Дмитрий Щербинин - Буря

• Название: Буря
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Фанфик

Свой роман я посвятил 9 кольценосцам — тем самым ужас вызывающим темным призракам, с которыми довелось столкнуться Фродо в конце 3 эпохи.

Однако действие разворачивается за 5 тысячелетий до падения Властелина Колец — в середине 2 эпохи. В те времена, когда еще сиял над морем Нуменор — блаженная земля, дар Валаров людям; когда разбросанные по лику Среднеземья варварские королевства сворой голодных псов грызлись между собою, не ведая ни мудрости, ни любви; когда маленький, миролюбивый народец хоббитов обитал, пристроившись, у берегов Андуина-великого и даже не подозревал, как легко может быть разрушено их благополучие…

Да, до падения Саурона было еще 5 тысячелетий, и только появились в разных частях Среднеземья 9 младенцев. На этих страницах их трагическая история: детство, юность… Они любили, страдали, ненавидели, боролись — многие испытания ждали их в жизни не столь уж долгой, подобно буре пролетевшей…

---

Вокруг, в темном воздухе, двигались, наполнялись из глубин своих отсветами молний тучи; раскаты грома, и близкие перекатывались в душном воздухе: казалось бы и ливень должен был, в любое мгновенье, грянуть, а все не было его, и давила эта непереносимая духотища, из которой хотелось поскорее вырваться. А перед Тьером равномерно вздымались громадные темные крылья — голос, который ему прежде не доводилось слышать, но, конечно же, знакомый читателю, завораживал:

— Тебе не совладать с таким противником, как призрачная волчица, и, ежели хочешь, спасти своего друга Хэма, прими силу от меня. Все, что надо — это твое согласие.

— А-а! Всегда меня воротило от всяких таких колдовских штучек. Пусти! А то я и тебя!..

И Тьер, в яростном своем порыве, метнулся на ворона — врезался в черную его плоть, и тут все рассыпалось — он оказался перед волчицей, которая уже повернулась к нему, обнажила свои алмазные клыки, с которых с шипеньем что-то скапывало в снег. Ее громадная морда оказалась прямо против его лица, и в глазах, в каждой черточке ее, можно было прочесть безграничное презрением к нему — Тьер понял, что вновь начинает темнеть в глазах — на этот раз не от злобы, а от того завораживающего желания подчинится, которое несла волчица. Он попытался было замахнуться балкой, но тут могучие его руки резанули пронзительной болью, стали, вдруг, совершенно беспомощными — сам же Тьер стал заваливаться куда-то в сторону — почувствовал себя разбитым, немощным, вдруг понял, что сейчас вот волчица набросится на него, в клочья раздерет, затем и за Хэма примется. Он страстно еще пытался замахнуться — однако ж — ничего не выходило, и вот он повалился в снег…

И вновь распахнулось пред ним темное, наполненное грозовыми тучами пространство, и вновь, и где-то совсем поблизости, взмахивал своими черными крылами ворон — вновь непроницаемое око взирало на Тьера, а спокойный голос вещал:

— Осталось совсем немного времени. Ты же все понимаешь. Силы то уже ушли из твоего тела… Погибнет Хэм…

— Да, да — колдун проклятый! Я же чувствую — все это с умыслом каким-то… Ну — давай мне свою силу… Согласен! Ради Хэма!..

Вот в эти то мгновенья и увидел Хэм Тьера — точнее то, лишь мгновенье в том прежнем обличии здоровяка и видел — затем же стал он непомерно, и во все стороны раздуваться, перекатывалось вокруг него раскаленное, кровавое свеченье. Он все рос и рос — это было уже некое мускулистое чудище — уже метров на десять возвышалось оно — вот распахнулась клыкастая пасть и вырвался оттуда поток пламени, промчался по призрачным рядам — разбивал их в дымку, которая с воем вздымалась вверх, но замораживалась, леденистой коростой падала вниз, со звоном разбивалась.

Тогда и сама волчица стала разрастаться, оказалась одного с Тьером-чудищем размера — бросилась на него — когда они столкнулись содрогнулась земля, даже и до Серых гор дошла эта дрожь, и там, во многих местах, сошли лавины. «А-аа-ар!!!.. Гр-ррааа!!!» — два страшных вопля слились в один, оглушительный — от чего те, кто еще мог зажать уши, зажал их — от которого некоторые падали лицом вниз, думая, что наступил последний день этого света, и сам Моргот, темный владыка, пришел чтобы вступить в сражение. Изжигающий пламень Тьера, и синеющий мертвенный свет волчицы перемешались — и там можно было разглядеть стремительные, впивающиеся друг в друга смерчи, из этого переплетенья вырвалась шипела, обращалась в раскаленный пар кровь. Невозможно было разглядеть теперь их тел — да и не было уже никаких тел, только сцепленная ненавистью громадная сфера стремительно перекатывалась по снегу, изжигала или же замораживала всех, кто попадался на ее пути.

Хэм обхватил Робина, который пребывал в состоянии бредовом (впрочем — очень частом у этого юноши состоянии) — и, когда сфера надвинулась, смог несколькими могучими рывками оттащить его в сторону.

