Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

— Понимаете — я ее люблю! Так, брошусь я в эту лаву, и стану духом; конечно вырвусь, увижу ее, но — это уже все не то будет. Духом то я всегда стать успею, понимаете?! Я еще, ведь, молодой! Я жить хочу!.. Что мне эти версты камня?! Вот сейчас придумаю что-нибудь!.. Эх, сил то маловато! Можно ли еще напитка, который мне ваша дочь подносила?

— Нет, нельзя. — спокойным голосом отвечала женщина.

— Нельзя?! Ну, нельзя так нельзя! Я и так…

Тут он шагнул от стены, и медленно, покачиваясь, пошел. И тут он увидел то, что никогда ранее не видел: у противоположной стены на золотистой стойке стоял стеклянный шар заполненный водою, в котором среди водорослей плавали разноцветные рыбки — попросту аквариум. И вот Робин шагнул к нему, и, не слыша предупреждающего окрика женщины, опустил голову в воду. Вода освежила его, он даже глотнул ее, и, выплюнув изо рта рыбку, поднял голову, встряхнул ею — и тут увидел, что женщина пришла в ярость от его выходки:

— Да где же это видано?! — кричала она. — Ведь — это же величайшая наша драгоценность…

— Ну, вот и оставайтесь со своими драгоценностями! — оборвал ее Робин. — Я же намерен вырваться отсюда! Слышите! Слышите?! — и с этим криком он бросился прочь.

Вход в коридор был завешен темным покрывалом, и отдернув его, Робин наскочил на кого-то: она испуганно вскрикнула — отпрянула было в сторону, а Робин бросился — но тут, пораженный, вынужден был остановиться. А дело было в том, что легкая, девичья рука легла ему на шею, и нежный голос зашептал, дыша чем-то теплым, ароматным, прямо на ухо:

— Я все слышала. Я понимаю тебя; но прошу — останься со мною! Думаешь, легко мне, девушке, просить так вот! Но я же полюбила тебя — полюбила, как-то и должно быть — с первого взгляда! Ты еще не знаешь наших законов; когда кто-то ловит падающего, то тот в зависимости от пола, либо сестрою, либо мужем; либо братом, либо женою стать должен. Вот, поймала я тебя — полюбила; а, ежели уйдешь ты — так, по закону, должна броситься в пламень. И я согласна с законом; и я брошусь, потому что люблю — никого раньше не любила, никогда не полюблю!

— Но я то другую люблю. — простодушно отвечал Робин. — Да и что ты придумала? Какой я тебе суженный? Упадет иной — ты его полюбишь…

Он и не думал говорить что-то грубое; он, напротив, желал ей счастья. И, когда обнимала она его, то чувствовал такое блаженство, какого никогда ранее не доводилось ему испытывать (разве, что, когда Ячук донес ему, что Вероника любит его — но там были и блаженство и боль несказанные, а тут лишь блаженство) — и он, окруженный вихрем своих чувств, жаждя только двигаться только вперед; что-то навсегда теряя, что-то обретая; чувствуя к ней Любовь, шепнул девушке эти слова, и бросился дальше по коридоре.

Никогда потом не доводилось Робину вспоминать эту девушку с золотистыми волосами, и с добрыми теплыми очами. Потом он все двигался вперед, и много ему еще предстояло пережить, но не ведал он, что пережила она, когда лежал он еще бесчувственный, когда она еще ухаживала за ним; что пережила она потом, когда стояла она за занавесью, и слышала его разговор, со своей матерью. Он, который часами мог проговаривать только что сочиненные стихи, и потом падать от физического утомления, и не подозревал, что в девушке бушевали страсти не меньшие — она, правда, не могла облачить их в стихи. Но как же она его Любила! Это было огромное, изжигающее чувство, она готова была отдать за него жизнь, да не то что жизнь — готова была обречь себя на вечные мученья, ради него.

И вот, в слезах, предстала она пред своею матерью, которая хлопотала над растревоженным аквариумом; она прошептала:

— Прощай, матушка.

Та подняла с пола выплюнутую Робином рыбку, и молвила:

— Отказал. Так я и думала: никуда не годный грубиян. Ты посмотри, что с аквариумом сделал! Рыбку загубил! Ну, что же ты, доченька, решила по закону.

— Да. Прощай, матушка.

— Прощай, доченька. Встретимся в ином мире… Ах, рыбку загубил! Возьми ее с собою, а то на что мне это тельце?

Девушка, плача, подхватила рыбку, и, бросилась к оку — метнулась в лаву…

Робин, улыбаясь, все еще чувствуя легкое прикосновение девичьей руки на своей шее, бежал по коридору — он уже не помнил, и не хотел вспоминать облика той девы, но представлял облик той, которую ни разу еще не видел.

Он выбежал в довольно обширную залу, с потолка которой точно колонны свешивались переплетения ярко-зеленых нитей. Также, в некоторых местах эти нити висели многометровыми вуалями, и напоминали работы гигантских пауков. А вон и сами «пауки» — облепленные этими нитями, они были заняты какой-то работой — некоторые взбирались по нитям вверх, и срывали там что-то.

