Эмма Беккер - Вкус любви

• Название: Вкус любви
• Автор: Эмма Беккер
• Издательство: Книжный клуб «Клуб семейного досуга»
• Жанр: Эротика
• Год: 2014
• ISBN: 978-966-14-6833-6

Откровенная исповедь взрослеющей Лолиты…

Между Элли и ее возлюбленным — почти тридцать лет разницы. Но любовь не знает границ! Все началось с откровенной переписки по Интернету. Вскоре они сближаются и Месье — мужчина, отвергающий какие-либо табу в сексе, — погружает Элли в мир собственных эротических фантазий. Эта болезненная страсть стала для Элли пронзительным счастьем и мучительным наслаждением…

---

Культовая фраза Месье, закрывающая каждую нашу встречу, а я о ней вспомнила только сейчас.

— Хорошо.

— Спасибо.

Воздух от его передвижений неприятно холодный, почти как на улице. Он доносит до меня поэтические флюиды, мой запах на его дорогой одежде, и я закрываю глаза, будучи на грани обморока. Мне потребовались месяцы на то, чтобы побыть вдвоем с Месье немногим меньше часа, а теперь понадобится вдвое больше, чтобы повторить такой подвиг, и это заранее лишает меня сил.

— У тебя вчера были гости? — спрашивает он, тронув носком ботинка пакет из японского ресторана.

— Подружки.

— Какие подружки? Бабетта и Инэс? — пытается угадать Месье.

— Моя сестра и наши подруги. Люси, Флора, Клеманс.

— Они знают, зачем ты здесь?

Беспокойные брови Месье словно сошли с карикатуры.

— Да, они знают, что я ждала тебя.

— Им известно, кто я?

На секунду я ошарашенно замолкаю: Месье мог допустить, что я ничего не расскажу своим лучшим подругам. Я. Девчонка. Я бормочу:

— Но… разумеется, известно!

— И они знают мое настоящее имя?

Если я скажу ему правду, мне снова придется бессмысленно оправдываться, и из этой перепалки я неизбежно выйду проигравшей. Тогда я решаю солгать:

— Нет. Они называют тебя Месье.

Впрочем, это наполовину правда: они действительно его так называют, отчасти потому, что я, не в силах произносить два восхитительных слога его имени, сама теперь использую только имя своего персонажа.

— Будь осторожна. Ты даже не представляешь, как быстро распространяются подобные слухи.

— Я знаю своих подруг. У них нет никаких точек соприкосновения с людьми твоего круга.

Месье издает долгий-долгий удрученный вздох.

— Всего ты знать не можешь. Это Париж.

— Ты должен мне верить.

«С какой стати?» — могло промелькнуть в голове Месье. Мы бы не стали обсуждать столь болезненную тему, как доверие, если бы я умела держать язык за зубами. Тем не менее он наклоняется ко мне и целует в лоб.

— Мне пора бежать.

Я бросаю на него пронизывающий взгляд. То есть я надеюсь, что он пронизывающий.

— Ну, тогда беги.

Месье направляется к двери.

— Ты хочешь со мной встретиться еще?

— Конечно.

Потом, поскольку я не свожу с него застывших глаз, он добавляет:

— Когда мы познакомились, у меня было меньше работы. А сейчас кризис закончился, дела оживились. К счастью, конечно… — Томный взгляд скользнул от моей шеи к бедрам. — Но иногда к несчастью…

Чувственность, озаряющая лицо Месье, исчезает, чтобы уступить место холодной, хирургической трезвости.

— Но это так.

Я киваю без всяких эмоций.

— А теперь поцелуй на дорожку, — вздыхает Месье.

Его губы уже утратили томную мягкость. Все в нем теперь принадлежит жене и клинике. Я предпочитаю подставить ему свой живот, прошептав:

— Ну, тогда звони.

— Позвоню.

Чувствуется, что ему немного неловко давать такие обещания после того, как он столько раз их не выполнял. Точно так же выглядит моя сестра, когда бабушка просит ее прислать открытку с каникул: всем известно, что даже двухминутный звонок для нас — это уже подвиг, а открытка из трех слов — вообще недостижимая цель. Бабушка и сама знает: вряд ли получит какой-либо письменный привет с нашего отдыха, и самое ужасное — она улыбается и прощает нас заранее, находя всевозможные оправдания обычному эгоизму, который не может сломить ни жалость, ни любовь.

Если я примерю эту метафору на себя, получится, что мой неблагодарный внук пришел навестить меня и забрать мои подарки. Тем лучше, если этот презренный мальчишка, спускаясь по лестнице, чувствует себя виноватым. Для меня это маленькая компенсация за все то, что я не посмела сказать или сделать.

Поскольку у меня не хватает духу смотреть, как он уходит, я возвращаюсь в кровать и зарываюсь под одеяло. Пытаюсь уснуть, но ни на секунду не перестаю представлять Месье в образах, при которых сон становится невозможным. Дело как раз в том, что я не могу подобрать нужных образов! У меня не получается вообразить страстные сцены, обычно предшествующие стадии моего засыпания. Убийственная разница между фантазиями и реальностью подавляет все мечты, которым я могла бы предаться.

