Дмитрий Щербинин - Последняя поэма

• Название: Последняя поэма
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства, сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись у берегов Андуина-великого, и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

— А — это ты… И ты найдешь свою любовь… Ты это знаешь — даже и в мгновенья страшнейших злодеяний горит в твоих глубинах искорка изначального света — от нее ты и возродишься. Весь мир возник из маленькой искорки… Мы будем вместе… Так скоро, через мгновенье…

Нет — я не так сказал. Давно уже нет той хижины, давно обратилось в прах то тело. Давным-давно то было, века прошли, будто и не было их, так же и грядущие века пройдут.

* * *

Над Холмищами раскрыла свой бесконечный, но кроящий еще что-то большее звездный шатер ночь. Лишь несколько облачков остались с дневного времени, и теперь сладко дремали убаюканные в серебристом сиянии.

На скамеечке, что стояла у подножия одного из холмов сидел старый, всеми любимых хоббит по имени Хэм. У его ног собрались маленькие хоббитята, и как завороженные слушали то, что он говорил. Смотрели то в его теплые, успокоенные глаза, то на небо — и все любовались. Голос у Хэма был такой же спокойный как и взгляд, как и душа его. Он тоже иногда смотрел на небо, улыбался ему также тепло и приветливо как и хоббитятам. Впрочем — ему и не надо было смотреть в небеса — вся эта красота жила в нем, он чувствовал ее, он дышал ее спокойствием в каждую минуту своей жизни.

Он вернулся в Холмищи, когда ему было шестьдесят с небольшим, если сравнивать с человеком — то это мужчина лет сорока пяти. Возраст солидный, но и в такой можно завести семью. Он и завел. Была у него и жена и семеро детей — они уже выросли и их дети были среди собравшихся здесь.

Да — этот прекрасный звездный шатер всегда был с ним, потому что Хэм многие ночи, как вернулся провел в его созерцании. Космос и весна — все гармоничное мироздание излечили его душу. Теперь за его спиною сладко дышал им взлелеянный сад — пожалуй, самый лучший во всех Холмищах, хотя тамошние то садоводы — лучшие во всем Среднеземье. Хэм рассказывал детишкам добрую сказку, и чувствовал величие, и любовь и спокойную гармонию не только этих бессчетных крапинок-звезд, но и каждого листика, каждой травинки в саду за спиною. Все-все дышало, нежно благоухало одним словом: «Люблю…» Хэм улыбался, испытывая бесконечные, сладостные мгновения влюбленности — он знал, что он скоро умрет, и этому он тоже улыбался потому что знал, что и смерть и то, что за ней — не менее прекрасно чем то, что окружало его теперь.

Вот послышались негромкие шаги его жены, вот появилась и она, неся в руках большой поднос с дымящимися маслеными блинами. И эти дивно вкусные блины казались не менее прекрасными чем небо, чем увитые серебристой аурой холмы и чуть прохладный, весенний воздух. Она поставила поднос перед ними, и положив свои большие, мягкие, теплые руки на головы кого-то из детишек, проговорила:

— Ну вот, кушайте на здоровье. Попробуйте, что вам бабушка приготовила…

Они кушали. Лилась сказка Хэма. Не было ни времени, ни пространства — всем казалось, что их обнимает, нежно целует и небо и земля, и все-все, и они сами любили…

* * *

Люблю… люблю… Ну вот последние мгновенья. Ухожу, оставляю здесь и тело, и рукопись. Тело никому не нужно, и прах от моих костей развеет ветер. Но рукопись, надеюсь, сохранится — дойдет до потомков… А, может, и нет — уже все равно. Я сделал то, что должен был сделать — а дальше уж — как угодно року. Ну, а я ухожу, и рок уже не властен надо мною.

Ты здесь, ты здесь, любимая моя. Что ты так нежно шепчешь мне в самое сердце?.. — ах, чтобы я оставил перо, чтобы протянул руку к тебе. Но подожди, подожди — еще одно мгновенье, я хочу оставить им, еще идущим дорогами этого мира, еще борющимся и страждущим, последнее, что открылось мне:

— Там нет ни ясных зорь,
Ни закатов туманных:
Останется тело, останется хворь,
Здесь, в сих летах окаянных.

А там тишина, но музыка в ней,
Той музыке нет подражанья,
Темно, но сиянье нездешних огней,
И вечность в любви и мечтанье.

И время лишь здесь — там же времени нет,
И то, что мы ждем, что свершится —
Давно уж вобрал в себе вечности свет,
Сюда не дано возвратится.

КОНЕЦ.