Всеволод Иванов - Кремль. У

• Название: Кремль. У
• Автор: Всеволод Иванов
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1990
• ISBN: 5-265-01110-2

Романы «Кремль» и «У» написаны Всеволодом Ивановым (1895–1963) один за другим в конце двадцатых — самом начале тридцатых годов. Тогда они не публиковались.

Автор считал, что перемены в социальной жизни требуют совершенно нового способа выражения. Виктор Шкловский написал о Всеволоде Иванове: «…время не узнало в нем самого себя, казалось времени, что оно будет рождать гениев непрестанно».

---

— Договорились? Пора.

Он повел плечами:

— Сыро слегка. Ты ее возьми на колени, устала. Мне покурить.

Он спустил ее голову — она только губками повела, он положил ее голову на колени Вавилову. Она была легкая и теплая, волосы слегка влажные. Виден был из тумана Кремль. Звонарь, увидев подходившим пароход, с испуга перестал звонить. Вавилов разглядел людей с ключами, Чаева со своими лодками, еще раньше переплывшего. Он стоит — и словно держит ключи от ворот. Он побежден. Профессор З. Ф. Черепахин идет сонный, разбуженный тем, что не звонят. Он идет, сонно зевает и почесывает живот. Да, ему несут дары. Надо встречать.

Священники вышли на паперть. Там прихожане. Они принесли невидимые дары; их надо только выбрать. Они молча смотрят на победители Он увидел панораму такой, какой он ее представлял в детстве, значит, все дело в том, что надо иметь добрый взгляд на мир, вот и получишь ту картину, которую видел в детстве. Радость владела всем его сердцем Он устал, но он и сделал многое. Он указал и еще укажет людям путь. Он горд и силен. Впереди победы и поражения, но тот путь, который он проделал — им можно гордиться. Пароход колебался. Капитан Б. Тизенгаузен подошел — и пароход дико загудел. Все вздрогнули. Вздрогнула и проснулась Овечкина, она открыла мокрые глаза на Вавилова и сонно спросила:

— Кремль?..

У

«…через Я показать можно приятность, увеселение, нежность и склонность; через О, У, Ы — страшные и сильные вещи, гнев, зависть, боязнь и печаль».

(Михайло Ломоносов. «Риторика». § 172, СПб. 1748 г.)

«… У! Уу! У! — кричал он на разные интонации. Он начал кричать «не хочу» и так продолжал кричать на букву «у».

(Л. Толстой. «Смерть Ивана Ильича»)

«…х, у… — знаки индивидуума».

(П. А. Флоренский. «Столп и утверждение истины», глава «Простейшие формулы логистики». ПГЛ. 1914 г.)

Некоторые подумают, — увидев в начале книги комментарии, — что мы поступили подобно Ю. Цезарю, который, будучи неглупым человеком, ограничился «Commentarii de Bello Gallico», но затем, дескать, мы, опомнившиись, учтя подлинные свои силы, решили приписать к комментариям роман; некоторые же — романов современных не дочитывают или совсем не читают. Утверждаем: как те, так и другие соображения глубоко ложны. Несомненно, имелись у сочинителя кое-какие честолюбивые мысли вроде того: почему, если все его соратники комментируются, примечайничают, ссылайничают, цитатничают, великанствуют и кажется им, что слава их гремит от океана к океану, он… он свирепо уничтожил эти мысли при самом их зарождении!

Соображение, что пухлые и вязкие книги моих современников не дочитывают, ложно уже потому, что прилагаемая книга будет не менее пухлой, излишне касаться и вязкости, — это определение страдает явной расплывчатостью, требуя уточнения, толковать данный термин мы будем при другом, более удобном случае; сейчас же, воздвигая комментарии, мы хотим сказать: роман — романом, черт его знает, удачный ли он, интересный ли, грустный ли, веселый ли или просто чепуха на постном масле, и комментарии — верное дело: мысли в них чужие, а значит, и полезные. Можно их без вреда сообщить всем своим знакомым; касаясь остального печатного места, идущего за комментариями, очень возможно, что вы с ним целиком и не ознакомитесь: книга толстая, а несчастий еще больше, и несчастий самых удивительных: так ли давно читали мы в «Вечерней Москве», что грузовик, проломив кирпичную стену дома, скатился на жилплощадь человека, совершенно чуждого шоферу. Представьте, что человек этот читал наше сочинение! А стрелочники?.. Извините нас, милые стрелочники, но почему вы так любите выпивку? А консервы, исполняющие совершенно не свойственные им обязанности? Или просто-напросто книгу стащат, если, скажем, человек, страдающий бессонницей, увидит, что вы заснули над сочинением, и, наконец, разве мало было случаев, когда роман, сегодня совсем идеологически выдержанный, на другой день претерпевал крушение, и стрелочник, не дочитав, отбрасывал его в страшном негодовании, напивался, — и в поезде иная книга иным читателем отбрасывалась в страшном негодовании, правда, по иной, чем у стрелочника, причине.

