Федор Сологуб - Том 3. Слаще яда

• Название: Том 3. Слаще яда
• Автор: Федор Сологуб
• Издательство: Интелвак
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-93264-022-7, 5-93264-024-3

В томе представлены малоизвестные произведения Ф. Сологуба: впервые издающиеся в наши дни роман о радостях и скорбях любви «Слаще яда» (1912) и продолжающие интимно-лирическую тему рассказы двух циклов: «Книга превращений» (1906–1908) и «Книга стремлений» (1901–1911). Настоящий том из числа тех, что открывает забытые страницы наследия выдающегося мастера русской словесности, подтверждая суждение о нем Александра Блока: «В современной литературе я не знаю ничего более цельного, чем творчество Сологуба»

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Но любовь хитра и смеется над помехами. Нередко при Варваре Кирилловне Шаня ухитрялась передать Евгению записочку. Всегда Евгений бывал смущен этим и потом упрекал Шаню за неосторожность, встретившись с нею в саду или в гостинице.

– Попадешься когда-нибудь, – говорил он.

– Не попадусь! – самоуверенно отвечала Шаня.

И продолжала свое, – передавала записочки дерзко и ловко, у всех на глазах. Передаст, – и рада. Засмеется тихонько, песенку замурлычет. Варвара Кирилловна и Мария с негодованием переглянутся. Их оскорбляет такая вольность, – не к лицу она бедной девушке. Сделают ей строгий выговор.

– Лизавета, как тебе не стыдно! – с возмущением говорит Варвара Кирилловна. – Ты забываешься! Вспомни, где ты находишься. В барских комнатах нельзя вести себя, как в харчевне.

Шаня смирно просит прощения и даже притворяется испуганною, – пригнется к своему шитью и сделается совсем маленькою. Потом, когда ее перестанут бранить, она говорит:

– Я хотела угодить барышне моей песенкой. Я думала, что им понравится. У меня – хороший голос, я в приюте в хоре пела. Наш регент меня очень хвалил.

Варвара Кирилловна величественно отвечает:

– Ты очень глупа, моя милая. Барышня слышала настоящих певиц, о которых ты и понятия не имеешь. Барышня за границей была в самых лучших театрах и всех знаменитых певцов и певиц слушала. Ей твой писк не может быть интересен.

Шаня вздыхает с видом завидующей и тихонько говорит:

– Счастливые господа! Везде-то побывают, все увидят, все услышат.

– Шей, шей, не ленись, – говорит Варвара Кирилловна. – Тебя не для разговоров нанимали, а для работы.

Но, раззадоренная притворною завистью бедной швеи Лизаветы, она принимается вспоминать о своих заграничных впечатлениях. Будто бы разговаривает с Мариею. Вдается в подробности, – как все там хорошо, изысканно, прекрасно. Шаня завистливо вздыхает и тихонько говорит:

– А мы-то весь век проживем, того никогда не увидим.

Все пышнее и пышнее распускается павлиний хвост, все необузданнее льется хвастливая, суетная ложь. К матери и дочь пристанет.

Идя однажды утром к Хмаровым, Шаня увидела в окне магазина очень красивые, вкусные на вид груши. Шаня зашла в магазин, выбрала одну крупную грушу, купила ее и положила в свою сумочку. Веселая, лукавая улыбка играла на ее румяных губах.

В комнате, где шила Шаня, стоял маленький, красивый буфет. Туда ставили только фрукты и печенье. Шаня любила фрукты и все сладкое. Ей всегда по-детски становилось завидно, когда при ней ели сладкое, а ей не давали. Шаня думала, что и сегодня, как всегда, у Хмаровых будут фрукты. Вдруг ей захотелось сошкольничать. Для того и купила грушу, – «пусть подумают, что у них стащила».

И в самом деле, фрукты были сегодня куплены. Варвара Кирилловна положила в две вазы яблоки, груши и виноград. Потом она и Мария тут же, у буфетика, съели по груше. Поговорили, на этот раз по-русски, чтобы слышала Лизавета, о том, какие это дорогие и очень вкусные груши. Потом Варвара Кирилловна ушла, а Мария съела еще одну грушу и тоже вышла.

Шаня вынула свою грушу и принялась не спеша есть ее. Как раз в это время вернулась Варвара Кирилловна. Взглянула на швею Лиза-вету, увидела, что она не шьет, что в ее руках начатая груша и остолбенела от ужаса. Едва веря своим глазам, она грозно глядела на дерзкую швею. Та не смутилась и продолжала есть.

Варвара Кирилловна крупными шагами подошла к буфетику и пересчитала груши. Трагически пожала плечьми. Проговорила негодующим голосом:

– Одной не хватает!

Подошла к Лизавете, устремила на нее сверкающий, грозный взор и закричала:

– Что за мерзость! Послушай, Лизавета, что же это такое?

– А что? – невинным голосом спросила Шаня.

Она вытерла влажные от груши пальцы носовым платком и сказала:

– Я только минуточку, я сейчас начну шить, только вот грушу доем.

Варвара Кирилловна дрожала от злости, топала ногами и кричала:

– Какая наглость! Таскать чужие груши только потому, что я не замкнула их на ключ! Я не обязана угощать всякую дрянь своими грушами!

