Михаил Пришвин - Незабудки

• Название: Незабудки
• Автор: Михаил Пришвин
• Издательство: Вологодское книжное издательство
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1960

«Незабудки» – размышления писатели о творчестве, искусстве, росте и формировании личности, о смысле жизни.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

И еще совсем недавно я, наконец-то, понял, что это стремление любить и было действием души моей, и что душа – это и значит – любовь.

* * *

– Все что-то делают…

– А разве это не дело – складывать две жизни в одну?

…Мы тогда не летели, не плыли, а делали свою новую жизнь…

Из двух разных источников вытекает довольство счастливых и творческая радость.

Счастье у людей «выходит» иногда, а радость достигается…

Счастье. Меня вчера окружили в парке женщины и, узнав, начали объясняться в любви.

– У вас, наверно, было счастливое детство? – спросила одна.

– Без обиды не обошлось, – ответил я, – но счастье мне было не в детстве, а в том, что я обиду свою обошел.

Мы все должны зализать свою рану. Заживил – и счастлив. Мы должны сделать свое счастье.

Да, конечно, счастье необходимо, но какое? Есть счастье – случай, – это Бог с ним. Хотелось бы, чтобы счастье пришло, как заслуга.

Вот друг мой – это, конечно, мое счастье. Но разве я-то не заслужил его? С каких далеких лет я за такое счастье страдал и сколько лет в упорном труде обходил свою личную обиду, достигал признания общества и чего-чего только не терпел. Нет, нет! Я счастье свое заслужил, и если каждый соберет столько усилий, чтобы обойти свою обиду, то почти каждый будет счастливым.

* * *

«Сущность жизни, – сказала она, – есть любовь, а борьба только средство: борьба за любовь. Но пусть останется так: на первом месте в словесном выражении будет стоять борьба, а в невыразимом молчании будет любовь».

Если душа болит, разве же не ясно, как быть? Надо положить душу свою за друга – и будешь здоров.

Утренняя мысль о том, что соединяет в человеке дела его и мысли:

Не то ли мы называем любовью, что соединяет в единство дела и мысль человека?

* * *

Я опоздал к воде, все лесные ручьи сбежали в реку, и по реке вода ушла в далекое море. Теперь река величаво и спокойно идет в своих берегах. Я к весне опоздал и чувствую, что все богатства, какие рождались во мне когда-то весною, сбежали ручьями в одно сердце и все, что рождается во мне, – все сбегается рекой в это море-сердце. Ничего со мной необычайного не случилось: моя река вошла в свои берега.

Ни сожаления, ни упрека в измене весне я сделать себе не могу. Это сделалось не моей же волей. Ни в весне, ни в поэзии не узнавал себя, – только в любви. Я впервые узнал себя в ней, я впервые измерил себя, оценил.

Писал интимные страницы о женщине, в них чего-то не хватало… Она чуть-чуть поправила, только прикоснулась, и эти же страницы стали прекрасными.

Вот этого-то мне и не хватало всю жизнь, чтобы моей поэзии коснулась женщина.

Принесли спелую ягоду земляники и с полностью сохранившимся под ягодой белым венчиком цветка: и плод и цвет вместе. Рядом с этой спелой ягодой на другой веточке была другая, совсем еще зелененькая ягодка, и тоже с белым цветком.

Мы все осмотрели удивительное явление природы и все, плохо зная ботанику, не знали, что и сказать.

– Значит, природа такая, – сказал простой человек, – и плод поспевает, и цвет остается.

А подруга моя указала на меня:

– Вот это он!

Случается на трудной работе, когда час решает за год, будто кто-то придет к тебе и подскажет, как надо сделать, и ты это сделаешь, и потом сам себе удивишься. Так годы и десятки лет проходят в труде, и это уже станет в привычку ждать помощи от неведомого друга. Не все в этом разбираются, не все замечают, но у всех он есть, такой друг-советчик, и, наверно, поэты его-то и называют музой своей…

Иногда до того близко чувствуешь, бывало, возле своего труда этого друга, что кажется, вспомнить бы в то время, спросить бы его, где он живет, как его вызвать в трудную минуту, и он бы ответил, и ты бы знал и был бы в жизни самым счастливым.

Но счастливое мгновенье проходит, и ты не спросил, а когда станет опять очень трудно, то опять мучиться и не знаешь, куда обратиться, – на восток или на запад, чтобы позвать его. Кличешь на север, на юг – и не приходит, а умолк и опустил руки в изнеможении – глядишь, он тут, и работает за тебя. Увидишь, обрадуешься и, конечно, опять забудешь спросить, где он живет.

