Ладислав Баллек - Помощник. Книга о Паланке

• Название: Помощник. Книга о Паланке
• Автор: Ладислав Баллек
• Издательство: Центр книги Рудомино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-905626-93-7

События книги происходят в маленьком городке Паланк в южной Словакии, который приходит в себя после ужасов Второй мировой войны. В Паланке начинает бурлить жизнь, исполненная силы, вкусов, красок и страсти. В такую атмосферу попадает мясник из северной Словакии Штефан Речан, который приезжает в город с женой и дочерью в надежде начать новую жизнь. Сначала Паланк кажется ему землей обетованной, однако вскоре этот честный и скромный человек с прочными моральными принципами осознает, что это место не для него…

---

А те с рвением принялись за уборку. Он остановился на пороге кухни и следил за ними. Он еще не опомнился от сюрпризов Волента, но, глядя на довольно улыбающуюся жену, у которой работа так и кипела, понял, что, видимо, ей вопросы бытия яснее, чем ему. Она легко свыклась со своим новым положением. В том числе и с вещами, как только коснулась их, вымыла, вытерла и расставила по своему вкусу.

Вскорости пришел Волент. С радостным удивлением посмотрел из-за спины Речана на его жену и сказал, что пора резать первую свинью.

Это предложение словно бы отрезвило мясника — наконец-то он мог взяться за свое дело. И принялся за него с энтузиазмом и страстью, даже не желая, чтобы Ланчарич особенно ему помогал.

За работой он все еще ощущал свою бедность и неуверенность в новой обстановке, и его как-то успокаивало, что он на дворе не один. Он начал забывать о кладе под кроватью у Волента, и только иногда его обдавало жаром и во рту появлялась горечь. Его как-то не устраивало, что он стольким обязан своему помощнику. Было бы лучше, если бы все обстояло наоборот. Ланчарич — нет-нет, думалось Речану не без досады, — вложил в его дело намного больше, чем полагается приказчику.

После обеда они вдвоем обошли присутственные места, зашли и на электростанцию, чтобы им подключили электричество.

Вечером, когда женщины уже кончили уборку и приготовили все для сна, они вчетвером сели за стол и разрезали жареного гуся. Поужинали одной семьей. Ланчаричу эта совместная трапеза нравилась чрезвычайно, он вел себя сердечно и мило. Ему явно пришлось по душе и то, что жена Речана как будто невзначай заметила, какой он ловкий человек и торговец.

— Ведь правда? — обратилась она за подтверждением к мужу.

Речан согласно кивнул: мол, ясное дело, правда, — а сам подумал, что жена заговорила об этом преждевременно и поэтому некстати. Он внимательно посмотрел на нее, но ничего не добавил. А она сделала вид, что не заметила взгляда.

После ужина Волент сложил мясо в запеченную корзину и пошел обходить знакомых и старых покупателей, которые остались в городе. До полуночи разнес целую свинью, и не успели Речаны улечься и заснуть, в первый раз на новом месте, как у них уже лежал на столе первый барыш — несколько серебряных вещичек и кусков золотого лома.

— Этот Волент, Штево, как мама говорит, наше спасение, — сказала шепотом жена, вытягиваясь на постели. Тело у нее ныло от сегодняшнего каторжного труда. Они лежали на широкой супружеской кровати с массивными резными головками и глядели, засыпая, в незавешенные окна, за которыми уже простиралась синеватая тьма южной ночи. Они лежали под легкими шерстяными одеялами, но им не было холодно: вечером протопили печь. В соседней комнате спала дочь, а в щели под дверью плясал отблеск от огоньков в печке.

— Чую я, с ним мы разбогатеем, — продолжала жена, поскольку муж не отозвался.

— Как бы нам из-за него не влипнуть в неприятности с властями, как говорит твоя мать, — отозвался наконец мясник не без досады.

— А ты за ним доглядывай, и я глаз с него не спущу… Такого человека днем с огнем не сыщешь, как говорит мать, раз уж ты ее вспомнил, — добавила она немножко обиженно, так как муж иногда, забывшись, повторял изречения тещи с насмешкой.

— А я что говорю-то!

Она зевнула.

— Если поставить вот туда… — он показала на окошко… — базилик, будет все, что нужно. Хорошо мы сделали, что подались сюда.

— Ага, — согласился он сонно.

Она приоткрыла пошире глаза, словно удивленная, что он уже засыпает, отодвинулась на краешек, чтобы лечь на своей половине, и пяткой ткнула его в острое колено.

Он даже не прореагировал.

— Какой-то ты стал не свой с тех пор, как вернулся из леса… — сказала она задиристо.

— Не свой? — пробормотало он устало.

— Ну да… мало ли что в жизни случается.

— Но прежнего-то не воротишь, — сказал он серьезно.

— Не принимай ты все так близко к сердцу! — возразила она. А потом уже более спокойно добавила: — Время пройдет, все забудется.

— Лучше бы у человека памяти вообще не было… Хотя у меня ее и вправду нет, никак не вспомню фамилию того чиновника, который дал мне все это, а у него еще была такая добрая фамилия.

— Кой-чего в жизни ты повидал, а памяти вот нету.

— На фамилии, — возразил он, — остальное я еще ох как помню.

В печке затрещали горящие поленья.

— К гостю, — сказала она.

2

Он прислушивался к звукам с улицы: шуму, движению и оживленным голосам. На тротуаре перед лавкой толпились озябшие люди, по большей части женщины. В Паланке сухая и теплая осень, но утра были холодные, а большинство покупателей собиралось перед мясной лавкой с самого рассвета. Была суббота, около шести утра, и нетерпение толпы достигло предела.

