Дмитрий Щербинин - Заре навстречу

• Название: Заре навстречу
• Автор: Дмитрий Щербинин
• Жанр: Историческая проза

В романе рассказывается о последних месяцах героической жизни комиссара «Молодой гвардии» Виктора Третьякевича. Именно он, а не Олег Кошевой, был комиссаром комсомольской подпольной организации Краснодона. Но его судьба вдвойне трагична: он не только принял мученическую смерть, но и был посмертно оклеветан — назван предателем. Эта книга призвана восстановить славное имя Виктора Третьякевича.

---

В один из жарких июльских дней враги вошли в посёлок Краснодон. Они расползлись по улицам; самодовольные, громкие — со своими всегдашними выкриками и грубым хохотом; они бегали туда-сюда, заваливались в дома, кое-где останавливались, но в основном занимались грабежом; так как в их разумении посёлок Краснодон с его неуютными, большими и тёмными домами не слишком подходил для остановки всякого важного немецкого офицерья.

Но на улицах появились надписи весьма похожие на надписи в городе Краснодоне: то есть — страшные угрозы мирному населению за самые незначительные проступки, а также явиться на регистрацию туда то и туда то, ну и конечно — сдать оружие. За невыполнение последнего грозили расстрелом. Ходили по домам с обыском.

Обычно заходили два-три немецких солдата, а вместе с ними — два-три полицая; которые поступали в услужение к фашистам либо из местных, поселковых — и были неплохо всем знакомы, потому что в посёлке вообще проживало не так уж много людей, либо же прибывали из района.

Зашли и в дом к Сумским.

Колина сестра Люда подошла к своему брату, который сидел за столом, возле окна, и смотрел перед собой, но, казалось, ничего не видел. И все эти первые дни оккупации он практически не выходил из дома, и был очень мрачен; с ним невозможно было говорить — на все вопросы он отвечал односложно.

Из соседней горницы раздались звуки передвигаемой полицаями мебели, и их ругань. Люда видела, как сжались кулаки его брата, и она шепнула:

— Ты только сейчас не делай ничего против них, ладно?

Коля побледнел больше прежнего, и медленно проговорил:

— Если сейчас не бороться против этих, — он замолчал не в силах подобрать слов, в полной мере отражающих всё его презрение к оккупантам и их пособникам.

А затем Коля стремительно, со вдруг вспыхнувшим в нём чувством, проговорил:

— Если не бороться с ними, то вообще зачем жить?!

В это дверь в Колину комнатку распахнулась, и туда, окружённые самогонной вонью, вошли, матерясь, полицаи. Карманы их грязных рубашек были оттопырены, так как они уже успели присвоить кое-что из того немногочисленного имущества Сумских, которое ещё оставалось после визита в их дом немцев.

И, увидев Колю, полицаи засмеялись, а один из них, грубо-развязным голосом заорал очень громко:

— Ну чего сел?! Встать! Встать я сказал!!

И тогда, видя, что Коля сейчас может броситься на этого полицая, Люда зашептала ему:

— Коленька, пожалуйста, я очень тебя прошу — ради и мамы…

Коля медленно поднялся; а полицай, всё матерясь, вскрикивал:

— Ну чего ты, а?! Кто такой, а?! Говори — ты комсомолец?! А?! Отвечай живо, когда тебя спрашиваю…

Остальные полицаи, пересмеиваясь, начали шуровать по Колиной комнате — обыскивая её, и забирая те вещи, которые им приглянулись.

Тогда Люся ответила по возможности мягко:

— Нет, он не комсомолец.

— А ты чего лезешь?! Я тебя спрашивал?! Ну, отвечай, я тебя спрашивал?! — страшным голосом, выпучив глаза, заорал полицай.

И тогда Коля Сумской вымолвил тихим голосом:

— Не кричи на мою сестру.

И этот полицай больше не кричал ни на Люду, ни на Колю. Он просто взглянул в глаза этого юноши, и понял, что в следующее мгновенье юноша убьёт его. Это было полицаю также ясно, как и то, что его полицаев господин — это германский фюрер.

И полицай испугался, потому что он вообще очень боялся смерти. Он отвернулся от Коли и Люды Сумских, и прохрипел на своих помощников:

— Побыстрее тут всё обыскивайте, и пошли…

Через несколько минут, вполне довольные свои очередным грабежом, полицаи покинули дом Сумских.

Тогда Коля сказал своей сестре:

— Я пойду…

Люда ничего не стала у него расспрашивать, но по глазам своего брата поняла, что ему невмоготу сидеть дома, что он жаждет бороться.

И она сказала ему:

— Ты только осторожней будь. Ради нас с мамой. Пожалуйста. И к вечеру возвращайся.

Коля Сумской ничего не ответил, но стремительно вышел на улицу.

* * *

Состояние Коли было особенно мрачным потому, что он ещё не знал, как он сможет организовать эту борьбу с оккупантами. В голове его страстными вихрями проносились мысли о том, что надо расклеивать агитационные листовки, собирать оружие, но все эти мысли ещё оставались.

