Авторов Коллектив - Философия Науки. Хрестоматия

• Название: Философия Науки. Хрестоматия
• Автор: Авторов Коллектив
• Издательство: 5-89826-208-3 (Прогресс-Традиция); 5-89502-775-Х (МПСИ); 5-89349-796-1 (Флинта)
• Жанр: Прочая справочная литература
• Год: 2005
• ISBN: 5-89826-208-3 (Прогресс-Традиция); 5-89502-775-Х (МПСИ); 5-89349-796-1 (Флинта)

Хрестоматия, предлагаемая вниманию читателей, ориентирована на изучение курса по философии и методологии науки и соответствует программе кандидатских экзаменов «История и философия науки» («Философия науки»), утвержденной Министерством образования и науки РФ. В книге представлены тексты по общим проблемам познания, философии науки, методологии естественных наук и социогуманитарного знания. Каждый тематический раздел хрестоматии структурирован по хронологическому принципу и содержит тексты как мыслителей прошлого, так и современных российских и зарубежных авторов: философов, методологов, ученых.

Книга предназначена студентам, аспирантам, преподавателям и исследователям, интересующимся философско-методологическими проблемами научного знания.

---

ЛЮДВИГ ВИТГЕНШТЕЙН. (1889-1951)

Л. Витгенштейн (Wittgenstein) — один из самых оригинальных философов XX века, идеи которого во многом определили становление и развитие всей аналитической философии (начиная с логического позитивизма), оказали влияние на философию и культуру двадцатого столетия в целом. Биография Витгенштейна довольно необычна и во многом отражает его попытки следовать в жизни своим философским и нравственным убеждениям. Родился в Вене, получил высшее техническое образование в Берлине и Манчестере, с 1912 года изучал философию в Кембриджском университете у Рассела, там же преподавал философию с 1929 по 1947 год, со многими перерывами на деятельность в качестве сельского учителя, садовника, архитектора и т.п. В его творчестве принято выделять два периода. Основные идеи первого, в значительной степени ориентированные на использование и разработку аппарата символической логики (Г. Фреге, Б. Рассела), представлены в «Логико-философском трактате» (1921), второго — идеи, обращенные к анализу повседневного языка, — в «Философских исследованиях» (1953). Несмотря на пересмотр Витгенштейном своих ранних взглядов, можно говорить о единстве проблематики его исследований: для его творчества характерен интерес к языку, к проблеме его выразительных возможностей, что позволяет считать Витгенштейна крупнейшим представителем философии языка. Благодаря ему появились такие понятия, как «логическое пространство», «языковая игра», «семейное сходство», идея значения как употребления; он фактически заложил основы теории речевых актов. Его трактовка философии как критики, философской деятельности как «терапевтической» деятельности по прояснению мыслей имеет не только теоретический, но и глубоко нравственный смысл. Основные сочинения, переведенные на русский язык: Дневники. 1914-1916 (сокращ. перевод). «Голубая книга» и «Коричневая книга»// Современная аналитическая философия. Выл. 3. М., 1991; Логико-философский трактат (пер. И. Добронравова и Д. Лахути). М, 1958; Логико-философский трактат (пер. М.С. Козловой, Ю.А. Асеева), Философские исследования, О достоверности, Культура и ценность //Философские работы. Ч. 1. М., 1994; Замечания по основаниям математики //Философские работы. Ч. 2. М., 1994; Лекция об этике. Заметки о «Золотой ветви» Дж. Фрезера//Историко-философский ежегодник. М., 1989.

П.Н. Грифцова

Фрагменты приводятся из следующих работ:

1. Витгенштейн Л. Философские исследования // Витгенштейн Л. Философские работы. Ч. I. М., 1994.

2. Витгенштейн Л. Логико-философский трактат. М., 1958.

Публикуемые здесь мысли — конденсат философских исследований, занимавших меня последние шестнадцать лет. Они касаются многих вопросов: понятия «значение», понимания, предложения, логики, оснований математики, состояний сознания и многого другого. Я записал все эти мысли в форме заметок, коротких абзацев. Иногда они образуют относительно длинные цепи рассуждений об одном и том же предмете, иногда же их содержание быстро меняется, перескакивая от одной области к другой. Я с самого начала намеревался объединить все эти мысли в одной книге, форма которой в разное время представлялась мне разной. Но мне казалось существенным, чтобы мысли в ней переходили от одного предмета к другому в естественной и непрерывной последовательности.

После нескольких неудачных попыток увязать мои результаты в такую целостность я понял, что это мне никогда не удастся. Что лучшее из того, что я мог бы написать, все равно осталось бы лишь философскими заметками. Что, как только я пытался принудить мои мысли идти в одном направлении вопреки их естественной склонности, они вскоре оскудевали. И это было, безусловно, связано с природой самого исследования. Именно оно принуждает нас странствовать по обширному полю мысли, пересекая его вдоль и поперек в самых различных направлениях. Философские заметки в этой книге — это как бы множество пейзажных набросков, созданных в ходе этих долгих и запутанных странствий (1, с. 77).