Робин подбежал к ним, и увидев, что — это, все-таки, люди — мужчины и женщины, закричал:

— Знайте — я жажду отсюда вырваться Все отдам тому, кто скажет мне, как можно выбраться!

На него посмотрели без всякого удивления, и тут же занялись прежней работой; а кто-то пробормотал: «Новенький!». Робин растерянно оглядывался, и вот заметил, что один смотрит на него так же внимательно, как и вначале — и Робин бросился к нему, затряс за плечо; увидевши, что это старик с длинной зеленой бородою, опасаясь, что он не услышит, закричал ему на ухо:

— Вы, ведь, знаете, как отсюда выбраться?! Скажите мне пожалуйста!

Старик приложил палец, и поводя выпученными глазами отчаянно зашипел: «Тссс!». Робин оглянулся и заметил, что теперь многие с интересом на них смотрят.

А старик резко обхватил Робина за шею, и, с силою склонив его к своим губам, зашептал:

— Что ж ты кричишь так? Меня и так за ненормального почитают, и так подозревают. Тише, тише. Ты, значит, действительно бежать собрался?

— Да, да. — быстро зашептал Робин. — И давайте без лишних разговоров, без подготовок — прямо сейчас бежать надо. Потому что, там близкие мне люди пропадают. Вы, вот сразу скажите — можете мне помочь?

— Ишь какой, ишь какой! — крякнул старик. — Ну пойдем, пойдем — да смотри шепотом все говори.

Старик отпустил шею Робина, вместе они поднялись, и зашагали по коридору, который, так же как и пещера, был полит зеленым светом. Старик, выставив желтые, прогнившие зубы, шептал, и глаза его блистали:

— Так ты значит разумный нашелся? Вернуться, значит, к свету, вздумал?

— Да, да — к свету, к любви…

— Молодец, молодец. — перебил его старик с зеленою бородой. — Я, ведь, с моста упал; они поймали, учить стали, даже и жена мне нашлась — представляешь, какая мерзость: вместо того, чтобы служить бордовому свету, я должен был жить вместе с женою, и всякой ереси учиться. Но, я сохранил верность Господину; я все эти годы только притворялся, и строил. Давно бы уже убрался отсюда, если бы не одна деталь; и никто, кроме тебя, о благоразумный юноша, не поможет мне.

— Как, вы, значит «огарок»?! То есть, я хотел сказать… Да не важно: главное выбраться отсюда, а там посмотрим. Что же мне делать?

В это время, вышли они в пещеру, весь пол которой напоминал пористую шляпку извергающего зеленый свет исполинского гриба. Старик прыгнул на эту поверхность, и она с жадным, чавкающим звуком, по колени поглотила его. По его зову, ступил и Робин, и понял, что, ежели долго на этой поверхности стоять, так она поглотит его с головою. Старик пробирался вперед, борода его при этом, точно зеленый маятник раскачивалась из стороны в сторону, он бормотал:

— Вот в эту самую пещеру и рухнули нечестивцы! И было того много лет тому назад; отсюда и расплодилось ненавистное племя! И, ведь, праведные не знают, что такие гады под их ногами обитают! Ну, ничего, ничего — дай мне только вырваться, я все расскажу, и не жить им здесь больше!.. Ты, ведь, того же хочешь?

Тут старик обернулся к Робину, и, сощурив глаза, подозрительно стал его разглядывать. Он забормотал что-то, а Робин поспешил уверить его, что, конечно же, он хочет того же, что и старик. За это время они погрузились уже по пояс; и Робин сморщился от острого запаха, который этот «гриб» исторгал. Старик еще некоторое время разглядывал его; затем же молвил примирительно:

— Хорошо: вижу в твоих глазах веру в НЕГО. Теперь давай мне руку — мы нырнет; и там ты мне поможешь вытащить спрятанное!

Не успел Робин и опомниться, как сильная рука перехватила его у запястье, и старик, увлекая его собою, нырнул вниз головою, в глубины «гриба». Робин от неожиданности и вздохнуть не успел, а потому — в первые же мгновенья стал задыхаться. То плотное, сквозь, что они пробивались сдавливало с каждым мгновеньем все сильнее, и вот уж кажется Робину, что, попал он в недра какой-то зеленой скалы, что отпустит его сейчас безумный старик, и останется он замурованным в этой толще навеки — жаром вспыхнул платок Вероники, который все это был в потайном кармане, у сердца. Он рванулся куда-то, стал биться без разбора, жаждя только вырваться. Он задыхался, боль сжимала легкие; перед глазами проплывали яркие зеленые круги, вот он набрал в рот этой массы — едва не захлебнулся, но в последний миг выдавил. В это же мгновенье, старик подвел его руку к какой-то твердой поверхности; и Робин, ухватившись за ручку, отчаянными, могучими рывками поволок это вверх.