Елена Гордеева - Не все мы умрем

• Название: Не все мы умрем
• Автор: Елена Гордеева
• Издательство: Вагриус, Русич
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-264-00457-9

В одно мгновение рушится размеренная и благополучная жизнь генерального директора коммерческой фирмы: в новом партнере по бизнесу она узнает уголовника со стажем, который много лет назад чуть ее не убил. Вскоре его находят мертвым. Нить загадочного убийства ускользает от следователя прокуратуры — мужа героини. Он вынужден призвать на помощь интуицию своей жены…

---

Но, что могут кинуть его, Мокрухтин не допускал. Барсуков же не самоубийца. Хотя надо подумать еще и еще раз, и на трезвую голову, а не под прицелом зеленых дурманящих глаз. У него от нее было такое ощущение, словно он чифирю в камере опился до одури, и его мутило.

— И последнее, — услышал он голос женщины. — Участники программы по озеленению города будут награждены специальными грамотами правительства Москвы. Это, конечно, не фамилия, выбитая золотыми буквами на стене храма Христа Спасителя, но деталь не такая уж маловажная. Работа с правительством Москвы само по себе мероприятие престижное.

В принципе Евгения сказала все, что надо, а что не сказала, то продемонстрировала. Иногда немой этюд выше реплики персонажа. Вот, например, кейс с наручниками у батареи кричит гораздо громче, чем сам Барсуков.

Сцена первая, явление третье. Те же и шеф.

В холле раздался зычный голос Барсукова, что-то грохнуло, дверь распахнулась, и президент собственной персоной появился в кабинете Евгении:

— Здравствуйте.

Евгения сидела, уставившись в стену, за которой обсуждались проблемы «озеленения». Очень точное определение. Потому что в результате некоторых действий денежные купюры приобретали вполне определенный цвет и определенный вес в мировой финансовой структуре. Слово «капуста» ей не нравилось — что-то из области кухонных склок, а вот «озеленение» — в самый раз.

Шесть лет назад ей бы было совестно так думать, а сегодня — нет. И сегодня более чем когда-либо — не совестно. Та молодая девушка, что вышла из университета, исчезла, под ее личиной сформировался другой человек, посторонним людям невидимый. Прежняя Женя испугалась бы, отступила, а скорее всего даже не помыслила бы о подобном. А она серьезно раздумывала, как увидела Мокрухтина, так и зашевелилось в ее душе что-то. Говорила о проекте озеленения Москвы, а сама…

— Жень! — позвал селектор голосом Таечки. — Чайку попьем? С кексом?

— Попьем, — отозвалась Евгения.

Она выключила компьютер, убрала со стола ненужные уже бумаги и вышла в холл.

— Я пока чайник поставлю, а ты вызови курьера. Пусть дипломат заберет.

— Так он еще не ушел! — Рука Таи с поднятой телефонной трубкой застыла в воздухе. — В закутке сидит.

Офис у них был маленький: холл, три комнаты и один закуток. В холле хозяйничала секретарша Тая, кабинеты президента и генерального с одной стороны холла, напротив дверь бухгалтера и закуток, называемый кухней.

Главного бухгалтера в офисе почти никогда не было, потому что она жила в Мытищах, там же работала на основной работе и подрабатывала у них в конторе. Компания зарегистрирована была тоже в Мытищах, так проще, хлопот меньше и с налоговой, и с другими желающими поживиться организациями. Нет, и в Мытищах люди жить хотят, но аппетиты их по сравнению с Москвой более умеренные — огороды помогают. Вот и главный бухгалтер из Мытищ стоил Барсукову всего двести долларов в месяц. Зарплата очень скромная, если учесть, какие сделки проводились и что за бумажки оформлялись в компании «Экотранс». Но зато зарплата была постоянной и от финансовых кризисов не зависела. Правда, существовала еще одна деталь — на большинство сделок бумажек вообще не заводили, Евгения все держала в голове. Поэтому соответствующие организации могли приходить в их офис, могли проверять документацию, компьютер — толку никакого. В офисе ничего лишнего не было, у бухгалтера — тоже. Стоило это Барсукову пятнадцать процентов.

На кухне размером в пять квадратных метров — отсюда и ласковое название «закуток» — шипел на электрической плите чайник, а курьер попивал кофе, возвышаясь над столом, как Джомолунгма. Но вершина Джомолунгмы была не снежная, а кудрявая. Рядом с ним — сидящим! — Евгения чувствовала себя лилипутом. Его фигура загораживала все окно, отчего в закутке казалось темновато. Войдя, Евгения сощурилась, пытаясь разглядеть что-нибудь, кроме абриса гигантской статуи, и включила верхний свет.

Курьер добродушно улыбался, зная, какое впечатление его габариты производят на простых смертных. Такого одной пулей не возьмешь.

— Ничего, что я тут похозяйничал? — пробасил он.

— Ничего, — разрешила Евгения. — Тут и хозяйничать особо негде.

