Иван Стаднюк - Меч над Москвой

• Название: Меч над Москвой
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

- Я полагаю, что эти замечательные результаты наших переговоров должны быть завершены нашим с вами письменным соглашением.

Такое предложение было неожиданным для Гарримана. Его утонченное интеллигентное лицо покрылось румянцем, и он, взглянув на Бивербрука, сбивчиво ответил:

- Господин Сталин, у меня нет полномочий подписывать что-либо... А для получения инструкции из Вашингтона требуется время...

- Это ненужная формальность, - поддержал коллегу Бивербрук. - Ведь соглашение о взаимопомощи между США и Великобританией тоже является неофициальным.

- Вам проще, - настаивал Сталин. - У вас банковские связи, сотрудничество корпораций. Да и конференции на сей счет у вас не было... А кроме того, в нашем документе мы закрепим обязательства Советского Союза о сырьевых поставках Англии.

Гарриман заколебался, но при этом сказал:

- Соединенные Штаты посылали миссию к Чан Кайши и поставляли ему вооружение тоже без подписания какого-либо документа...

- И мы нескольку месяцев назад отправили в Китай самолеты и артиллерию для их борьбы с японцами, - сказал Сталин.

- Как?! - удивился Гарриман. - У вас же с Японией договор о нейтралитете!

- В договоре нет пункта, запрещающего нам отправлять оружие китайцам... Кстати, надо изобретать клин, чтобы вбить его между японцами и немцами, исходя из того, что Япония не терпит какой-либо зависимости. Япония - это ведь не Италия.

Тема переговоров иссякла. Все сошлись на том, что вопрос о трехстороннем письменном соглашении будет решен завтра с Молотовым при участии послов США и Великобритании.

Упоминание о послах неожиданно вызвало разговор, который, как окажется позже, приведет к отзыву из Москвы сэра Стаффорда Крипса и посла США Штейнгардта, а из Вашингтона - советского посла Уманского.

- Ваш Штейнгардт - явный пораженец, - скрывая раздражение, сказал Сталин и, поднявшись из-за стола, начал прохаживаться, дымя трубкой. - Он, как и его ближайшие сотрудники, кликушествует о якобы нашем грядущем поражении. Его беспокоит только личная безопасность. За шесть первых недель войны Штейнгардт дважды паниковал и требовал, чтобы его вместе с посольством отправили за Волгу.

Гарриман не хотел соглашаться со Сталиным.

- У нас другое мнение о Штейнгардте, - утверждал он. - Наш посол сделал все возможное для улучшения советско-американских отношений.

- А как там в Вашингтоне чувствует себя наш посол Уманский? неожиданно спросил Сталин.

- Дипломат высокого класса, - с непонятной холодностью ответил Гарриман. - Но с крайностями. Он усерден в своей деятельности до ненужной степени. Он с таким энтузиазмом обращался ко многим влиятельным людям по вопросам поставок в Советский Союз, что они больше раздражались, чем проявляли доброжелательность.

- Что вы скажете о Майском? - Сталин остановился перед лордом Бивербруком.

- Более искусного дипломата я в своей жизни не встречал! - восторженно ответил Бивербрук. - Умен, образован, прекрасный оратор, умеет растопить лед отчуждения самых ярых противников. Но...

- Что "но"? - насторожился Сталин.

- Временами он бывает слишком суров с нами.

- Не пытается ли он обучать членов вашего правительства положениям коммунистической теории?

- Такой возможности я никогда не предоставлю господину Майскому, серьезно заверил Бивербрук и тут же спросил: - А как вам наш посол господин Криппс? - Бивербрук постарался скрыть свое отчуждение к нему.

- Он вполне нас устраивает.

Бивербрук гготом напишет Черчиллю:

"Понаблюдав за Криппсом, я пришел к выводу - с ним все в порядке, за исключением того, что он зануда. Когда я сказал об этом Сталину, он спросил, можно ли в этом плане сравнить Криппса с Майским. Я ответил: нет, только с мадам Майской, имея в виду ее милый характер неутомимой говоруньи... Сталину шутка чрезвычайно понравилась".

Гарриман же в докладе Рузвельту скажет ц. о Молотове, но с откровенным нерасположением к нему: "Властен и неприятен, с неиссякаемой энергией, полным отсутствием уступчивости и чувства юмора, менее готовый к компромиссу, чем сам Сталин... У нас будут большие трудности с Советами, пока Молотов будет в этих отношениях существенным фактором".

Как покажет время, Рузвельт, к великому разочарованию Гарримана, именно Молотова пригласит в Вашингтон весной 1942 года. Это будет беспримерный перелет в бомбовом люке наркома иностранных дел и первого заместителя главы Советского правительства через океан...