Своим сочинением я не стремился избавить других от усилий мысли. Мне хотелось иного: побудить кого-нибудь, если это возможно, к самостоятельному мышлению (1, с. 79).

7. В практике употребления языка (2) один выкрикивает слова, другой действует в соответствии с ними; при обучении же языку происходит следующее: обучаемый называет предметы; то есть, когда учитель указывает ему камень, он произносит слово. А вот и еще более простое упражнение: учащийся произносит слою вслед за учителем. Оба процесса похожи на язык. К тому же весь процесс употребления слов в языке (2) можно представить и в качестве одной из тех игр, с помощью которых дети овладевают родным языком. Я буду называть эти игры «языковыми играмиу и говорить иногда о некоем примитивном языке как о языковой игре.

Процессы наименования камней и повторения слов за кем-то также можно назвать языковыми играми. Вспомни о многократных употреблениях слов в приговорах к играм-хороводам.

«Языковой игрой» я буду называть также единое целое: язык и действия, с которыми он переплетен (1, с. 83).

13. Когда мы говорим: «Каждое слою в языке что-то означает», то этим еще совсем ничего не сказано, до тех пор, пока мы точно не разъясним, какое различие при этом хотим установить. <...>

15. Слово «обозначать» употребляется наиболее прямым образом, по-видимому, тогда, когда на обозначаемом предмете проставляется знак. Представь себе, что на инструментах, применяемых А в строительстве, поставлены определенные знаки. Когда А показывает помощнику один из таких знаков, тот приносит ему инструмент, помеченный этим знаком.

Так или примерно так имя обозначает некоторую вещь, имя дается вещи. — Занимаясь философией, часто бывает полезно напоминать себе: наименование чего-то подобно прикреплению ярлыка к вещи. (1, с. 85)

23. Сколько же существует типов предложения? Скажем, утверждение, вопрос, повеление? — Имеется бесчисленное множество таких типов — бесконечно разнообразны виды употребления всего того, что мы называем «знаками», «словами», «предложениями». И эта множественность не представляет собой чего-то устойчивого, раз и навсегда данного, наоборот, возникают новые типы языка, или, можно сказать, новые языковые игры, а другие устаревают и забываются. (Приблизительную картину этого процесса способны дать нам изменения в математике.)

Термин «языковая игра» призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности или форма жизни.

Представь себе многообразие языковых игр на таких вот и других примерах:

Отдавать приказы или выполнять их -

Описывать внешний вид объекта или его размеры -

Изготавливать объект по его описанию (чертежу) -

Информировать о событии —

Размышлять о событии —

Выдвигать и проверять гипотезу —

Представлять результаты некоторого эксперимента в таблицах и диаграммах —

Сочинять рассказ и читать его —

Играть в театре —

Распевать хороводные песни —

Разгадывать загадки —

Острить; рассказывать забавные истории —

Решать арифметические задачи —

Переводить с одного языка на другой —

Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить.

Интересно сравнить многообразие инструментов языка и их способов применения, многообразие типов слов и предложений с тем, что высказано о структуре языка логиками (включая автора Логико-философского трактата). (1, с. 90)

<...> Ведь именование и описание находятся не на одном уровне: именование — подготовка к описанию. Именование — это еще не ход в языковой игре, как и расстановка фигу р на шахматной доске — еще не ход в шахматной партии. Можно сказать: именованием вещи еще ничего не сделано. Вне игры она не имеет и имени. Это подразумевал и Фреге, говоря: слово имеет значение только в составе предложения. (1, с. 103)

107. Чем более пристально мы приглядываемся к реальному языку, тем резче проявляется конфликт между ним и нашим требованием. (Ведь кристальная чистота логики оказывается для нас недостижимой, она остается всего лишь требованием.) Это противостояние делается невыносимым; требованию чистоты грозит превращение в нечто пустое. Оно заводит нас на гладкий лед, где отсутствует трение, стало быть, условия в каком-то смысле становятся идеальными, но именно поэтому мы не в состоянии двигаться. Мы хотим идти: тогда нам нужно трение. Назад, на грубую почву!

108. Мы узнаем: то, что называют «предложением», «языком», — это не формальное единство, которое я вообразил, а семейство более или менее родственных образований — Как же тогда быть с логикой? Ведь ее строгость оказывается обманчивой. — А не исчезает ли вместе с тем и сама логика? — Ибо как логика может поступиться своей строгостью? Ждать от нее послаблений в том, что касается строгости, понятно, не приходится. Предрассудок кристальной чистоты логики может быть устранен лишь в том случае, если развернуть все наше исследование в ином направлении. (Можно сказать: исследование должно быть переориентировано под углом зрения наших реальных потребностей)