— Зато уютненько. — Он допил последний глоток и встал.

«Рост баскетбольный, — подумала Евгения, — бицепсы культуриста, а голова с тыкву. Интересно, а в этой тыкве извилинки есть или только семечки?»

— Есть, — засмеялся геркулес, словно уловив ее мысли.

Она вскинула голову, гигант голову опустил и смотрел на нее с высоты птичьего полета.

— Я на заочном учусь, в университете на историческом.

— Простите. — Евгения испытала неловкость и, желая избавиться от этого чувства, засмеялась. — Пойдемте, я верну вам деньги.

В кабинете все повторилось, только в обратном порядке. Курьер отстегнул наручник от батареи и защелкнул браслет у себя на запястье. Поставил дипломат на стол, открыл, глянул, закрыл, из кармана достал бланк с подписью Евгении, отдал его женщине:

— До свидания, — и вышел.

Чувство неловкости возникало у нее с каждым годом все реже и реже. Ведь неловкость можно испытывать лишь по отношению к нормальному человеку, а с такими она последнее время почти не общалась, исключением была семья. Но это особая часть ее жизни. От своей деятельности — работой она это никогда не называла — семью она старалась дистанцировать. Дома весьма отдаленно представляли, чем она занимается, как и сколько зарабатывает. Она говорила, что работает референтом. Ей верили, потому что не видели всех денег.

Подхватив поднос, Евгения направилась к Таечке. У них так было заведено: не секретарша поила директора чаем, а наоборот, и по одной простой причине: у Таи заваренный чай и вкусом и цветом напоминал древесные опилки, ошпаренные кипятком. И никакие уроки ей не помогали. Барсуков в конце концов извелся и отстал от девушки. И если ему был нужен чай, он звонил Евгении, но поднос в кабинет президента вносила секретарша, как и положено.

— Ой! — Тая зажмурилась в предвкушении удовольствия. — Миндальные. Мои любимые. — Одной рукой она схватила пирожное, а другой разливала чай. — Я могу их есть без конца. — Девушка надкусила и тут же проглотила кусочек.

— Нравится — ешь.

— А ты что?

— Я чай попью. Есть что-то не хочется.

— Знаешь, — Таечка замялась, — я посоветоваться с тобой хочу.

Евгения удивилась. С девушкой у нее были хорошие отношения, но отнюдь не доверительные. По одной простой причине: Таечка долгое время не могла поверить, что Евгения ей не соперница.

Секретарша замечала, какие взгляды порой бросал на директора президент. Похотливые. И сделала из этого неправильный вывод. А когда поняла, что Евгения на эти взгляды ноль внимания, время было упущено, и близкие отношения между ними не состоялись.

— Я беременна, — призналась девушка, поглощая пирожное одно за другим. — Он пока не знает. Оставлять или нет?

— Нет.

— Почему? — робко спросила она.

— Потому что он женат и у него двое детей.

По лицу девушки Евгения видела, что это для нее не аргумент. Говорить ли дальше? Говорить. Если Тая попробует шантажировать шефа, он ее просто выгонит. Это в самом лучшем случае. О худшем Евгения предпочитала не думать. Возможность худшего варианта вытекала из того, что шеф хоть и с высшим образованием, и Шекспира читает на языке оригинала, но под следствием был, Бутырку видел, поэтому наболевшие вопросы решать умеет не только на словах, но и на деле, как господин Мокрухтин. Да и сам этот господин тоже не с неба свалился, а по старым связям, по наработанным каналам его достали. И достал его Барсуков. Следовательно, и связи и каналы до сих пор действуют.

— Его брак есть не что иное, как удачное вложение капитала. Поэтому он свою жену ради тебя и твоего ребенка не бросит. Ты ему ничего не можешь дать, кроме того, что он и так имеет.

Тая опустила глаза и тяжело вздохнула. Евгения сказала то, что подозревала и она. От того, что их мысли были созвучны, девушке стало особенно больно.

— Даже не думай! Какой у тебя срок?

— Четырнадцать недель. — У девушки на глазах выступили слезы. — Поздно уже.

— Я тебе помогу. Только не пробуй его шантажировать. Из этого ничего не выйдет. Если тебя устраивает твоя работа здесь, зарплата, то не делай глупостей. Соберешься замуж — уходи отсюда. Иначе в один прекрасный день можешь лишиться и мужа, и ребенка, и жизни.

— А ты?

— Я другое дело.

— Почему? — Таечка не успела спросить. Заработал селектор. Голос шефа просил директора зайти к нему.

— Слезы вытри, — на ходу бросила Евгения и скрылась за дверью.

Мокрухтин сидел неестественно прямо в кожаном кресле и поглаживал его, а перед ним на стене висел портрет Бенджамина Франклина со стодолларовой купюры; клиент смотрел на него не отрываясь и видел уже не лицо на портрете, а зеленое обрамление с английскими словами о достоинстве купюры и улыбался.