Наконец он пришел, мой неведомый друг, и больше меня не покидает. Я теперь больше не спрашиваю, где он живет: на востоке, на западе, на юге или на севере.

Теперь я знаю: он живет в сердце моей возлюбленной.

Ночью думал о двух любвях. Одна, как у животных: получил и отпихнул ногой или швырнул, как Стенька швырнул в Волгу свою княжну, как огромное большинство мужчин, не исключая самого Льва Толстого, представляют себе любовь к женщине.

И другая любовь, в которой приходит свое утверждение никому не ведомым каким-то прекрасным чертам любимого человека, любовь, как признание, как выход одинокому в «люди».

Мы измеряем любовь [людей] по делам их, направленным к счастью нового человека.

В таком понимании любовь называется браком. Скорее всего, творчество определяется таким же гармоническим соотношением мужских и женских элементов души человека, как и в браке, и рождением долговременных произведений искусства, и их влиянием на потомство.

Поэтическое дарование имеет судьбу ту же самую, что и любовь: всеобщее дарование. И любовь иных приводит к браку и рождению детей чудесных, и та же любовь является беспутством.

Так и поэзия приводит к браку личности с обществом или только к беспутству.

* * *

Каждая семья окружена своей тайной, которая непонятна не только окружающим, но, пожалуй, еще больше непонятна самим членам семьи. Это происходит оттого, что брак есть не «могила любви», как думают, а личная, значит, священная война. Вступая в брак, данное лицо с его волей встречает другую, ограничивающую его волю, и тем самым является «тайна» двух, состоящих в борьбе с неизвестным концом.

В этой борьбе случаются как бы обвалы, в которых жизнь рассыпается, и посторонние люди по обломкам могут прочитать тайну семьи. Такой обвал был в семье Л. Толстого.

Любовь – это неведомая страна, и мы все плывем туда каждый на своем корабле, и каждый из нас на своем корабле капитан и ведет корабль своим собственным путем.

Большая вода выходит из своих берегов и далеко разливается. Но и малый ручей спешит к большой воде и достигает даже и океана.

Только стоячая вода остается для себя стоять, тухнет и зеленеет.

Так и любовь у людей: большая обнимает весь мир, от нее всем хорошо. И есть любовь простая, семейная, ручейками бежит в ту же прекрасную сторону.

И есть любовь только для себя, и в ней человек тоже как стоячая вода.

Как любовь у животных – и что мы сделали с этой любовью, так и простые полевые цветы – и над чем потрудился, постарался человек! Вся эта наша сложная любовь, как она представлена в романах, там, если вникнуть, записана она тоже в цветах.

Может быть, не разумом, главное, отличается человек от животного, а стыдом… Вот именно с тех пор, как человек почувствовал стыд, русло реки природы сместилось и осталось в старице; человек в своем движении вырыл новое русло и потек, все прибывая, а природа течет по старице, все убывая. На свои берега человек сам переносит и устраивает по-своему все, что когда-то он взял у старой природы.

Сад цветет, и каждый нагружается в нем ароматом. Так и человек бывает, как цветущий сад: любит всех, и каждый в его любовь входит.

Начало любви – во внимании, потом в избрании, потом в достижении, потому что любовь без дела мертва.

Но мне кажется, любовь, вытекающая из цветущего сада, как ручей, – ручей любви, претерпев необходимые испытания, должен прийти в океан, который так же, как и сад цветущий, существует и для всех, и для каждого.

* * *

Нет нам, людям, в природе дороже и ближе примера весной, когда слышно, как лопаются набухшие почки. Тогда мы думаем о себе: «Мы-то, люди, каждый в отдельности, разве не похожи на почку в то время, как она вздувается, – эту чешуйку, заключающую в себе будущее дерево? Разве не чувствуем мы ее в себе, как отделяющее нас тело от всего великого мира природы?»

Чувством собственного разделено наше тело от мира природы, и мы стремимся так закрепить его, всю жизнь мы тратим на то, чтобы наша почка не лопнула. Но как ни бьются люди над собой, чтобы заморить заключенную в себе жизнь, приходит весна, почки лопаются, зеленое содержимое выходит на свет, и мы же, заскорузлые собственники заключенной природы, называемой телом, приходим в восторг, и это великое чувство свободной жизни называем любовью.

Глава 22 Сомнение

Сомневаться в глубине себя надо во всем, не говоря уже о достоинствах любимого человека.

У людей сомнения разрешаются по способностям: глупым вообще нельзя сомневаться, и потом дальше, смотря по степени ума, поднимаются вверх, как по лесенке, озираясь вниз с улыбкой на пройденный путь. Так, в борьбе с сомнениями, как с бесами, разрушая их светом высшего разума, можно достигнуть высоты