Иван Гавриленко - Меж колосьев и трав

• Название: Меж колосьев и трав
• Автор: Иван Гавриленко
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1983

Герои первой книги молодого автора — жители южноуральских деревень, потомки малороссийских переселенцев и оренбургских казаков, сельские труженики: механизаторы, партийные работники, руководители хозяйства — люди, глубоко чувствующие проблемы современной жизни и активно решающие их.

---

Он-то знал, что дело с его переходом на промысел упиралось не в одно только дорожное одиночество и даже не в тот урон, какой наносили семейной жизни дальние рейсы. Более серьезное сказывалось: стал терять как-то в последнее время Иван веру в себя и людей. За праздничным столом, когда приходили друзья с женами, только и разговору было, что привезли, достали, в Ригу съездили; на рынке в павильоне мясник знакомый; в магазине японские вельветовые куртки выбросили; польза, барыш, выгода; жить не умеешь. Будто не повеселиться собрались, а для того, чтобы рыночную конъюнктуру обсудить.

О гараже, где Тонков работал, даже и говорить не хотелось: там без оплаты лишней железки с места на место не переложат. Правда, предприятие было новое, срочно созданное по нужде и собрались в его цехах те, на кого в других местах давно рукою махнули, но все-таки…

А вот в людском мелькании на берегу почудилось Ивану нечто другое. Было в пестроте толпы на берегу и размахе водополья что-то от тех картин, которые рисовал в детстве еще сам Иван. Косили на его картинах люди сено или убирали снопы хлеба, работали на огороде или торили по снегу первый путь — все это было нарисовано по-детски неумело, но ярко. И, может быть, от бедности тогдашней жизни рисовал он без конца одни лишь нарядные праздники: радостно орала на его картине сорока, усевшись на хлебный суслон, яростно мчались, взрывая снег, бешеные кони, ребятишки лепили красными руками снежную бабу, женщины улыбались им, доставая воду из колодца, и над всем этим летели вереницей к югу, несмотря на зиму, журавли.

Вот это все Ивану напомнила переправа в Илеке. Вокруг шумел и шумел паводок, поплескивая пеной на прибрежный песок и нечетко отражая в себе корявый рисунок береговых голых еще ветел.

Толпа бурлила, ссорилась и смеялась, удивительно быстрая и справедливая в своих решениях.

— …Что ж мост-то у вас не ставят? — спрашивал один.

— Да проект не утвердили. Выше будут ставить…

— Ну, конечно! Будь тут хоть одно завалящее производство, а то колхозы…

— …Эх, повезло: успел все же, чуть было без меня не уехали.

— Проспал, что ли, или часы отстают?

— Гляди, чтобы твои не отстали! А я на свои надеюсь… Бабе так не доверяю, как им!

— Вон ведь что! — возмутилась женщина. — Выпить она тебе, наверное, не дает?

— Кто? Жена? Надо будет, выпьем, ее не спросимся.

Первыми на паром «свели» грузовики с металлоломом, потом автобусы, затем «жигуленка», который перегоняла домой с места покупки пожилая пара (жена, как только установили машину на пароме, стала тереть ее тряпкой, поливать голубые бока и крышу водой из посудинки, прихваченной с собой). Рядом стоял мотороллер с теленком в железном кузове, и хозяин «Жигулей» несколько раз подходил просить его владельца последить, чтобы теленок не выпрыгнул на крышу автомобиля.

— Ладно, послежу, — равнодушно отвечал тот.

И вот что еще заметил Тонков: горлодерам, скорохватам и ловкачам их обычная лавочка на переправе не проходила: присутствующий на берегу народ весь скопом дружно ополчался на них и ставил на место скоро и решительно.

Паром, скрипя, отошел, и тут кто-то на берегу вслед ему начал кричать:

— Катя, Катя!

Иван оглянулся и понял, что зовут не Катю, а катер. Действительно, высокий шофер только что прибывшего грузовика, видя, что паром уже отошел, стал кричать в сторону другого берега, где тоже грузились машины:

— Кидяев Николай! Не грузись! Не грузись на паром — сына, сына в больницу повезешь!

— Катер, катер пришлите! — вторила ему женщина рядом. — А самосвал не грузите на паром. Оставьте на берегу. Сына, сына надо в больницу везти.

Тонков огляделся: у радиатора грузовика, на котором подкатил к причалу орущий сейчас шофер, стоял, переломившись в пояснице, парень с посеревшим от боли лицом. Он прижимал руки к животу — там-то, наверное, и крылась боль.

И опять Ивана обрадовала готовность всех как-то помочь: одни стали кричать, вызывая катер с той стороны, другие окружили больного, притащили обрывок ковра, советуя лечь или сесть на него, появилась даже медсестра из числа автобусных пассажиров, кто-то предложил коньяку.