По улочке своего родного посёлка Краснодон стремительно шёл Коля Сумской…

Он очень хотел встретить кого-нибудь из своих друзей, а больше всего — Лиду Андросову. Но Лиде он хотел сказать уже о готовом плане действий; о том, как совершенно точно нужно бороться с врагом…

А иначе, без этого сложившегося плана, и идти к ней было стыдно… Стыдно?.. Коля Сумской остановился прямо посредине улицы, и ему совершенно плевать было на то, что его фигура могла показаться подозрительной тем многочисленным немцам и полицаям, которые обосновались в посёлке.

И хотя Лиды сейчас не было поблизости, Коля так ясно, будто она прямо перед ним стояла, увидел её удивительные, всёпрощающие, смотрящие в вечность очи, и подумал, с тёплым чувством успокоения, которое так необходимо было, после пережитых им страстных чувств.

Раздался голос:

— Эй!

Коля сжал кулаки и резко обернулся. Он ожидал, что увидит полицая; и не знал, сможет ли сдержаться и простить этого пьяного предателя за то, что он нарушил ход его воспоминаний о Лидии.

Но он увидел не пьяного полицая, не предателя, а отличного парня, одного из своих школьных товарищей — Александра Шищенко.

— Ну, здравствуй! Здравствуй! — сказал Коля, и протянул Саше руку.

Но от Колиного внимания не ускользнуло то, что, прежде чем пожать ему руку, Саша вытер ладонь о свои уже весьма грязные штаны. Оказывается, к его рукам прилипли комочки земли.

— Ты копал что-нибудь? — спросил, пожав ладонь товарища, Коля.

— Ага, — кивнул Саша, и быстро оглянулся — не видно ли кого поблизости.

Примерно в тридцати шагах от них стоял возле калитки полицай, и громко разговаривал с хозяевами того дома — чего-то от них требовал. И хотя этот, занятый руганью полицая едва ли смог бы их услышать, всё же Саша шепнул:

— Здесь я тебе ничего не могу сказать. Опасно.

Коля Сумской очень был заинтригован этими словами. Ведь это значило, что Саша Шищенко владел какой-то информацией, которая могла очень не понравиться врагам, а раз так, то Сумской, который врагов страстно ненавидел, очень хотел к этой информации приобщиться.

И вот они прошли во двор к Шищенко. Это был совсем крохотный, но окружённый высоким забором, и от того тенистый дворик, где прежде надо было передвигаться с чрезвычайной тщательностью, чтобы не наступить на какой-нибудь из многочисленных, рассаженных на тесно сгрудившихся грядках злаков. Теперь, что вполне естественно, грядки были совершенно разорены, а злаки исчезли в глотках оккупантов.

Но всё же, несмотря на царивший на участке сильный беспорядок, Сумской обратил внимание на большую груду земли, которая возвышалась сбоку от дома Шищенко.

— Что копали то? — шепнул Сумской.

Саша пытливо взглянул в Колины глаза, и практически сразу сказал:

— Ну, ладно. Ты как раз один из тех товарищей, которым можно совершенно доверять. Это мы под полом в нашем доме потайную яму копали. То есть, сверху, вроде, доски и доски, а потянешь их в нужном месте, и откроется эта яма.

— А зачем вы эту яму копали? — спросил Коля, очень надеясь, что Саша скажет, что для оружия, которое он нашёл в степи на местах боёв.

Но Саша ответил вопросом на вопрос:

— А вот ты моего старшего брата Мишу помнишь?

— Как же, как же. Ему уже двадцать пять лет исполнилось. По сравнению с нами — настоящий старик. Он участвовал в войне с белофиннами в 38-ом году. Правильно?

— Ага, — и Саша продолжил. — А в 40-ом демобилизовался, и приехал в наш посёлок. Сначала работал помощником начальника шахты № 1–5, а потом его избирают секретарем комитета комсомола шахты и членом бюро Краснодонского райкома комсомола.

— Всё это замечательно. Но почему ты спрашиваешь о своём старшем брате? Ведь, насколько мне известно, он ушёл вместе с нашими войсками.

— Нет, он здесь, — насторожённо прошептал Саша.

— Вот так новость! Выходит ему, так же как и многим иным нашим беженцам немцы дорогу перекрыли.

— И опять ты не прав, Коля. Дело в том, что Михаил по заданию райкома комсомола остался у нас для подпольной работы.

— У-ух! — присвистнул от восторга Коля, и тут же просиял. — Вот это действительно замечательная новость.

Он порывисто пожал Сашину руку, и спросил:

— Ну что — познакомишь нас?

— Пойдём, — кивнул Саша.

* * *

И вот они вошли в дом. В первой, крохотной горнице, сидела за столом, занимаясь шитьём, пожилая женщина — мать Шищенко. Она испуганно взглянула на вошедших, но признав в спутнике его сына Сумского, улыбнулась ему и сказала: