Ольга Семенова-Тян-Шанская - Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний

• Название: Жизнь «Ивана». Очерки из быта крестьян одной из черноземных губерний
• Автор: Ольга Семенова-Тян-Шанская
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-91678-028-4

Быт дореволюционной русской деревни в наше время зачастую излишне омрачается или напротив, поэтизируется. Тем большее значение приобретает беспристрастный взгляд очевидца. Ольга Семенова-Тян-Шанская (1863 1906) — дочь знаменитого географа и путешественника и сама этнограф — на протяжении многих лет, взяв за объект исследования село в Рязанской губернии, добросовестно записывала все, что имело отношение к быту тамошних крестьян. В результате получилась удивительная книга, насыщенная фактами из жизни наших предков, книга о самобытной культуре, исчезнувшей во времени.

---

Иногда весною, до рабочей поры, несколько баб и девок из одной деревни «подымаются» идти на богомолье в Воронеж или к «Сергию-Троице». Родители и мужья очень хорошо знают, что такое это богомолье, но несколько сговорившихся между собою баб и девок представляют собою силу, против которой трудно бороться. Идут, заночевывая Христовым именем по разным деревням, и чего, чего тут ни бывает. Один деревенский житель очень справедливо окрестил это богомолье «служением чернобогу».

Бывает часто и вытравление плода. Жена одного из помещиков помогала иногда бабам при трудных родах, давая им пить настой казацкого можжевельника (Iuniperus sabina), который рос у нее в саду в достаточном количестве. С тех пор как на деревне прознали про свойство этого растения, чьи-то «невидимые руки» (по выражению помещика) постоянно обрывают у него все кусты можжевельника (по ночам), очевидно, для целей вытравления, потому что родильницам помещик никогда не отказывает в настое из этого растения.

Случаи убийства новорожденных незаконных младенцев очень нередки. Родит баба или девка где-нибудь в клети одна, затем придушит маленького руками и бросит его либо в воду (с камнем на шее), либо в густой конопле, или на дворе, или где-нибудь в свином катухе зароет. Родила раз баба (вдова) под самое Светлое Воскресенье, когда все были в церкви, и задушила ребенка. «Все равно околел бы с голоду» (у нее было шесть детей, кроме этого ребенка), после чего скорее спрятала его в свой сундук и заперла на ключ, так как ждала, что вот-вот вернутся все из церкви. Все Светлое Воскресенье пролежала, говоря, что ей «шибко неможется». Ночью, когда все улеглись спать, она взяла ведро (будто за водой идти), зашла с ним в клеть, вынула из сундука ребенка и положила его в ведро — и на пруд поскорее. В пруду она закинула ребенка (с камнем на шее) в воду и вернулась как ни в чем не бывало с ведром воды домой. Наутро она ушла из дому и нанялась где-то в стряпухи. Ребенка нашли в пруду через месяц, когда пруд стал усыхать, и баба попалась.

Попалась раз и девка, когда собака вытащила из конопли брошенного ею туда задушенного ребенка. В Мураевне (большое село) почти каждый год находят одного, а то и двух мертвых младенцев. Но редко дознаются, чьи они. Нынче свиньи выкопали у погоста посиневшего мертвого новорожденного: видно было, что ребенок только что закопан в. землю. Дело осталось «без последствий». Крестьяне не любят дознаний и уголовщины, и если даже что и знают, то помалкивают. Так же смотрит на это дело и священник: «Случился грех, а с кем — Бог его знает. Чужая душа потемки — разве дознаешься… Мало ли их, девок, гуляют…» Иногда отправляют незаконных детей в Москву, в воспитательный дом. В Мураевне есть даже такая баба, которая за некоторое вознаграждение отвозит в воспитательный «гулевых детей». К одному бездетному помещику пришла раз баба с предложением, не купит ли он ее ребенка: «Слыхала я, что тебе дитё нужно, ну думаю, и толкнусь, може и купишь. Он у меня гулевой, а муж скоро приде…»

Что способствует легкости нравов теперь сравнительно со стариною? Во-первых, заработки на стороне. Затем, пожалуй, большее общение с другими деревнями. Прежде жизнь всякой деревни шла в ней самой. Деревня работала на своего владельца и из этих рамок не выходила. А теперь крестьяне самых различных деревень встречаются на общей поденной работе у помещиков. Всякая девушка может пойти на поденную, куда ей угодно, и, таким образом, уйти от надзора своей родины.

Одновременно завелся обычай, которого не было прежде: парни ходят в хороводы в те деревни, куда только им вздумается. Также свободно приходят на деревню и батраки из соседних помещичьих усадеб: они тоже пришлый элемент в крестьянской «улице».

Такие парни, разумеется, могут совершенно безнаказанно ухаживать за чужими девушками, и им трудно наступить на хвост, так как они издалека. Да если и баба слюбится с барским батраком, который сегодня здесь, а завтра уж будет далеко, то это для нее безопаснее в смысле пересудов, чем если бы она была в связи с кем-нибудь из своих деревенских.

