Иван Стаднюк - Люди не ангелы

• Название: Люди не ангелы
• Автор: Иван Стаднюк
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Платон потупился, давая понять, что ничего предосудительного не усмотрел в словах прораба, даже улыбнулся, но, видать, сделал это нелепо. Когда поднял глаза на Мамчура, увидел, как по его сморщенному лицу разлилась бледность.

В конце строительной площадки замаячила в брезентовом дождевике фигура инженера, и Мамчур, еще раз опалив Платона Гордеевича настороженным взглядом, побежал туда.

Утро клубилось в туманной зыбкой измороси. Пока Платон Гордеевич дошел до строительства, ботинки его промокли насквозь, пропитался сыростью бушлат, и сам он продрог до костей. А впереди - длинный рабочий день. Хорошо, если прораб пошлет в какой-нибудь цех, в тепло.

Мамчур будто догадался о желании плотника Ярчука.

- Пойдете на склад лесоматериалов грузить доски, - сказал он Платону во время распределения заданий. И мягко добавил: - Работа легкая и в затишку.

Платон Гордеевич с удивлением посмотрел в серое лицо прораба, заметил налившиеся мешки под его воспаленными глазами и вздохнул.

А когда с группой рабочих направлялся на склад лесоматериалов, Мамчур окликнул его.

- Платон Гордеевич, - глядя себе под ноги, заговорил прораб. - Я там подписал ходатайство, чтоб вам отменили ограничение выезда... Почаще заглядывайте в лазарет, это возьмут тоже в расчет.

- Спасибо... - только и нашел что сказать Платон, ибо ни одно слово не могло вместить в себя тех чувств, которые ворвались сейчас в его сердце.

Прораб Мамчур это хорошо понял...

33

Ой, как стыдно Насте писать хлопцу письмо. Правда, Павел ей вроде и не чужой, но уже и не родич. Странно, не родич, но стал роднее. И писать ему надо такое... Зачем он задает ей вопросы, на которые она уже ответила. Не совсем прямо ответила, но он же не дурачок, все понял...

Настя сидит за столом у маленького окна с черной от древности и частой протирки керосином рамой, за тем самым столом в бывшей Степановой хате, где четыре года назад сидели таинственные гости Оляны. Вспоминает Настя прошлую осень, когда Павел каждый день бегал на село встречать почтальона, надеясь, что тот несет ему вызов на экзамены в летное училище. В один из таких дней она тоже пошла за село, в лес по дрова пошла. А чтоб Павел чего не подумал - захватила для вязки дров толстую веревку.

Увидела Павла сидевшим на каменном жернове у старой полуразвалившейся ветряной мельницы. Он неотрывно глядел на убегающую к местечку Воронцовка скучную от безлюдья дорогу и будто прислушивался, как над головой дремотно поскрипывал ветряк, подняв в небо скелеты двух уцелевших и уже не подвластных ветру крыльев.

Заметив Настю, Павел смущенно заулыбался. Ему, видать, не хотелось, чтоб Настя знала, с каким томительным нетерпением ждал он вызова в училище. Но от Насти трудно что-либо утаить.

- Почтаря ждешь? - с безжалостной насмешкой спросила она.

- Да... От батьки давно вестей не было.

- А почтарь дома. Картошку на огороде копает.

- Серьезно?.. Знал бы - сам слетал на почту.

- Пойдем, летун, лучше в лес по дрова. Ночью бушевал такой ветрюган! Полно сушняка навалил.

- Пойдем! - с нескрываемой радостью согласился Павел.

Лес действительно выглядел необычно. Под ногами - много сушняка и перемолотой листвы. Казалось, что деревья ожесточенно передрались между собой. Искалеченная листва была особенно заметна на тропинках и дорогах, не заросших травой и бурьяном. Оббитая ветром, она уже начала увядать, и от этого в лесу стоял густой дурманящий аромат, напоминавший банную парную с березовыми вениками.

Они прошли по тощему скрипучему мостку, вросшему в берега узкого рыжего ручейка-жабокрячки, поднялись в сосняк и, глядя себе под ноги, зашагали по усыпанной хвоей тропе. Павел спросил у нее:

- Если возьмут меня в училище, будешь ждать?

- Кого ждать? - Она притворилась, что не поняла.

- Меня.

- А зачем тебя ждать? Захочешь - приедешь.

- Замуж не выскочишь?

- Придет время - будет видно. А тебе сколько учиться?

- Три года.

- Ого!..

- Если любишь - дождешься.

- И не стыдно тебе женихаться так рано?

- Мне уже скоро семнадцать будет.

- А мне только шестнадцать.

- Настя... - Павел остановился, взял ее за руку. Она не отняла руки, а только пугливо оглянулась по сторонам: по лесу бродили женщины, собирая сушняк.

- Что, Павел? - глянула ему в глаза открыто, со смешинкой, хотя смеяться не хотелось. Сердце насторожилось оттого, что Павлик мог сказать какие-то страшные слова... Но он сказал не страшные:

- Если ты выйдешь замуж за Серегу, я приеду и убью тебя.

- Тю-у... - Ей стало смешно. - Лучше не уезжай никуда.

- Надо. Потом я вернусь и заберу тебя с собой.

