Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

Поднялась огромная волна, она подхватила терем, закружила его, словно волчок, и все увидели, как в этом круженье надвигается на них, наполненная образами тьма — они закрыли глаза…

* * *

Только Ячук скользнул в потайной проход, и стал пробираться там, проталкивая пред собою ящик с ключами, как дверь в клетку раскрылась.

В клетку хотели ворваться сразу несколько орков, однако, так как проход был очень узким — они и застряли. Тут же, с яростным воплем набросился на них Рэнис, ударил одного в морду, да так, что тот отлетел назад; второй стал заваливаться в клеть, и он ударил его ногою — удар был очень силен, орк взвыл, а Рэнис уже перехватил его лапу, и выхватив из нее ятаган, тут же нанес короткий и сильный удар шее. Орк вскрикнул, брызгая кровью, забился по полу — Рэнис отскочил от просвистевшего лезвия того орка, который ворвался следующим; перекинул этот ятаган Робину, который в некоторой растерянности стоял рядом, ну а сам, ничего, кипя яростью, точно голодный, озлобленный волк, жаждя только рвать, и разрушать; изничтожать всех этих «гадов» — бросился под ноги этому орку, сбил его, когда тот еще падал, перехватил его одной рукой за голову, другой за плечо, из всех сил дернул — шея переломилась, да такой бешеной силы был этот рывок, что едва и голова не отлетела. И он уже выхватил из бьющихся в судороге лап второй ятаган, выставил его пред собою и распорол брюхо орку, который ворвался в клетку следующим — в лицо Рэниса брызнуло горячей кровью, и он, еще больше уподобившись волку, слизнул эту кровь, вскочил на ноги, навстречу следующему нападающему.

Но орки, увидевши, что в клетке два опасных противника, вооруженных ятаганами, уже не смели так просто врываться. Они быстро захлопнули дверцу, столпились вокруг клети полукругом, а подбегали все новые и новые — их уже было больше полусотни. Их командир бранился; и, как безумец выкрикивал какие-то несвязные, обрывочные команды, однако, никто их не мог исполнить, так как одно указание противоречило предыдущему.

Фалко поднялся — он хотел было сказать негромко, что их задача теперь, как можно дольше протянуть время, чтобы дать Ячуку уйти, однако, даже этого не успел. Рэнис взвыл волком, вышеб ногою дверь, и выскочил в коридор.

Тут подал голос Ринэм:

— Робин, скорее за ним — вставайте спина к спине, так хоть недолго продержитесь!

Робин, в единственном оке которого блистали слезы, бросился в коридор, и подоспел как раз вовремя, так как, Рэнис отбивал градом сыплющиеся на него удары, и не видел, что сзади к нему устремляется орк — его удар успел отбить Робин, встал к его брату спиной, и, забывши, что все надо держать в тайне выкрикивал:

— Нам только бы дать ему уйти!..

Робину было тяжело, потому что око его застилали слезы, и все размывалось в их печальной водяной дымке. Он видел только неясный контуры; отбивал удары, но он, в отличии от яростного Рэниса, и не представлял, как это можно убивать кого-то. В нем, ведь, не ярость, а любовь клокотала. Он чувствовал тепло, которое исходила от лежащего в его кармане, у сердца платка, и не понимал, как это можно лишать кого-то жизни, когда жизнь так прекрасна; не мог он понять и того, как эти создания не понимают, что есть любовь, что его Робина любят. И он, искренне веря, что вот теперь может убедить их, что от одних его слов они изменятся, и тоже станут любить, и, даже заплачут, и удивятся, как это раньше они жили в таком неведении — закричал: «Остановитесь! Остановитесь!..» — и тут он принялся выкрикивать что-то совсем бессвязное, но кажущееся ему очень искренним; он молил их о любви; но орки, если понимали что, то только с большей яростью принимались рубить.

В дверях клетки остановился Ринэм и прокричал:

— Не трать время на болтовню! Бей сильнее!

Наконец, командир догадался — выкрикнул хоть одно разумное приказание:

— Сеть!

Оказывается, сеть была заготовлена еще раньше — орки притащили ее с собою, однако, когда началась эта схватка, забыли про нее. И вот сеть взвилась в воздух — она накрыла не только Рэниса и Робина, но и бывших поблизости орков. Орки забились, как мухи в паутине, ну а Рэнис рыча, бешено бил по ним ятаганом, при этом еще и сеть одною рукой отдергивал в сторону…

К Ринэму, который так и стоял у входа в клетку, подошел сзади Фалко, молвил:

— Что ж стоишь то? Теперь то что терять? Помоги ж, братьям своим.

Ринэм подхватил ятаган того орка, который дергался с распоротым пузом у входа, однако, в бой не спешил — он отступил в сторону, и молвил:

— Что ж безрассудно так кидаться? Тут обстановку надобно изучить, не пропадать же моему дару стратега!

— Стратегия вся в том, чтобы подольше продержаться!.. Эх, разомну ж я кости! — выкрикнул Фалко, и сам бросился к краю сети.

Хообит отбил удар ятагана, однако, когда представилось возможность самому нанести удар, и наверняка поразить орка, он не смог этого сделать — он только отбил следующий удар и помог выбраться из под сети Робину…

Все эти годы, проведенные в боли, каждый день в которых был наполнен ударами кнута, непосильным трудом да издевательствами; полные мучительными осознания того, что в это самое время он мог бы любоваться красотами природы и наслаждаться жизнью — все эти годы не сломили в хоббите любви к живому существу, даже и к орку. И он не мог просто так нанести удар по живому — не мог думать о каких-то высших благах, о всяких там свободах для всех, когда предстояло убить, хоть такого, хоть и мерзкого, и злобного, и тупого, и обреченного все время существовать в этом мраке, и творить всякую мерзость — не мог он нанести удар, ибо он знал, что где-то, в каждом из этих каменных сердец, была хоть маленькая-маленькая, но, все-таки, искорка света.

И вот они собрались втроем, стояли спина к спине, а под ногами их хлюпала орочья кровь. Они готовы были сражаться до последнего: Рэнис рычал от ярости, помахивал своим ятаганом, и от него летели кровавые брызги, Робин, по щеке которого текли слезы, шептал неведомо кому: «Только передайте ей, что любил!.. Передайте Ей, все-все!». Фалко стоял без всякого движенья; черты лица его были сосредоточены — он был задумчив; понимая, что это: либо последние минуты его жизни, либо — их схватят, и будут муки, а потом — все одно — смерть; вспоминал свою предыдущую жизнь, и чувствовал, что вся то жизнь его была, когда он жил в Холмищах, тогда он впитывал в себя тот мир, который видел; и стоило вспомнить те годы, как мириадами налетали бесчисленные виденья, ну а то, что было потом — все представлялось одним мгновеньем — очень долгим мгновенье, о которым он мог вспомнить только то, что все силы выкладывал для своих малышей…

В воздух взвились новые сети, перекинулись через них, и, когда стали опадать — они попытался перерубить их ятаганами, однако — это были прочные, орочьи сети, которые специально изготавливались для ловли и были прошиты железной нитью. Со всех сторон бросились орки, а их командир кричал надрывным голосом: «Не бить! Они нужны самому ЕМУ!»

— Не возьмете, гады! — взревел, брызжа слюною, Рэнис, и нанес удар через проем в сети.

Орк, с распоротым брюхом, покачнулся, стал заваливаться на своих дружков. Сразу с дюжину этих здоровенных созданий бросились на них со всех сторон — Рэнис нанес было еще один удар, однако, на этот раз орки прикрылись щитами. На них навалились, стали бить кулаками; затем — когда они попадали на землю — били закованными в тяжелые сапоги лапами. Командир бесновался:

— Оставить! Довольно! Сам он пересчитает их косточки, и потроха посмотрит!

Рэнис вцепился в чью-то лапу, брызжа слюною рычал, как обезумевший волк. Робин шептал что-то про любовь; ну а Фалко не противился, он принимал боль как должное, он привык к боли безмерно большей, и теперь только ожидал, когда это кончиться.

В это же время, орки бросились к Ринэму, который так и стоял возле клети, и внимательно разглядывал происходящее. Теперь, когда орки бросились к нему, он отбросил в сторону ятаган, поднял над головой руки, и негромко, рассудительно заговорил:

— Как видите, я не оказывал вам сопротивления; я и не собираюсь вам сопротивляться; более того, произошло все случайно…

Но, когда его повалили на ледяной пол, выкрутили руки за спину, и стали вязать, он перестал говорить, так как понял, что эти разгоряченные безмозглые вояки вряд ли понимают его, ну а если даже и понимают, то не стоят они того, чтобы тратить на них слова. Он вообще уже все рассчитал: вести себя надо так, чтобы вывести, будто он ни в чем не виноват, он, ведь, действительно, все это время оставался в стороне; при этом, конечно, надо попытаться вызволить братьев и отца, но, если это и не удастся, то не проявлять слабости, не выставлять себя, неизвестно для чего героем, но все силы употребить на то, чтобы хоть свою-то жизнь спасти; кстати, и говорить негромким голосом он стал потому, что не хотел, чтобы отец и братья его слышали, — так рассудил Ринэм, ну а мы его судить не станем — все рассудит время.