Речан стоял за прилавком и ждал, когда Волент выйдет из ворот дома, пробьется сквозь толпу к двери и поднимет шторы, чтобы пустить в нахолодавшую за ночь лавку немного солнца. Мясник, как и всегда по субботам, перед началом торговли чувствовал волнение и старался не двигаться с места, чтобы сосредоточиться и хоть немного успокоиться. Правую руку он положил на тяжелую серебряную кассу, в левой держал ножницы для стрижки талонов; поверх толстого свитера из овечьей шерсти на нем был белый фартук, накрахмаленный и отглаженный, старый кожаный картуз он надвинул на самый лоб. Речан стоял неподвижно, как статуя, могло показаться, что он хочет быть невидимым. Ему хотелось закурить, но, так как в лавке он никогда не курил, а выйти во двор было уже некогда, приходилось преодолевать это желание. Поэтому он время от времени повторял про себя: «Эгей, по домам все, кто в поле по доброй воле, а кому не по душе, пусть ночуют в шалаше…» И всякий раз ощущал острую грусть и облегченье.

Речан жил здесь уже больше полугода, но так и не привык к городу и людям — думал даже, что никогда не привыкнет, — и почти завидовал жене с дочерью. Те, как ему казалось, уже совершенно освоились. Жена-то уж точно: во-первых, из-за двух больших чемоданов, полных денег, во-вторых, из-за уважения, которым они стали пользоваться благодаря быстро растущему богатству. Дочь Эва тоже как будто с меньшим нетерпением ожидала писем из дому: это радовало Речана больше всего, хотя отношение дочери к нему лично, пожалуй, не изменилось. Она продолжала быть с ним сдержанной и холодной и по-прежнему избегала. Он страдал, хотя никому об этом не говорил, он слишком сильно любил дочь, чтобы обижаться или упрекать, и сам на эту тему никогда бы с ней не заговорил и был почти рад, что и она молчит.

В течение этого полугода он разбогател. Мясные лавки были самыми популярными магазинами в городе, и мясники считались самыми процветающими торговцами. Город ставил их очень высоко, наравне с золотых дел мастерами, потому что после войны люди яростнее всего жаждали золота, мяса и старых мелодий, в особенности сердцещипательных танго, а отсюда следовало, что и музыканты были в чести. Недостаток всего не позволял людям забыть о голоде и постоянной угрозе здоровью; был необычайный спрос на всяческую собственность и сытную пищу, прежде всего на мясо. Люди никак не могли насытиться, и раздобыть достаточное количество мяса становилось делом престижа. Рождались дети, ради которых родители шли на все, не считаясь даже с собственным здоровьем. Была распространена версия, что мясо содержит больше всего витаминов, поэтому достать его стремились во что бы то ни стало; родители трепетали из-за детского полиомиелита, скарлатины, ветрянки, туберкулеза, дифтерии и любой простуды. Лекарств было мало, заграничные и контрабандные мог позволить себе далеко не каждый, к тому же против самых коварных детских болезней действенных лекарств практически не было. Единственной профилактикой против них было пичканье витаминами; а любовь к детям и забота о них, как мы уже говорили, граничили тогда с самоотречением.

Речан не любил вспоминать первые недели жизни и торговли в этом городе. Не будь Волента и жены с дочерью, он, может быть, сбежал бы отсюда. Богатство, которое он приобрел за такое незначительное время и которое все больше подчиняло его себе так, что он среди ночи не ленился встать и проверить все двери и калитки дома и бойни, чтобы лишний раз убедиться, хорошо ли они заперты, так вот, этого богатства у него не оказалось бы, не будь у него ловкого помощника и рассудительной жены. Как обошелся бы он без Волента на ярмарках, рынках и в деревнях, куда они отправлялись за товаром, если он не мог даже толком объясниться с крестьянами? Не говоря уже о том, что Волент умел торговаться! Ланчарич был, как вскоре оказалось, не только отличный мясник, но и повсеместно прославленный торговец. Когда он начинал торговаться, смотреть сбегалась половина рынка или ярмарки, ибо это был не обычный торг, а великолепный спектакль. Торговцы и крестьяне знали Волента и очень уважали его интерес к товару, так как для них это было хорошей рекламой, и поэтому уже издали окликали его. Перед тем как начать, Волент всегда пропускал стаканчик-другой для куражу, необходимого в этом деле. Торгуясь, он спорил, матерился, хохотал, поносил товар, угрожал, сулил золотые горы, врал, острил, задирался и запугивал, и не уходил, пока не добивался своего. Он был просто неподражаем и совершал свои сделки в обстановке всеобщего веселья и смеха. Не было случая, чтобы он не выиграл словесного состязания с торговцем или крестьянином. Он всегда знал, к кому и как надо обратиться, им руководил безошибочный торговый инстинкт, который подсказывал ему, где его импровизированный торг не пойдет насмарку. Он был неотъемлемой частицей рынков и ярмарок, всех знал и всегда добивался своего, потому что сознательно старался произвести впечатление человека, с которым лучше ладить. Как прославленный мясник и знаток убойного скота, своим интересом к товару он как бы поднимал его владельцев в глазах всех окружающих, и, если бы он у них все-таки не купил, это могло бы подпортить их репутацию. Поэтому его и побаивались: слово мясника Волента Ланчарича о торговце или крестьянине и его убойной скотине принималось на веру. В те времена, конечно, крестьянин мог сбыть даже самую худую коровенку, к тому же очень легко, и за высокую, в нормальной обстановке действительно непомерную, цену, но старые принципы торговли соблюдались, так как все ждали, что жизнь постепенно вернется на круги своя.