Легкость нравов способствует и отлучке мужей на заработки. Он себе там заводит «мамзелей», а жена может завести любовника и дома. Если она бездетная, то в отсутствие мужа нередко нанимается в кухарки на работников в помещичью усадьбу. А если у нее ребенок, то она целыми неделями гостит у своей «мамушки», которая, уж конечно, во всех обстоятельствах «прикроет» свою дочку. «Игры да прятки привели девку к Ваньке» (Ванявке). Поговорка.

По моим наблюдениям наибольшим успехом у девок пользуются те малые, которые «чисто ходят», то есть имеют жилетку, пиджак, сапоги бутылками и хороший картуз. Действует также на девок уменье играть на гармонике, некоторые словца «вежливые или игривые» (теперь уже у нас каждую девку называют «барышней» на улице), пожалуй, некоторая ловкость. В прежние времена костюм парней не имел такого значения, как теперь: прежде любили «кудрявых, да румяных, да веселых», не глядя на то, что они обуты в лапти.

Девок на улице любят непременно веселых, таких, которые умеют плясать и за словом в карман не полезут. По мнению одного помещика, чем неприличнее себя ведет девица в кругу, тем больше успеха она имеет. Теперь, впрочем, всякая девушка имеет своего малого, «кого любит» или «с кем стоит», — его она и поджидает в хороводе. Он ее «выбирает», он и «дарит ее» то бумажным платком, то дешевым кольцом или серьгами, то куском розового мыла или «духовитого мыла», то гостинцами — подсолнухами, жамками, рожками.

Девки тоже иногда дарят парней гостинцами (обыкновенно, когда «провожают» их после окончания «улицы») или шьют им из разных тряпочек «кисеты» для табаку. Замечательная черточка: бабы и девушки «провожают», а не наоборот: малый даже до порога избы не проводит свою девушку, а девушки провожают и своих малых, и женихов. Так и в песнях поется.

«Улица», вечеринки, на каких основаниях устраиваются вечеринки, что там, собственно, делается

На улицу» собираются девки со всей деревни и отчасти молодые бабы, особенно такие, у которых мужья в отсутствии. Нарядятся и выйдут на выгон (в некотором отдалении от «порядка»). Бывает это обыкновенно уже в сумерки. Начинают с какой-нибудь протяжной или круговой песни. Приходят не только свои, деревенские, но и из других деревень. А если поблизости деревни находится барский двор, то барские батраки одними из первых являются на улицу, вместе со стряпухами, скотницами и т. п. Являются с гармошками или дудками, под звуки которых попозднее, уже разгулявшись, пляшут.

Чем лишее пляшет баба или девка, тем больше она «приговаривает» («мой муж черноус, я его не боюсь», «горе, горе, муж Григорий, хоть бы худенький, да Иван», «я милого недолюбливала, целовала, приголубливала» и т.п. до бесконечности). Бабы, так те, ко всеобщему увеселению и удовлетворению, такие присказки иной раз «выговаривают», что слушать стыдно.

Чем дальше в ночь, тем меньше становится круг. Под звуки гармошки пляшет какой-нибудь один, а то и два «зарядившихся» в потайном шинке малых, а остальные «с теми, кого любят» расходятся по коноплям, кустам, за риги… (Очень скоро прерываются крестьянские романы — коли деревенская девушка сойдется с барским батраком: господа норовят брать батраков издалека, верст из-за пятнадцати — тридцати, и всякий роман должен кончиться вместе со сроком парня у помещика…) Девки и бабы никогда не ходят в чужие деревни на «улицы». Гуляют, то есть продолжается «улица», иногда часов до двух утра, и это в рабочую пору. Поспят часик, другой, а потом и в поле.

На днях я услышала песню, которая поразила меня тем, что в нескольких словах очерчивает все то, что я записывала на основании наблюдений и расспросов. Привожу эту песню, как очень характерную для нравов. Она плясовая, играют ее на «улице»:

Вы не ждите, девки, время —
Гуляйте теперя,
Осень замуж отдадут.
Такой воли не дадут.
Навалится муж негодный,
Будет измываться.
Станет, будет измываться,
Все мною поношаться.
Не тебя ли, щеголь Ваня,
Я тебя любила,
Околь печи в рогачах,
Ваню хоронила,
Чтобы батюшка не знал,
По чуланам не искал.
Ходил, шуркал по чуланам
Нашел около печи,
Около печи, в рогачах
Ухватил за плечи.
Детинушка стосковался,
Некого любить:
Жену мужнюю любить —
Надо золотом дарить,
А солдатку-то любить —
Солдатке живой не быть,
Красну девицу любить,
Надо щегольно ходить.

«Вечорки», «вечеринки» происходят так: девушки сговариваются с какой-нибудь вдовой или одинокой солдаткой, и та за освещение (один или два фунта керосину) пускает их в свою избу. В «вечорках» участвуют девушки, солдатки и женщины, у которых мужья в отсутствии. К слову: бабы (особенно однолетки) всю жизнь называют друг дружку «девушка», а мужики «малый». «Я, деушка, говорю ему…», «Эх, малый, какая эта угощенья». И «деушка» и «малый» оказываются бабой и мужиком лет по пятидесяти.