Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

Девушка вскрикнула, отступила в сторону, вымолвила дрогнувшим голосом:

— Вы так страшно сейчас говорите! Вы эльф — да, да — прекрасный эльф златокудрый, но какой же страшный в ваших очах блеск!..

Сильнэм шагнул к ней, а она вскрикнула, еще отступила да и замерла — бледная, хрупкая, призраку подобная.

— Дай мне свои руки! Пожалуйста — дай мне свои руки! — взмолился Сильнэм.

Девушка смотрела на него с ужасом — хотела видно умчаться прочь, но настолько была напугана, что даже и позабыла, что ноги у нее есть. А Сильнэм сразу это понял, и вскрикнул:

— Значит, все-таки, отверженный я; презирают меня, стало быть… Не могу я так больше! Да уж лучше бы ты куском мяса была, в том коридоре железном — там то, по крайней мере, ты близка мне была — страдалица безумная! А тут у тебя и рассудок, и зрение — да будь же ты проклята со своим рассудком!

И вот Сильнэм, взвыв от отчаянья, от вновь нахлынувшего чувствия собственной отверженности, бросился он к озеру, бросился в его черные воды — нырнул в эту прохладную глубину, плыл все глубже и глубже, и, когда коснулись его лица мягкими своими пальцами водоросли, когда он, испугавшись этого прикосновения, перевернулся и увидел пробивающееся сквозь водную толщу сияние небес звездных, увидел стайку мальков, которые, весело серебрясь, среди звезд кружили — тогда он понял, что жизнь прекрасна, и что поскорее надо выплывать, а то он рискнул задохнуться.

И тут — о чудное виденье! — та девушка, поняв, что он решил утопиться, бросилась вслед за ним — легкая ее тень погрузилась в воду, и мириады звезд всколыхнулись над его головою — она, подобно прекрасному ангелу, вокруг которого, словно живые, словно светлячки кружили звезды, обволакивали ее своим светом — она спускалась к нему — он же устремился к ней, и вот их руки встретились, и вот, они вырвались на поверхность, и обоим показалось это столь чудесно, что они, позабывши о недавней боли своей, рассмеялись ясным жизнерадостным смехом — даже и поцеловались, поспешили к берегу, где, взявшись за руки, улеглись на травяной ковер, и долго, не говоря ни слова, любовались небесами.

— И что же делать теперь? — спросил, наконец, Сильнэм. — Мы, кажется, должны этим вот небесам радоваться, песни слагать, любить друг друга?

— Я не знаю… — прошептала девушка. — Мне и страшно, и хорошо рядом с тобою. Мне страшно от воспоминаний, которые стали совсем уже смутными, но, все равно — едва ли кому-нибудь доводилось сталкиваться с таким вот ужасом!..

— Неужто все, что надо было — это оказаться у такого вот озера, под звездами, да рядом с тобою, и все — все стало легко и блаженно? — проговаривал Сильнэм. — Неужто столь малое составляет все наши, даже и самые сильные чувства?!

— Я не знаю, о чем ты говоришь, но хотела бы найти свой дом. Я знаю — где-то здесь, под звездами, должен он находится… Но — это же все ненастоящие! — взвыл он вдруг с болью, и вскочил на ноги — от ужаса его дрожь пробирала.

Девушка была рядом с ним, и она, конечно, испугалась, и, почувствовав его боль, припала к нему в нежном поцелуе — сама то, бедняжка, дрожала от страха, но уж очень было ей жалко этого прекрасного, страдающего эльфа.

Но вот он отстранился от нее, и все то повторял, с мукою:

— Ведь — это же все мираж! Все это ворон для нас сделал, чтобы только полюбопытствовать, понять что-то.

— Ворон ты говоришь?! Быть может, в этом вороне — могучий кудесник, но вот что скажу: никакой кудесник — никто кроме Единого не мог создать эти звезды. Что им, далеким и прекрасным, и до нас, и до наших страстей, и до этого ворона — я не привыкла говорить так возвышено, но разве можно говорить как то иначе, под этой красою?!

— Хорошо — не он это небо создал, так он нас перенес сюда, и теперь наблюдает! Эй ты — ответь, чего ты хочешь, чего ждешь?! Я чувствую, чувствую — ты же рядом, ты все наблюдаешь за нами… И мне не спокойно, так не спокойно сейчас на душе!.. Мрак во мне! Мрак!..

Девушка с нежностью, со страхом вглядывалась в его очи, шептала:

— Там действительно мрак — борись же с ним, на звезды гляди…

Но Сильнэм уже не жаждал глядеть на звезды — он сам разрывал на сердце зажившие было раны — так ему тошно было, от пришедшего вдруг понятия, что за ними наблюдают. И он прижал ее из всех сил к себе и зашептал, постепенно на вопль, на визг переходя:

— В сиянии звездного неба
В душе моей холод да мрак,
И нету тоскливей напева,
Чем тот, что тяну просто так.