Исходя из вышеизложенного, мы и нашли распронаилучшим поместить в начале нашего труда примечания, ибо, будучи до ломоты в мозгу продолжателями славных литературных традиций, мы решительно встали на точку зрения редакторов, для которых более важны комментарии, чем текст. Кроме того, неизвестно — будет ли окончена эта книга, и тогда, что же, жить ей без комментариев? Боже упаси! Честолюбие — огонь эпохи, если не жизни вообще.

Итак, комментарии:

К стр. 2-й, строка 4 ½. — Цитируется из книги Хуан Бо-ду «Сборник мнений для уяснения истины»: «Когда однажды приказали ему вымыть ночной горшок, то он мыл его, вывернув наизнанку, и, вымыв, снова вывернул его налицо; при этом горшок был мягок, как баранья или свиная селезенка» (стр. 219, Пекин, 1885 г.).

К стр. 7-й, 16 строка сверху. — Л. И. Черпанов переиначивает слова А. Ф. Вельтмана из романа «Счастье — несчастье» (М., 1863, гл. VI, ч. 1): «Науки мудрости человеческой до сих пор не определили: что такое счастье? Трудно и определить. Счастье есть что-то такое ВОВРЕМЯ и КСТАТИ, с присовокуплением еще чего-то».

К стр. 35-й, второй абзац. — Составитель, в перевранном виде, приводит слова Стерна из «Сентиментального путешествия», ч. 1, глава «Способ примечать» (М., 1806): «Я не знаю, послужит ли мой труд чему-нибудь доброму? Может быть, другому удастся лучше. Какая нужда! Я делаю только один опыт о свойстве человека. Потеря не важная: одни труды, зато — я нахожу УДОВОЛЬСТВИЕ в испытании». С этим никак согласиться нельзя. Ясно для каждого, что автор, как и большинство писателей, страдает преувеличением своих достоинств.

К стр. 77-й, левый абзац. — Здесь с чрезвычайной яркостью видно бергсонианство Л. И. Черпанова. Сравните сказанное им со следующими словами А. Бергсона из «Творческой эволюции» (М., 1909, пер. М. Булгакова, стр. 217): «Роль случайностей вообще очень велика в развитии жизни. Чаще всего случайными являются формы приспособления или, вернее, изобретения. Случайной и относительной к препятствиям, встретившимся в определенном месте и в определенный момент, является первоначальная тенденция, раздробленная на определенные и дополняющие друг друга тенденции, создающие расходящиеся линии развития. Случайные остановки и обратные движения в широкой мере являются случайными приспособлениями. Только две вещи необходимы: во-первых, непрерывное накопление энергии, во-вторых, эластичная реализация этой энергии., в различных, не поддающихся определению, направлениях, в конце которых находятся свободные действия». Как жаль, что Егор Егорыч отделывается зубоскальством!

К стр. 90. — Дядя Савелий ссылается на Б. Спинозу: «Политический трактат» (М., 1901, гл. VII, 5): «Кроме того, несомненно, что каждый предпочитает управлять, нежели быть управляемым». «Ибо никто не уступает добровольно власти другому», — как говорит Саллюстий в своей первой речи к Цезарю».

К стр 102. — Л. И. Черпанов, касаясь своей деятельности, приводит басенку стихотворца XVIII в. Марина:

Вверху, на дереве высоком,
Увидев червяка, орел
Спросил с надменным, гордым оком:
«Ты, дерзкий, как сюда зашел?»
— Вы, как орел, сударь, взлетели,
А я… дополз до той же цели!

К стр. 120-й. — Д-р М. И. Андрейшин, говоря о таинственности, хочет сказать:

Forma ideel purisséma
Della bolessa eterna.

(Arigo Boito Mefistofele, 47)

Дальше — цитата из «Логики» Гегеля (М., 1928, т. 1, § 80): «Образованный человек не удовлетворяется туманным и неопределенным, а схватывает предметы в их четкой определенности; необразованный же, напротив, неуверенно шатается туда и сюда, и часто приходится употреблять немало труда, чтобы договориться с таким человеком — о чем же идет речь, и заставить его неизменно держаться именно этого определенного пункта». Др-р, видимо, желает сказать, что его поступки ведут к закреплению той «определенности», которую он вызвал у обитателей дома № 42.

К стр 15-й. — Из «Пролога» аристофановских «Всадников»:

Демосфен: Ах, нет, не надо брюквы еврипидовской.
Как нам уйти, придумай, от хозяина.
Никий: Так говори: «дерем» — слоги подряд связав.
Демосфен: Ну вот, сказал: «дерем».
Никий: Теперь прибавь еще
«У» перед «де» и «рем»!
Демосфен: «У».
Никий: Так, ори теперь
«Дерем», а после «у» — скороговоркою.
Демосфен: Де-рем, у-де-рем, у-де-рем!
Никий: Ага, ну, что?

К стр. 48-й. — Вспомните книгу Ф. Аттара «Бульбуль-нимэ» (с. 24).