумрак храма,

И тихий гроб, и длинный ряд попов

В тумане зыбком фимиама,

И горестный чернец пред алтарем,

Творящий до земли поклоны,

И в высоте дрожащим свеч огнем

Чуть озаренные иконы…

Ужасный вид! колокола звонят;

Уж час полуночного бденья…

И заперлись затворы тяжких врат

Перед начатием моленья.

И в перву ночь от свеч веселый блеск.

И вдруг… к полночи за вратами

Ужасный вой, ужасный шум и треск;

И слышалось: гремят цепями.

Железных врат запор, стуча, дрожит;

Звонят на колокольне звонче;

Молитву клир усерднее творит,

И пение поющих громче.

Гудят колокола, дьячки поют,

Попы молитвы вслух читают,

Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут,

И свечи яркие пылают.

Запел петух… и, смолкнувши, бегут

Враги, не совершив ловитвы;

Смелей дьячки на крылосах поют,

Смелей попы творят молитвы.

В другую ночь от свеч темнее свет,

И слабо теплятся кадилы,

И гробовой у всех на лицах цвет,

Как будто встали из могилы.

И снова рев, и шум, и треск у врат;

Грызут замок, в затворы рвутся;

Как будто вихрь, как будто шумный град,

Как будто воды с гор несутся.

Пред алтарем чернец на землю пал,

Священники творят поклоны,

И дым от свеч туманных побежал,

И потемнели все иконы.

Сильнее стук – звучней колокола,

И трепетней поющих голос:

В крови их хлад, объемлет очи мгла,

Дрожат колена, дыбом волос.

Запел петух… и прочь враги бегут,

Опять не совершив ловитвы;

Смелей дьячки на крылосах поют,

Попы смелей творят молитвы.

На третью ночь свечи́ едва горят;

И дым густой, и запах серный;

Как ряд теней, попы во мгле стоят;

Чуть виден гроб во мраке черный.

И стук у врат: как будто океан

Под бурею ревет и воет,

Как будто степь песчаную оркан

Свистящими крылами роет.

И звонари от страха чуть звонят,

И руки им служить не вольны;

Час от часу страшнее гром у врат,

И звон слабее колокольный.

Дрожа, упал чернец пред алтарем;

Молиться силы нет; во прахе

Лежит, к земле приникнувши лицом;

Поднять глаза не смеет в страхе.

И певчих хор, досель согласный, стал

Нестройным криком от смятенья:

Им чудилось, что церковь зашатал

Как бы удар землетрясенья.

Вдруг затускнел огонь во всех свечах,

Погасли все и закурились;

И замер глас у певчих на устах,

Все трепетали, все крестились.

И раздалось… как будто оный глас,

Который грянет над гробами;

И храма дверь со стуком затряслась

И на пол рухнула с петлями.

И он предстал весь в пламени очам,

Свирепый, мрачный, разъяренный;

И вкруг него огромный божий храм

Казался печью раскаленной!

Едва сказал: «Исчезните!» цепям —

Они рассыпались золою;

Едва рукой коснулся обручам —

Они истлели под рукою.

И вскрылся гроб. Он к телу вопиет:

«Восстань, иди вослед владыке!»

И проступил от слов сих хладный пот

На мертвом, неподвижном лике.

И тихо труп со стоном тяжким встал,

Покорен страшному призванью;

И никогда здесь смертный не слыхал

Подобного тому стенанью.

И ко вратам пошла она с врагом…

Там зрелся конь чернее ночи.

Храпит и ржет и пышет он огнем,

И как пожар пылают очи.

И на коня с добычей прянул враг;

И труп завыл; и быстротечно

Конь полетел, взвивая дым и прах;

И слух об ней пропал навечно.

Никто не зрел, как с нею мчался он…

Лишь страшный след нашли на прахе;

Лишь внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сон

Младенцы вздрагивали в страхе.

Октябрь 1814

Ахилл

Отуманилася Ида;

Омрачился Илион;

Спит во мраке стан Атрида;

На равнине битвы сон.