Но переговоры в Москве продолжались, и Гарриману приходилось считаться с "трудным характером" Молотова, которого смущала некоторая уклончивость главы американской делегации в формировании обязательств союзников о поставках в СССР оружия и военной техники.

Протокол конференции представителей трех держав был подписан 1 октября после того, как главы делегаций в торжественной обстановке обменялись речами.

Вечером того же дня в Екатерининском зале Кремля был устроен правительственный прием. О нем Гарриман будет писать с некоторой долей иронии, а местами сарказма, как бы глядя на себя и окружающих со стороны:

"Сталин сидел между Бивербруком и Гарриманом, разговаривая с ними настолько любезно, что нельзя было и подумать о неприятных словах, произнесенных им во время переговоров. Этот прием своей расточительностью заставил Гарримана подумать о том, какая пропасть разделяет в Советском Союзе правящих лиц и тех, кем они управляют. На застолье было приглашено более ста человек: в полном составе миссии Бивербрука и Гарримана, экипажи обоих самолетов Б-24, доставивших часть делегаций в Москву, сотрудники английского и американского посольств и десятки советских высокопоставленных лиц. Столы ломились от множества холодных закусок икра, разнообразные сорта рыб, молочные поросята; затем ужин с горячим супом, цыплятами и дичью, с мороженым и пирожными на десерт. Было много разных фруктов не с общественного рынка, а, наверное, доставленных специально из Крыма.

Перед каждым стояли бутылки перцовой водки, красного и белого вина, русского брэнди.

Сталин после первого тоста выпил полрюмки перцовой водки, затем остаток перелил в фужер и потом пил только красное вино из этой рюмки, часто наполняя ее. Рюмка была очень маленькой. Когда подали к сладкому шампанское, он выпил его из той же рюмки. Затем другой рюмкой прикрыл бутылку с шампанским, пояснив, что так сохранятся пузыри.

Гарриман подумал о резком контрасте между приемом в Кремле и приемами в Лондоне на Даунинг стрит, 10: Черчилль всегда проводил их в соответствии с продовольственными рационами Великобритании, в то время как столы русских высокопоставленных лиц гнулись от деликатесных блюд, а народ голодал.

Тридцать два тоста было сказано в тот вечер в Кремле: за героизм советских солдат и за сражающихся союзников, за победу над гитлеровской Германией, за важность инженерных сил для победы в механизированной войне и среди них также за летчиков американских бомбардировщиков Б-24 (майора А. Л. Харвея и лейтенанта Л. Т. Райхера), за их беспосадочный полет на расстояние 3200 миль из Пресивика, Шотландии, по маршруту, избегающему территории Норвегии, оккупированной немцами... Это был самый длинный и самый рискованный перелет военных самолетов с пассажирами. Этот тост произнес русский посол в США Уманский, один из пассажиров самолета. Выслушав его, Сталин прошел вдоль всего длинного стола и чокнулся с летчиками. Гарриман заметил, что Сталину нравилось после тоста, перед тем как выпить, хлопать в ладоши. В течение всего вечера было много таких аплодисментов...

Лорд Бивербрук, как истинный трезвенник, с сожалением посматривал на пьющих и на... икру - черную и красную. Но ни к той, ни к другой не прикоснулся, веселя этим Гарримана и повергая в недоумение Сталина".

18

Оперативные донесения с Западного фронта, их обобщение и анализ уже не только удручали, а ошеломляли своей непоправимой трагичностью. Маршал Шапошников, как начальник Генерального штаба, чувствовал себя так, будто потерял способность охватывать разумом события в их конкретности и совокупности, объяснять причины всего неизбежного, давать ему оценки и искать хоть какой-нибудь выход из назревающей оперативно-стратегической обстановки. На Западном фронте вот-вот разразится катастрофа, подобная могучему извержению вулкана. На Москву зримо надвигалась погибель...

А ведь еще не успели осмыслить, отболеть душой чудовищно страшный обвал событий на южном крыле советско-германского фронта, протяженность которого всего лишь с июля по сентябрь сжата превосходящими силами агрессора с 1200 до 800 километров. Принимали все возможные меры, чтобы остановить и обескровить ударную группировку врага "Юг", слагавшуюся из одной танковой группы и трех полевых немецких армий, двух румынских армий, венгерского, словацкого и итальянского корпусов. Сила несметная! Но все-таки надеялись сдержать ее и сокрушить. Ведь и у нас не совсем пустыми были "сусеки" военной мощи. Не вышло. Во второй половине июля группу армий "Юг" немцы усилили еще восьмью своими пехотными дивизиями и тремя итальянскими... Только подступы к одному Киеву полтора месяца остервенело штурмовали десять германских дивизий! И непрерывно на приднепровские земли Украины падала с неба чудовищной силы железная грохочущая смерть: стаи фашистских самолетов закрывали, казалось, собой солнце.