Анатолий Галкин - Искатель, 2013 № 03

• Название: Искатель, 2013 № 03
• Автор: Анатолий Галкин
• Издательство: ООО "Издательство "МИР ИСКАТЕЛЯ"
• Жанр: Классический детектив
• Год: 2013
• ISBN: ISSN 0130-66-34

Для детей от 16 лет
Анатолий ГАЛКИННАРОДНЫЕ МСТИТЕЛИповесть
СкайрайдерПОРТРЕТроман

---

А потом опять — бег по лестницам, коридорам, залам, причем с такой скоростью, что Ганин даже не успевал заметить, какие именно комнаты и залы они буквально пролетают. Казалось, Сет, как и Тимофей-Котофей, даже не касается ступнями пола.

И вот они уже в библиотеке. Ганин стоит у мольберта и смотрит на золотые часы-ходики над камином. Стрелка показывает без одной минуты двенадцать.

Наконец минутная стрелка медленно присоединяется к часовой, в верхней части часов что-то щелкает, слышатся звонкие удары молоточка о медную тарелочку где-то внутри часов и…

Раздается оглушительный удар грома, внутри камина вспыхивает молния, из его жерла валят клубы серного дыма, а внутри них возникает яркое свечение, как будто в трубу камина спустилась шаровая молния, только размером с человека. Пламя постепенно обретает человекообразные формы, и вот уже в полтора человеческих роста великан, сделанный целиком как бы из огня и света, стоит у камина. Но свет и огонь гаснут, оставляя после себя раскаленную, как металл, кожу, пылающие, как языки пламени, золотые волосы, светящуюся, как солнце, одежду — перед Ганиным вновь предстал прежний солнцеокий Аполлон с пустыми глазницами-прожекторами, золотой короной из листьев лавра на голове, в золотой тунике, длинной пурпурной мантии, с жезлом с головой кобры в правой руке. От фигуры веяло таким могуществом и властью, что Ганин и Сет со своей сестрой рухнули лицом вниз.

— Встаньте, возлюбленные! Я удовлетворен вашей покорностью.

Все встали.

— Ну как, Художник? Вижу, подарочное одеяние тебе впору… — удовлетворенно кивнул Солнцеокий. — Нет-нет, не благодари Меня, его ткала Моя дочь, это ее подарок. У Меня будет для тебя другой подарок. Впрочем, обо всем по порядку… Надеюсь, ты хорошо отдохнул? Сехмет была с тобой ласкова?

Ганин покраснел как рак, а Сехмет поклонилась хозяину.

— Полноте, Художник! Чтобы как следует работать, нужно уметь как следует отдыхать, иначе от работы и умереть можно… — Солнцеокий ухмыльнулся. — Адский это труд — рисовать мой портрет, и тебе предстоит все это пережить, Художник. Впрочем, Сехмет останется здесь, и когда Я буду давать тебе перерыв — а это будет ровно с четырех утра до следующей полуночи, — она будет хоть немного восстанавливать твои силы, не так ли? — Солнцеокий резко взглянул на Сехмет, и та согласно рыкнула.

— А Сет хорошо охранял? Никто не беспокоил тебя?

Ганин кивнул, Сет поклонился хозяину. И Солнцеокий опять был удовлетворен.

— Сет — хороший страж. Даже там, — тут он показал глазами куда-то вверх, — немного найдется равных ему. Зверь, да и только… Он один не боится моей дочери и ее Пса, Нахаша. Я сожалею, что ты так пострадал от ее неумеренной жажды власти над своими любовниками, — тут Солнцеокий сделал выразительный жест руками и плечами — «мол, что с ней поделать!». — Она у меня одна-единственная дочь, без матери, а потому избалована до крайности. Ни с одним мужчиной не уживается, ничего не могу с ней поделать. Я уж и наказывал ее, но… — пожал опять он плечами. — Впрочем, не для этого Я сюда пришел. Когда у тебя будет дочь, сам поймешь, каково это, а пока… Пока приступим! Сет, Сехмет — оставьте нас. Вы будете нам мешать!

Сет и Сехмет низко поклонились и вышли за дверь.

— Ну, раз свидетелей у нас нет, Я могу преподнести тебе Мой собственный дар. И клянусь своим жезлом, за ЭТО даже Рембрандт продал бы мне душу, но тебе я дарю безвозмездно!

Солнцеокий что-то прошептал на своем шипящем языке и ударил о пол посохом. Рубиновые глаза кобры вновь вспыхнули злобным огнем, она зашипела по-змеиному, раздался громкий хлопок, яркая, как молния, вспышка, — и в левой руке у Солнцеокого оказался небольшой футляр из чистого золота, сочно отливавшего при свете люстры.

Ганин не смог преодолеть любопытство и на цыпочках подошел. Когда он оказался рядом с коробочкой, та с мелодичным звоном открылась. Внутри ее обитого пурпурным бархатом чрева оказалась кисть. Но не обычная кисть. Ручка ее была золотой, полированной, а на конце ручки сиял кроваво-красный рубин.