Наконец, паром с хорошо теперь видной белой надписью по борту «Валентина Гризодубова» двинулся. И тотчас из-за поворота реки, навстречу ему, воровато выюркнул маленький голубоватый катер. Он обогнул громаду «Гризодубовой», высадил кого-то на том берегу, Тонкову показалось даже, что там мелькнуло лицо ушедшего в Илек Рятлова, — и, быстро перерезая течение, гоня перед собой волну, заспешил к низинному берегу. Когда суденышко ткнулось носом в серую кромку причала, лицо катерника сияло улыбкой от уха до уха. Хватил, видимо, уже где-то за услуги!

— Чего вам?

— Парня вон грузи, — сердито сказали ему.

— Сейчас…

Катер был из рук вон грязен, в одном из его отсеков плескалась вода, другой был завален железом, парня кое-как удалось устроить на носу, заставив его неудобно держаться за торчащий там ржавый штырь. И Иван тогда же подумал, что всякие левые рейсы или заскоки в конечном счете всегда плохо сказываются на посторонних. Вспомнив об этом сейчас, в Бузулуке, Иван сплюнул и вышел из машины.

Однако всему на свете есть конец: когда стало темнеть уже по-настоящему, у машины наконец появился Рятлов и стал прощаться ро своими дружками. Это было сытое прощание довольных друг другом людей. Егор Демидович обнимался со всеми по очереди, просил со смешком передать привет какой-то неизвестной Дарье Григорьевне, в свою очередь обещаясь передать такой же привет какому-то Петру Васильевичу.

«Распрощается он с ними или нет?» — злился Иван.

Выводить грузовик из города на дорогу вызвался пивзаводовский инженер, и, когда выехали на грейдер, Рятлов опять полез обниматься и целоваться с ним. Тонков выходил из себя.

К нему подошел шофер пивзаводовского газика и, кивнув на Иваново начальство головой, спросил:

— Он у вас всегда такой?

— Какой?

— Да дурак!

— Всегда, — сказал Иван. — Только он не дурак.

— Хитрый, что ли?

— Может, и хитрый, но… Его начальство знает, вот что!

— А-а, — протянул пивзаводовский шофер. — Тогда они с нашим два сапога пара.

Наконец, распрощались и с инженером, машина поднялась в гору, оставив позади себя столб с названием города и серый лесок по овражку. Наверху ее сразу приняла, в свои объятия пурга.

II

От Бузулука Иван отъезжал в мрачном настроении. Рятлова, как только тот влез в кабину, сразу потянуло на сон, он попытался, было, разговаривать, размахивая руками, вздергивая по-лошадиному головой, но хмель оказался сильнее: Егор Демидович сполз по спинке сиденья, завалился головой набок и захрапел. А к Ивану никак не возвращалось душевное равновесие. Метель все набирала силу. Но не ее он боялся — дорога до Петрополья была людной, накатанной, в сутки по ней много раз ездило сразу несколько вахт. Боялся он самого Петрополья.

Это было маленькое село. В нем можно было передохнуть, сбегать в магазин, стоящий на самом угоре над теряющейся в ветлах рекой. Через речку положен был бревенчатый мост, по которому мало кто ездил, выбирали из двух зол меньшее — брод. В магазине продавали каменной крепости коврижки, ржавые баночки консервов — работники торговли, кажется, нарочно, зная безвыходность здешнего пассажирского положения, забрасывали сюда залежалый товар. Вместе с тем здесь можно было купить бутылку красного вина или еще чего-нибудь покрепче. Но недобрую славу снискало себе Петрополье другим — оно являлось самым гиблым местом между Бузулуком и Бугурусланом.

Летом в дождь и особенно осенью брод превращался в сплошное болото, разъезженное, черное, с пузырями, долго не лопающимися после проезда машин. В нем плавали клоки грязной соломы, остатки досок и всего того, что бросалось под колеса во время буксовки. Хуже всех приходилось одиночным машинам. Нефтяниковские вездеходы преодолевали водную преграду с ходу. Если надо, из их кузовов выпрыгивала добрая дюжина операторов и их помощников, им хватало одного рывка, они тут же вскакивали обратно в кузов и уезжали под завистливые взгляды тех, чьи машины сидели в лужах.

Пассажиры автобусов, на свой страх и риск, тоже действовали достаточно дружно. Тех выручала многочисленность и опыт самого азартного среди них непоседы, который за свою жизнь одолел на проселочных дорогах не одну колдобину. Он обычно расставлял пассажиров по нужным местам, давал команду для раскачивания машины, и под его подбадривающий возглас: «Всем гавом берись, всем гавом…» автобус тоже покидал опасное место. И только такие вот одиночки, как Иван с Рятловым, бывало, сиживали в Петрополье не один день. Правда, и Петрополью приходил конец. Со стороны Бугуруслана от Пилюгина уже подходила сюда асфальтированная дорога. Строили такую же и с другой стороны. Но ведь не построили еще! Вот что угнетало Ивана.