Сиянью небес, водопадам,
Целебных и нежных лучей
Не стать им целителям ранам —
Надрывами бессонных ночей!

Не вам поцелуем и ясным
Сияньем задумчивым глаз —
Не вам — это было напрасным,
И я забываю уж вас.

В душе моей звезды померли,
Я долго, так долго страдал!
Во мрак злые демоны ввергли,
Но я вас, поверьте, искал!..

— Искали, искали! — вскрикнула, рыдая, девушка. — Вот видите — все-таки искали! Все-таки и во мраке нужен вам был свет! Смотрите же на звезды, вдыхайте этот свежи воздух — давайте, взявшись за руки, бросимся в ночь, и будем бежать, сколько сил у нас хватит…

— Не могу, не могу — память тяготит!

— Так вы же отказались! Вы же счастливы вначале были!..

— А теперь вот не могу! Вспомнил про ворона, про многое-многое еще припоминаю!.. Не могу я от этого избавиться! Но жажду, жажду!.. Хорошо — побежим в ночь!

Девушка улыбнулась, подхватила его под руку, и вот стремительно побежали они среди трав — было очень тихо, свежо, они слышали дыхание друг друга… На какое-то время, Сильнэму, действительно полегчало, но вот, само собой пришло воспоминанье: непроницаемо черная стена одичалых лесных деревьев — ветер — и холодный, и пронзительный, и тьма медленно проплывающая над его головой, и, наконец, бескрайняя, унынье наводящая, снежная круговерть.

И тогда он вырвался от девушки, и завопил бешено:

— Оставь, оставь меня! Я сам не знаю, чего хочу… Чувства — такие разные чувства — они разрывают меня… И так то больно мне! Больно! Больно!..

И он еще долго вопил, девушка же стояла и плакала поблизости, он же, увидев это, завопил, чтобы убиралась она прочь — и она, закрывши лицо руками, скрылась во мрак — он же стоял на коленях, до боли сжимал голову, и стонал:

— Ты все смотришь?! Ну и что — интересно, колдун ты распроклятый?! Да — добился ты своего, добился! Совсем я потерялся… Отпусти ты меня, в тот коридор железный!

Действительно, он увидел сидящего пред собою ворона; тот говорил, и в голосе его печаль чувствовалась:

— Не только ты, но и я запутался… Чувства странные… Ведь и теперь есть в тебе этот пламень — есть ведь, иначе бы не было этих мук, иначе бы убийства совершал, как волк голодный. Через века пронес… Так и в себе я подобное чувствую. Люблю я ее — люблю, понимаешь ты это?!.. (Да пусть знает читатель, что выкрикивал он это накануне того дня, когда была похищена из Эрегиона Лэния). — Я хотел поглядеть на тебя — думал, либо «злодеем» ты останешься, либо прежним станешь, но не думал вот, что такая борьба происходить будет. Никогда не понимал этих страстей, а теперь вот понимаю — ведь, и во мне подобное происходит. Это слабость — слабость страшная, но мне надо с кем-то поделится, и с кем, с кем? Ни с Робиным, ни с Альфонсо — ни кто из них не запутался так, как ты. У них у всех прямая дорога… Один ты такой…

— Альфонсо, Робин?! Кто они?! Что это за имена пустые, ни о чем мне не говорящие?! Я хотел бы прикоснуться до всех них! Пожалуйста, пожалуйста — научи меня чему-то… Нет — я не знаю — я, ведь, всеми силами тебя проклинать должен! Чего же прошу тогда?! Я с ума схожу! Избавь меня от воспоминаний! Как же на душу давит! А-а-а!

И тут бросилась к нему из ночи девушка. Она все время была поблизости, с напряжением вслушивалась в каждое его слово — и вот, не в силах выдержать эту муку — а она его уже полюбила (пусть и бессознательно) — так она уже оказалась рядом с ним, обнимала его, слова нежные шептала.

— Вихрь, какой-то вихрь смутный, издерганный! Вихрь! Вихрь! — вскрикивал Сильнэм.

И тут вновь предстало виденье: стремительная снеговая круговерть, ветер завывает, и стонет кто-то — дерева стоят, и он не может пошевелится — жаждет так многое свершить, но вот не может — в сознании его темный вихрь взметнулся, раскаленным напором схватился за череп, и подумалось тогда эльфу-орку, что голова его сейчас не выдержит, лопнет, и он завыл:

— Узнать их всех! Дайте их почувствовать. Ты… Ненавижу тебя, молю тебя — дай их увидеть. Кто они?! Я ничего не ведаю, я заблудился! Темно мне! В душе так темно!..

И тогда ворон подхватил его, и стремительно понес куда-то. Надвинулось звездное небо, затем — вспыхнуло ослепительной вспышкой, и беспросветный мрак обволок Сильнэма: он почувствовал себя громадой, он почувствовал, что разливается во все стороны черным облаком.