— Кисть? — прошептал Ганин. — Но у меня же уже…

— Это не обычная кисть, — прервал его Солнцеокий. — Ей не нужны краски и вода, она передает холсту те оттенки цветов, которые есть в твоем воображении, если этот рубин на ее конце настроить на твое сознание. Такая кисть никогда не ошибется и всегда будет рисовать только точные и правильные линии. И еще — нарисованное ею будет существовать вечно — никогда не выцветет, не побледнеет, не сотрется, доколе стоит этот мир… Ну как, что скажешь, воистину царский подарок?

— Такой же, как костюм, который я никогда не смогу снять?! — вдруг с вызовом воскликнул Ганин, мрачно сдвигая брови и невесело усмехаясь.

— Почему «никогда»? — удивился Солнцеокий. — Только на время работы над Моим портретом, до исполнения договора, а потом ты будешь свободен. Да к тому же Сехмет будет периодически освобождать тебя от него для отдыха и разминать твое тело. Когда начнешь работу над Моим портретом, поймешь, что без этого костюма невозможно сделать ни одного мазка!

Ганин замялся, но отказаться уже было невозможно. Он протянул руку к кисти, и та сама прыгнула в нее.

— Теперь осталось договориться о композиции и интерьере… — Ганин сделал было шаг назад, чтобы взять свои наброски, но Солнцеокий покачал головой, даже не взглянув. — Твои наброски замечательны, но я не хочу быть банальным Аполлоном Музагетом в античном стиле или еще кем-то из персонажей Ренессанса. Я сам заготовил для себя и композицию, и интерьер. Смотри, Художник!

Солнцеокий опять ударил своим посохом о пол, и снова вспыхнули рубиновые глаза кобры, раздалось змеиное шипение. Из пасти кобры вырвался какой-то золотистый пар и собрался в облачко; облачко стремительно задвигалось, стало расти, сверкнула яркая вспышка и…

Ганин увидел лазоревую синь, а под ногами — белоснежные пышные облака, клубящиеся как вата, а прямо на облаках — высочайший трон из литого золота, простирающийся так высоко, что если смотреть на его вершину, то начинает болеть шея. На троне сидит золотой колосс — Солнцеокий. В левой руке, как у монарха, держава, только это не банальный золотой шарик с бриллиантами, а вращающийся вокруг своей оси земной шар. Ганин без труда увидел на нем все континенты, океаны и даже белые полярные шапки на полюсах. Ему даже показалось, что он различил колебание волн в морской воде и светящиеся точки мегаполисов… В правой руке, вместо традиционного скипетра, колосс держал Крест! Самый настоящий Крест, золотой, как на церковных маковках. Но как только Ганин понял, что это за предмет, тот вдруг стал таять в руках у Солнцеокого, как тает шоколад или снег от прикосновения к ним тепла человеческой руки или как плавится металлическое изделие при очень высоких температурах. Но, тая и расплавляясь, крест стал менять свои формы. Концы креста начали искривляться, превращаясь в уродливую свастику. Смотреть на изуродованный крест было омерзительно. На голове Великана вместо золотой короны был обруч с нанизанными на него яркими светильниками, в которых Ганин узнал семь планет солнечной системы. На шее его на золотой нити висели два кулона: один, золотой и пылающий, — солнце, другой, серебряный и мягко светящийся, — луна. Но самое удивительное, что поразило Ганина, находилось под ногами солнцеокого колосса. Ганина передернуло, и он даже попятился назад, ужаснувшись увиденному. Там на коленях стоял Человек, по-рабски склонивший спину, прямо на которой помещались ноги Солнцеокого. Человек этот был в одной набедренной повязке, всю его спину покрывали свежие, еще кровоточащие, рваные раны от бича; у него были длинные, немытые, потные черные волосы, ниспадавшие на плечи, небольшая бородка, а череп опоясывал венец, сплетенный из колючих ветвей. Хотя лица Его Ганин не видел, но он уже догадался, КТО перед ним…

— Мы так не договаривались! Речь шла о простом портрете! — закричал он. — А тут… Я не могу ЭТО нарисовать!

Колосс спокойно опустил свою голову в короне из планет и прищурился, чтобы рассмотреть где-то там, далеко внизу, что-то невразумительное — пищащего мураша, и рассмеялся.

— Мы договаривались о портрете, Художник! — ответил он. И голос его был — как гром, а дыхание — как ураган. Ганин упал на колени, схватился за уши, в которых, казалось, барабанные перепонки готовы были лопнуть. — Или ты хочешь сказать, что ЭТО, — он обвел композицию взглядом, — пейзаж или, — тут он опять рассмеялся, — натюрморт? Другое дело, что мы с тобой не договаривались о деталях композиции… Но ты и сам не настаивал, предоставив выбор мне, заказчику. Или Я не прав?

Ганин разевал рот, как рыба, выброшенная на берег, но ничего не мог возразить — ведь и правда, он даже и не подумал обсудить детали до того, как дал свое согласие написать портрет, и горькое ощущение, что он обманут, и отчасти по собственной вине, тупо ударило прямо в сердце, а в глазах потемнело.