Держа окурок в руке, я пристально смотрю на себя в зеркало. Пепел осыпается на простыни, еще хранящие запах Месье, едва уловимый, спрятанный где-то в складках. Этот укус на ляжке, который я приняла за выражение чувств, это легкое жжение в животе, напоминающее о произошедшем, — на самом деле всего лишь проявление возбуждения, не считающегося с моим. Не прошло и двух минут после его ухода, а мне уже плохо от острого чувства нехватки, не поддающегося объяснению, и все мольбы в мире, все душераздирающие просьбы не смягчат сердце Месье, не заставят его найти для меня пять минут в своем расписании до того момента, как его вновь не охватит внезапное желание секса.

Я уже знаю, что скажу Бабетте по телефону. Этот мужчина — чудовище. Этот мужчина не любит меня и никогда не любил. Это самый худший из мерзавцев, который до последней минуты не может мне сказать, придет он или нет. Он приходит с опозданием, уходит раньше, а в середине осыпает меня упреками, почти ставя мне в укор пятьдесят шесть минут, которые мы провели вместе, даже меньше часа, и мне уже кажется, что я их у него украла, приставив нож к горлу. Этот мужчина приходит, переполненный моими комплиментами, что я сама делала ему этим летом, надеждами, что связывала с ним, фантазиями, в которых предоставила ему главную роль. И он красуется передо мной, раздувшись от важности, и входит в меня, когда я еще сухая, и насмехается над моим желанием поговорить с ним.

Я пишу книгу об этом мужчине, но он видит во мне только опасность, готовую разрушить его жизнь и семью, живую угрозу, так некстати имеющую литературные способности, которая столь низко мстит ему, и он малодушно дает мне обещания, позволяет мне платить за гостиничный номер, но я прощаю ему, Бабетта. Я прощаю ему все. Ведь я влюблена.

Октябрь

— Алло?

— Это я.

— Кто — я?

— Ну… я!

Мое лицо морщится, как у старой кокетки, которую просят назвать ее возраст.

— Да кто это? Извините, но я ничего не слышу.

— Элли! — возмущенно кричу я.

— Элли?

— Да!

Шум на другом конце линии. На долю секунды слышно, как подошвы Месье изящно постукивают по кафельному полу клиники.

— Извините, я не понял. Кто говорит?

Тон довольно резкий. Совершенно мне незнакомый. Я подавленно повторяю:

— Элли. Ты меня не слышишь?

— Послушайте, я сейчас в клинике, здесь плохая связь, и у меня очень много дел. Кто говорит?

— Элли!

— Какая Элли?

— Беккер. Элли Беккер! — решаюсь уточнить я, покраснев и побелев от стыда, с испорченным на весь день настроением.

Настоящее унижение — это не случайно заправленное в трусы платье или падение с лестницы в метро. Это, прежде всего, осознание, что тебя спутал с тысячей других мужчина, о котором ты пишешь книгу.

— Элли Беккер, — повторяет Месье совершенно другим голосом, сладким, как карамель. — Здравствуй. Как твои дела?

— У тебя что, много знакомых по имени Элли? — спрашиваю я, смертельно оскорбленная.

Смех Месье для меня — словно те шлепки, что он раздает мне во время секса.

Ноябрь

Пятница. Я прекрасно это помню. Даже если я была скорее горда тем, что смогла добиться свидания с Месье, я себя ненавидела. У меня не было никакой срочной необходимости в этой встрече. Я сама устроила себе это ожидание на холодной улице Франсуа-Мирон и теперь получала от Месье сообщения, откладывающие его приезд на десять, двадцать, тридцать минут. Я была похожа на курильщика, который, продержавшись полгода без сигарет, позволяет себе выкурить одну и после этого малодушного поступка выбрасывает окурок, с мерзким вкусом во рту, пропахнув дымом и горько сожалея о содеянном. Не следовало вообще бросать курить. Чувство вины — слишком тяжелое бремя.

Когда я позвонила Бабетте, чтобы хоть как-то отвлечься от моих посиневших коленок, она издала долгий вздох.

— Ну и где ты сейчас?

— Я… на улице. Жду Месье.

— На улице? Там же всего три градуса, ты все себе отморозишь!

— Если я пойду в кафе, то не смогу там курить.

— С каких это пор ты не можешь обойтись без сигареты?

— С тех пор, как встретила Месье. Я уже полчаса тут прыгаю. Учитывая мое волнение, курю каждые пять минут.

— Он на работе или дурит тебе голову?

— В клинике его в последнюю минуту, когда он уже собирался уезжать, отозвали назад. Я сама предложила подождать его, Бабетта.

Я украдкой шмыгнула носом.

— А теперь мерзну.

— Да уж, как не повезло, что его позвали обратно, — проскрипела Бабетта.