Тьер чувствовал, что силы пребывают — а ему, ведь, всегда хотелось обладать такой силищей, какой ни у кого не было. И в годы орочьего плена, и в эти мучительные, проведенные в тягостном ожидании городские дни — он скрежетал зубами, жаждал разорвать все это опостылевшее, ради свободы. Теперь он с упоением чувствовал этот беспрерывный приток, а жаждал еще и еще больше — чтобы раздавить эту волчицу, чтобы все-все, что есть на свете злое изничтожить, да одним движеньем могучим. Он жаждал сил, и он их получал — разрастался все больше, все ярче пылая. Волчица еще попыталась извернуться, вот впилась, стала вгрызаться в его плоть — он почувствовал, как раскаленная кровь хлещет из его груди, как разлетается, изжигая воздух, на многие метры окрест. Как он ненавидел! Вот пасть распахнулась в громадную раскаленную воронку, вот смерчем вытянулась, поглотила в себя волчицу — он чувствовал нестерпимую боль, он чувствовал, как она разрывает его внутренности, и, в тоже время — был и восторг — он жаждал растворить ее в себе, а она рвалась, и, вдруг, разодрав и без того истерзанный воздух воем, вырвалась из его живота — он же схватил ее вихрями отростками, сжал — а она обратилась в громадную змею, стала извиваться, обвилась вокруг эти отростков, словно путами стала их сжимать. Он разорвал ее в клочья, а она тут же вновь собралась в леденящее облако, вновь, завывая, на него ринулась.

И тогда Тьер, зашелся в яростном вопле! Ему то казалось, что он вопит: «Будь ты проклята нечисть! Получи! Получи!..» — однако, выходил только беспрерывный грохот, поглощавший все иные звуки. И он разодрал эту змею на две части, и бросил ее — она кометой полетела в сторону Серых гор, врезалась в один из склонов… Впрочем — Тьер уже не видел этого: он бросился на иных волков — он сметал их десятками — он давил и коней, и людей, но уже не замечал этого — теперь это было огненное, лихорадочно из стороны в сторону мечущееся облако — еще несколько раз, он чуть не раздавил Хэма, и тому только по случайности удалось уберечь и себя и Робина.

Раз начав, Тьер уж никак не мог остановится, и все то разрастался, и все вбирал в себя силы — ему чудилось, будто весь мир наполнился волками, призраками и прочей нежитью — и вот он жаждал разрастись в весь мир. Вот он вспыхнул, разорвавши темень на многие версты окрест, и в этой страстной вспышке показалось ему, будто Серые горы — это мрачный великан, который грозит свету, и вот он метнулся навстречу этому «великану» — одним могучим прыжком перелетел он через притихший Самрул — однако, в прыжок этот вложил столько сил, что пронзил то темное марево, которое сгущалось над головами — прорезал несколько сот метров, и вот вспыхнуло над ним звездное небо. Разом вспыхнуло, и так же, разом, пришло воспоминанье — под этим же звездным небом он, Тьер, совсем еще молодой, сидит в спокойствии, слушает переговоры ночных цикад, а времена дующий ночной ветерок, наполняет сладостным шелестящим пением кроны близстоящих деревьев, еще чувствуется запах меда, еще какой то едва уловимый аромат. А как спокойно, как тихо на душе — кажется будто душа такая же бездонная, как и это небо, такая же бессмертная.

«И разве же может быть смерть?» — думал тогда, а теперь так ясно вспоминал Тьер: «Да и что такое вообще эта смерть?.. Как может чего-то не стать, как может из этого единого, бесконечного что-то сгинуть совершенно: ведь все заключено здесь, в этой бесконечности, все мои частицы, все чувства… И как же это прекрасно!» — Тьер страстно устремился ввысь, навстречу этим далеким светилам, но тут же и про Хэма вспомнил, и про то, что творил совсем недавно, и ему страшно стало, за этот приступ слепой, безрассудной силы, испугался, что и Хэма мог в этом приступе раздавить, устремился вниз, и в одно мгновенье врезался в землю, и вновь, все окрест, было сотрясено могучим его падением, и вновь сотряслись Серые горы, и завопил страстно: «Иди прочь со своей силой! Проклятье!.. Ты же ослепил меня!.. Все эти чародейские выходки — да будьте вы прокляты!..» — он страстно жаждал избавиться от силы, он отталкивал ее, колдовскую, ослепляющую его; и вновь перед ним были темные тучи, и вновь, на фоне их взмахивал темными крылами ворон, приговаривал: «Ты же смертельно ранен, у тебя же желудок разорван — хочешь отказаться от моего покровительства — тогда боль невыносимая скрутит тебя, тогда кровушкой изойдешь — помрешь бесславно, и Хэма не спасешь». Но Тьер сыпал проклятьями, и страстно жаждал от этой колдовской силы высвободится. Ворон еще пытался его отговорить, но Тьер продолжал кричать, в гневе, но еще и усмехался — чувствовал, что «чародей» не хочет его отпускать, что он ему очень нужен для каких-то целей — «не удалось, не удалось — не такой Тьер дурак, чтобы так его легко провести!»

А потом он почувствовал страшную боль, почувствовал, что кровь со страшной силой хлещет из его желудка, что там все разодрано — однако, почувствовал и радость — словно с плеч его непомерная тяжесть пала: «избавился — все-таки избавился от этого бредового наважденья. Вот только бы Хэма еще увидеть — это, ведь, он меня воскресил…» А Хэм был поблизости — он видел, как разорвав тьму, выпустив водопад звездного света, рухнула эта, пышущая кровавым пламенем сфера — тогда, держа пребывающего в бреду, зовущего Веронику Робина, он подлетел в воздух, тут же рухнул в снег, а как приподнялся — уже не было огненной сферы, но в темной воронке лежал, исходя кровью Тьер. После истерзанного мрака, ровный свет звезд казался более могучим, нежели свет солнца — Хэм потащил за собой Робина, но оставил его на краю воронки, сам скатился туда, обнял Тьера, зашептал что-то… Медведь-оборотень с трудом приоткрыл глаза, увидел Хэма, и звездное небо над ним, прошептал: