Константин Бальмонт - Том 4. Стихотворения

• Название: Том 4. Стихотворения
• Автор: Константин Бальмонт
• Жанр: Поэзия
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-904656-82-9, 978-5-904656-86-7

Константин Дмитриевич Бальмонт (1867–1942) – русский поэт-символист и переводчик, виднейший представитель Серебряного века. Именно с него начался русский символизм.

Стихи Бальмонта удивительно музыкальны, недаром его называли «Паганини русского стиха». Его поэзия пронизана романтичностью, духовностью, красотой. Она свободна от условностей, любовь и жизнь воспеваются даже в такие страшные годы как 1905 или 1914.

Собрание сочинений Константина Дмитриевича – изысканная коллекция самых значительных и самых красивых творений метра русской поэзии, принесших ему российскую и мировую славу. Произведения, включенные в Собрание сочинений, дают самое полное представление о всех гранях творчества Бальмонта – волшебника слова.

В четвертый том собрания вошли поэма «В раздвинутой дали», «Гимны, песни и замыслы древних», «Испанские народные песни» и «Марево».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

На лесной дороге

На лесной раскаленной дороге
  Предо мной разошлись три пути.
Я грустил, размышляя о Боге,
  И не знал, мне куда же идти,
Если прямо, – там Синее Море,
  Прекращает мой путь Океан,
Он прекрасен в сапфирном уборе,
  Но не водный удел здесь мне дан.
Если вправо, – все к тем же я людям,
  В пыльный город приду. Не хочу.
Там во всем несогласны мы будем,
  Нет пути там до сердца лучу.
Рассудив, я направился влево,
  Начиная от сердца во всем.
И пошел я с куделью напева,
  Мы с мечтою и вьем, и поем.
Повстречался мне крест придорожный,
  Там сидит одинокий старик.
Безнадежный – и с тем бестревожный,
  Изможденный, изношенный лик.
Но в глазах, что глядели так прямо,
  Словно зеркало Солнцу с земли,
Мне почудилось таинство храма,
  Только-только там свечи зажгли.
Но в глазах, что смотрели, мерцая,
  У того, кто забылся, один,
В них зеленая тайна лесная,
  Что проходит по зыби вершин.
Полюбился мне нищий тот старый,
  Близь него я тихонько присел.
Он смотрел в особливыя чары,
  Мне незримый, он видел предел.
Я вложил ему в руку монету,
  Еле дрогнув, он что-то шепнул.
Но, глазами прикованный к свету,
  Он лесной принимал в себя гул.
Мы потом говорили немного.
  «Что дадут, – все я малым отдам».
Мне открылось, что стройно и строго
  Вся дорога – дорога есть в Храм.
«Ты один. И один я. Нас двое».
  И ушел я, весь в пламенях сил.
И шепнуло мне сердце слепое: –
  «Это Бог здесь с тобой говорил!»

Святые башмачки

Я спал. Глядел. В окне слюда.
В нем ходит синяя звезда,
  И схимницы там сонныя,
  Все златоиспещренныя,
Перед иконой преклонясь,
К земле ведут от неба вязь,
  В три полосы, трерядную,
  Дорогу неоглядную.
От нас, от здесь, до неба мост,
И к нам, с высот превыше звезд.
  Узорами зелеными,
  С молитвами, с поклонами,
Ведут оне дорогу-путь,
Что входит в грудь когда-нибудь.
  Икона та огромная,
  Высокая и темная,
Из золота у ней оклад,
А перед ней лежит булат,
  И башмачонки малые,
  Ах, стоптаны, усталые,
Помолятся, – и в пыль дорог,
В движеньи малых детских ног.
  И было мне вещание
  Из мглы златомерцания: –
«Не все сюда. Иди туда,
Где синяя горит звезда.
  Пройди непостижимыми
  Пожарами и дымами».
И грянул тут вспененный вал,
Я пал, икону целовал,
  Отца и мать любимую,
  И темь – и земь родимую.
И вот иду. Качну беду, –
Уходит прочь. Я часа жду.
  За полем, за речонками,
  Слежу за башмачонками,
У коих стоптан каблучок,
Но каждый шаг их мне намек.
  Над омутами старыми
  Я прохожу пожарами.
Я знаю: Синюю звезду,
Идя, как луч, в пути найду.
  Мне светит мгла иконная,
  Вся златоиспещренная.

Свечою

Я войду в зарю закатную
Чрез поля, через луга,
Доведу тропу стократную
В заревые берега.

Возле солнечной излучины
Подожду, она светла,
Но, поняв, что все замучены,
Кем душа моя жила, –

С края пропасти сверкающей
Брошусь прямо я в зарю
И свечою догорающей
В бездне солнечной сгорю.