- Так меня мама и отпустит.

- Отпустит. Ты только жди меня.

- Тебя дождешься. Уедешь, и поминай как звали.

- Ты не веришь?

Насте даже стыдно вспоминать, что было потом. Павел неожиданно обнял ее и поцеловал. Первый раз в жизни поцеловал. И так неожиданно! Она даже не успела отпихнуть его, отвернуться. А рядом послышался треск сухой ветки: на тропинку вышла с вязанкой дров Харитина, мать Сереги. Может, Харитина и не видела ничего, но Настя от стыда и страха вскрикнула и кинулась в густой подлесок, побежала сквозь кусты прямо к полю. Побежала так быстро, что Павел догнал ее только у села...

А вчера днем Настя получила от Павла письмо. Принес его не почтальон, а Иван Никитич - ее первый учитель, Прошу. Уж лучше бы почтальон. Она не знала, куда деть глаза, когда Прошу положил на стол конверт. А мама, как маленькая, сразу и пристала:

- Читай, что там пишет наш Павлик.

Хорошо, что Иван Никитич вмешался:

- Письмо адресовано Насте, пусть прочтет его сама.

Потом стал корить Настю, что бросила школу, стал выспрашивать причины. Настя не смела сказать ему правду. Да и как сказать о себе плохое? Не любит она долго ломать голову над книгами, над задачами. А быть в классе отстающей - значит быть хуже всех девчат, хотя она красивее многих. Но разве понимают это в школе? Вон Поля Заволока такая страшнющая, что на нее даже собаки не гавкают - боятся. Но учится на "отлично", и хлопцы табуном за Полей бегают. Настя же только Павла и Серегу присушила... Павел теперь далеко, а Серега - срамота одна: веснушчатый как сорочье яйцо, да и он после семилетки дома остался. Но Прошу этого не объяснишь.

В разговор вмешалась мама. Она показала учителю на старый ткацкий станок, оставшийся в хате после смерти Григоренчихи, и ответила за Настю:

- Вот ее школа. Научится - будет иметь хлеб на всю жизнь.

Иван Никитич засмеялся и, словно на уроке, начал говорить, что ручной ткацкий станок скоро понадобится только для музея. Пройдет, мол, время, появится в лавках много мануфактуры, люди заживут лучше, и никто не станет носить одежду из домотканого полотна.

Так Настя ему и поверила! Полотно всегда будет нужно - на скатерти, на рядна, на рушники. А разве кто-нибудь из мужиков выйдет в поле в штанах фабричной выработки? Да никогда в жизни! Полотно прочнее и дешевле: для того и сеют на каждом огороде коноплю.

Когда Прошу ушел, Настя выбежала на подворье и, спрятавшись под поветью, прочитала письмо. Потом долго боялась вернуться в хату расспросов мамы боялась. А мама все равно расспрашивала. Но разве скажешь маме о том, что пишет Павлик?.. Отмолчалась. А мама будто сама прочла письмо, хотя Настя спрятала его под блузку. Вначале похвалила Павла:

- Доброе у него сердце, мягкое. С таким век проживешь и горя не узнаешь...

А потом:

- Ой, как жалко, что Павло - отрезанный ломоть. Пока не отвыкнет от села - будет писать. Сердцем-то он еще тут. А притрется к городу - забудет про все. Выучится на летчика, и сельская дивчина ему уже не пара... Как же иначе? Разве мало в городе славных девчат?

Нет, не верит Настя маме. Павел не такой. Никогда он не обманет Настю, не отступится от своих слов. Все мамы такие: боятся того, чего не надо бояться.

А она, Настя, тоже хороша. Чего дичилась? Зачем притворялась перед Павликом, что он ей безразличен?.. Легко было притворяться, когда он всегда находился рядом. А сейчас она ждет не дождется, чтоб сгинул снег, чтоб пойти в лес да хоть постоять на том милом мосточке через ручеек-жабокрячку, по которому они проходили с Павлом, посмотреть на то место, где он поцеловал ее... Как хорошо, что у людей есть память. Настя все помнит: и как Павлик побил ее однажды, и как пасли они коров, и как в школу ходили. А Серегу кто за чуб таскал?.. Она!.. За Павлика своего заступилась...

Теперь Настя не будет хитрить. Вот возьмет сейчас и напишет ему всю-всю правду. Напишет, что думает о нем каждую минуточку и будет ждать его, "как соловей лета"... Пусть он только учится и не тревожится ни о чем. Она умеет ждать...

Бывают же такие дни! На утреннем осмотре, когда учебная эскадрилья замерла в двухшеренговом строю среди казармы, сам старшина - вышколенный служака - поставил всем в пример курсанта Ярчука за образцовый внешний вид. А днем Павел получил письмо от Насти. Такое письмо!.. Никогда же Настя его не целовала, а в письме, в самом низу клетчатой страницы, написала: "Целую тебя, мой любимый Павлушко, и жду ответа, как соловей лета". И двух голубков в васильковом веночке нарисовала. Голубки смешные, похожие на ворон, но Павел был счастлив. Настолько счастлив, что не мог ни о чем думать, кроме как о Насте и о ее письме. Лежало письмо в нагрудном кармане, и он каждую минуту бережно притрагивался к нему рукой.