Шаня улыбнулась.

– Вот вы что подумали! – спокойно сказала она. – Да это – моя собственная груша. Шла нынче утром мимо фруктового магазина, соблазнилась, дай, думаю, куплю грушу, хоть разок попробую, что за сладости богатые господа кушают.

– Как твоя собственная! – воскликнула Варвара Кирилловна. – Ты мне в глаза врешь! Здесь одной груши не хватает.

Она вся покраснела от негодования. О, недаром она всегда говорит, что в России – вор на воре, что русский простой народ весь сплошь изворовался и изолгался!

Шаня смотрела на нее, наслаждаясь ее бешенством. Она спокойно сказала:

– Когда вы ушли, барышня взяли еще одну грушу и скушали. Варвара Кирилловна закричала так громко, что стекла в оконных рамах тихонько загудели:

– Ты врешь, скверная девчонка! Сожрала чужую грушу и сваливаешь на барышню вместо того, чтобы признаться и попросить прощения. Этакая негодяйка! Вот я сейчас же пошлю за твоею матерью, ты у меня узнаешь, как воровать в том доме, где работаешь!

Шаня засмеялась. Своим звучным голосом покрывая визг Варвары Кирилловны, она сказала:

– Да чтой-то вы, барыня, не разобравши дела, так сердитесь! Это мне даже смешно. Никогда воровкой не была, у родной матери куска сахару не стащила. Спросите у барышни, – вот и она идет, легка на помине.

Мария вошла. Ей было любопытно узнать, за что ее мать так разносит Лизавету. С удивлением она увидела, что мать, взбешенная, топает ногами на Лизавету, а та хоть и покраснела, но смеется. Шаня обратилась к Марии:

– Барышня, заступитесь, – барыня меня из-за вас обижают. Они одной груши недосчитались и думают, что это я взяла. А это – моя груша, купленная. Скажите, пожалуйста, вашей маменьке, что это вы вторую грушу скушали.

Мария вспыхнула и призналась:

– Ну да, когда ты, мама, вышла, я съела еще одну грушу. Варвара Кирилловна смутилась. Но постаралась сохранить гордый вид. Процедила сквозь зубы:

– Извини, пожалуйста, Лиза. Но ты могла бы выбрать другое время, чтобы есть груши. Ты можешь запачкать барышнино белье.

– Я руки вымою, – сказала Шаня.

Она быстро доела свою грушу, потом засмеялась и сказала с простодушным видом:

– Ну что ж, барыня, я не обидчива. Нам, бедным девушкам, на все обижаться не приходится. А уж если вы хотите меня приласкать за то, что воровкой меня без всякой моей вины поставили, так дайте мне одну вашу грушу.

Варвара Кирилловна сделала большие глаза.

– Это – очень дорогие груши, – внушительно сказала она.

– Ничего, – говорила Шаня, – я и дорогую съем. Дайте, право, уж будьте добренькая, а то ведь мне очень обидно, что за воровку меня сочли.

Шаня вытащила платок и притворилась, что собирается заплакать.

– Нахалка! – пробормотала Варвара Кирилловна.

– Она глупа, – сказала no-французски Мария.

Варвара Кирилловна порылась в вазе, выбрала грушу поплоше и поменьше и подала ее Лизавете, не глядя на швею. Мария стояла в стороне и строго смотрела на глупую Лизу.

Шаня ела грушу и говорила:

– Ой, кислая какая! Где это вы покупали? Моя была гораздо слаще и вкуснее.

Варвара Кирилловна сказала по-французски:

– Глупа до святости.

И вышла из комнаты. Мария постояла у буфетика, в замешательстве глядя на разрумянившуюся глупую Лизу, потом медленно подошла к ней и спросила:

– Лиза, отчего вы так покраснели?

Шаня быстро глянула на нее, усмехнулась, потупилась и сказала тихо:

– А вы думаете, барышня, весело слушать, как тебя воровкой честят?

– Но у вас такие красные щеки, – сказала Мария.

Она осторожно потрогала пальцами Шанину горячую щеку и, вся вдруг зардевшись, спросила дрогнувшим голосом:

– Надеюсь, что мама вас не тронула? Шаня засмеялась.

– Нет, Мария Модестовна, вы вовремя подошли.

– У мамы очень нервы расстроены, – говорила Мария, – потому она такая вспыльчивая. Но она очень добрая.

Глава двадцать девятая

Разговоры в доме Хмаровых, которые Шане приходилось каждый день слышать, сначала были ей очень любопытны. Перед нею в этих разговорах раскрывались занятные подробности совершенно нового для нее быта. Потом, дома, она пересказывала их Юлии, и обеим девушкам многое казалось смешным и странным; чужое редко нравится.

Вскоре все, что у Хмаровых слышала Шаня, стало так досадно ей и так надоело и опротивело, что она старалась ни во что не вслушиваться. Но невольно слушала, и хоть отрывки западали в ее память, и каждый день вливал в ее душу злость и досаду.

Очень много сплетничали и злословили, говорили о чужих делах, свадьбах, похоронах, карьерах, деньгах. В каждом слове дышала твердая уверенность в том, что надобно приобретать связи и пользоваться ими.