Черная вдова

Ивану Сергеевичу Шмелеву

Я знаю Черную вдову,
В ея покрове – светов мленье,
Ее я Полночью зову,
С ней хлеба знаю преломленье.

С ней кубок темнаго вина
Я пью безгласно, в знак обета,
Что только ей душа верна,
Как жаворонок – брызгам света.

Когда ж она уйдет во мгле,
Где первый луч – как тонкий волос.
Лозу я вижу на столе
И, полный зерен, крепкий колос.

Песня дня и ночи

Ивану Сергеевичу Шмелеву

Давай еще любить друг друга,
  Люблю тебя, мой милый брат.
Найти на изумруде луга
  Я каждый день нежданно рад
Чуть-чуть зацветшие расцветы.
Поем. И пели. И не спеты.
    Рассветный час –
    Всегда рассказ.
В свеченьи трав – любовь Господня,
  Разлитье Бога по цветам.
За радость каждаго сегодня,
  За луч, примкнувшийся к кустам,
За жизнь зверьков лесистой ямы,
Взнесем до неба фимиамы.
    От наших свеч
    До Бога речь.
За то, что в долгих гулах звона
  И благодать, и благолепь,
Что синей кровлей небосклона
  Одет наш дом, и лес, и степь,
За Море, в нем же Божья сила,
Взнесем горящие кадила.
    Есть свет и звук
    В воленьи рук.
За час труда, за миг досуга;
  Вот, за щепотку табаку,
За то, что мы нашли друг друга,
  Что брата братом нареку,
За путь вдвоем по бездорожью,
Восславим звонно благость Божью.
    В глазах людских
    Есть Божий стих.
Мы оба в пламенях заката,
  На рубеже тяжелых лет.
На срывах ската вопль набата,
  Разлитых зарев медный бред,
Мы головни, но головнями
Хранится огнь, что будет – в Храме.
    Под цепкой мглой
    Пчелиный рой.
Мы знаем радость следопыта,
  Земная глубь дрожит, звеня.
Гремит нездешнее копыто,
  К земле от неба бег коня.
И в начертаньях узорочий
Прочтем мы слово вещей Ночи.
    Оттуда мы.
    Есть путь средь тьмы.
Вверху, от Севера до Юга,
  Уж черный бархат проступил.
Но к нам иного пламекруга
  Течет произволенье сил.
Вовнутрь души, в наш мрак железный,
Простерся скипетр многозвездный.
    Зовет – огнем.
    Идем! Идем!

Твоя от твоих

Ивану Сергеевичу Шмелеву

Одно Пасхальное яичко
Не поглотила, в вихрях, мгла.
Его какая Божья птичка
В тех днях таинственно снесла?

В тех днях, когда по далям луга
Светился златом изумруд,
И так любили все друг друга,
Что луч оттуда светит тут.

Из огнедышущаго Ада
Спасен Господней я волной.
Мерцает тихая лампада
Перед иконою родной.

Вкруг дома – вихрей перекличка.
Но, весь – молитва к алтарю,
На то Пасхальное яичко
Я с умилением смотрю.

Чуть серовато, сахаристо,
Как талый, между трав, снежок,
В углу оно белеет мглисто,
Лампадка светлый ткет кружок.

Во дни великаго ущерба,
Златого ободок кольца
Яичко держит, рядом верба
Пред тишью Божьяго лица.

И словно шепчет голос няни: –
«Не думай, что там впереди,
Есть звезды Божии в тумане,
Гляди сюда – гляди – гляди».

Лампадка выросла в кусточек,
Гляжу упорно пред собой,
И над яичком ангелочек
Встает, как цветик голубой.

Над бездной страшнаго наследства,
Уторопляя Тьмы черед,
В луче поет мне ангел детства,
Что Воскресение – придет.

Голос гобоя

У тебя в старинном доме,
  У тебя в старинном парке
Чувства плавятся в истоме,
  Драгоценны, ковки, ярки,
И не ярки, только жарки,
  Все затянуты золою,
Вазы, клены в стройном парке,
  Цвет рубина, скрытый мглою.
Под нависнувшей горою,
  Отдалившей все, что в мире,
Тем ты ближе к аналою,
  Чем чужие дали шире.
На бледнеющем сафире
  Хлопья в облачном теченьи,
Свет Даров Святых в потире,
  Чаши неба вознесенье.
Ветер в вязах – отзвук пенья:
  В перезвонах светят клены.
Всех минут богослуженье,
  Память впала в антифоны.
Есть высокие законы
  Над уронами мгновений: –
Всюду светятся амвоны,
  Где исход из сожалений.
Наши чувства – только тени
  Тех, что снились достоверней.
Лебедь – лепка всех движений,
  Но недвижный – он размерней.
Нежны розы между терний,
  Дух – звезда, в себя вступая.
Пьет лучи Звезды Вечерней
  Чаша неба голубая.

Сестра ли ты?