Зинаида Гиппиус - Том 1. Новые люди

• Название: Том 1. Новые люди
• Автор: Зинаида Гиппиус
• Издательство: Русская книга
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2001
• ISBN: 5-268-00453-0, 5-268-00455-7

Впервые издастся Собрание сочинений Зинаиды Николаевны Гиппиус (1869–1945), классика русского символизма, выдающегося поэта, прозаика, критика, публициста, драматурга Серебряного века и русского зарубежья. Многотомник представит современному читателю все многообразие ее творческого наследия, а это 5 романов, 6 книг рассказов и повестей, 6 сборников стихотворений. Отдельный том займет литературно-критическая публицистика Антона Крайнего (под таким псевдонимом и в России, и в эмиграции укрывалась Гиппиус-критик). Собрание завершат три мемуарных тома «Живые лица» – дневники писательницы, ее воспоминания и письма, а также документы и свидетельства современников о ней самой. Большинство из этих материалов также публикуются сегодня впервые.

В первый том включены два неизвестных романа Гиппиус – «Без талисмана» (1896) и «Победители» (1898), а также книга рассказов «Новые люди» (1896).

http://ruslit.traumlibrary.net

---

– Не знаю, Домаша, как ты можешь так разговаривать со мною. Извиняю тебя, потому что ты расстроена. Май для меня как дочь, я ее чуть не с десяти лет воспитала, а ты ее мне позоришь. Думаю я, что нельзя взрослому человеку запретить любить, кого он хочет. Мое же личное мнение таково, коли хочешь знать, что Андрей куда больше характером к англичанке подходит, чем к своей невесте – ты меня, Катичка, извини, я тебя ценю и уважаю, я только про сходство ваше с Андреем говорю. Ехала сюда, ничего решенного у вас не зная, я уже думала о своей: вот бы их с Андреем парочка! И смело говорю: пусть сладится, рада буду.

Домна Ниловна всплеснула руками, Катя у окна заплакала громче и, вдруг оторвав искаженное лицо от платка, крикнула зло:

– Больная-то, больная! Как смерть бледная, как прут тонкая! Любит муж жену здоровую! Молчите уж вы! Не Андрюшина вина, а ваша! Вы сводили!

Она была груба, неприятна; вероятно, она сильно страдала. Даже Домна Ниловна прикрикнула на нее. Катя затихла и замерла у окна.

Анна Ильинична тоже молчала. Катины слова имели долю правды: мисс Май точно была больная, и Анна Ильинична это знала. Андрея она любила больше и теперь, сквозь романтическое желание соединить своих детей, здравый смысл пожилой женщины шепнул ей: разумно ли это? Полезно ли для Андрея?

– Я тебе свое окончательное мнение сообщу, – произнесла она, с трудом поднимаясь с низенького стула. – А теперь, извини, мать моя, – я пойду. Задохлась тут от этих трав.

Катя и Домна Ниловна остались – она ушла в свою комнату. Но и там было душно. И Анна Ильинична решилась пройти в парк, в беседку, где стояло ее кресло.

Лето было в разгаре. Все распустилось, разошлось, каждый лист раскрылся с полным бесстыдством, не оставляя места никакой тайне. Солнце жгло и жарило. Пахло пылью и горячей смолой. Нигде не было отрады.

В беседке было особенно жарко – и Анна Ильинична хотела встать, но вдруг в дверях появилась Май. Она подошла ближе и села на низенькую скамеечку, у самого кресла.

Анна Ильинична посмотрела на свою воспитанницу. Казалось – жара на нее иначе действовала, чем на других. Лицо ее было еще бледнее, прозрачнее, меньше, спокойные всегда глаза – грустны, точно весь этот летний зной, эта грубая сила природы, сменившая нежность, была враждебна ей, печалила ее так же бесконечно, как прежде радовала нежность.

– Мне хотелось бы уехать отсюда, – сказала Май. – Здесь так жарко, и мне немного дурно.

– Тебе дурно от жары?

– Мне хочется уехать, – повторила Май кротко. – Я думаю, мне будет гораздо лучше, если я уеду.

– Послушай, девочка, – начала Анна Ильинична серьезно. – Отчего ты со мною всегда такая скрытная? Ты лучше мне скажи – я все равно знаю – ты любишь Андрюшу?

Май не покраснела, не взволновалась – она сказала очень просто, почти холодно:

– Да, я люблю.

– И оттого хочешь уехать? Бежать? Оттого, что он жених другой? Но, девочка, послушай меня… Я тебя понимаю…

– О, нет, – сказала Май. – Вы ошибаетесь. Я совсем не бегу. Для меня мало значения имело, что Андрей Николаевич жених…

– Как мало? Но ведь он не мог тебе предложение сделать…

– Отчего? Он просил, чтобы я вышла за него замуж. Но я отказала.

– Отказала! Боже милостивый! Любят друг друга – и отказала! И все ради Катерины!

– О, нет, нет, ведь я уже упомянула, что для меня не имело значения это обстоятельство… невеста его. Между нами была любовь и правда, но теперь же все кончилось.

– Поссорились вы, что ли?

Лицо Май на секунду затуманилось, точно ей было нетерпеливо и скучно.

– Нет, мы не ссорились, – проговорила она. – Так кончилось. Замуж – это другое. Замуж я ни за кого не выйду. И вы со мной не говорите об этом, – прибавила она твердо. – Я вам не умею объяснить. Я только знаю, что любовь – одно, а брак – другое. Я к браку никакой склонности не имею.

– По-твоему, без брака любить, что ли? – почти озлобленно крикнула Анна Ильинична.

Май улыбнулась.

– Да нет, – сказала она. – Я говорю – почему, если речь идет о любви – сейчас что-то нужно устраивать, свадьбу… Как это выразить?., точно маленькими гвоздиками любовь приколачивают… Зачем это? Я о свадьбах и знать не хочу. Любовь живая. Она пришла – и ушла. А свадьбы – какое мне дело? Пусть там кто хочет. Я на это не пойду.

Анна Ильинична смотрела растерянно. Из всех речей своей сумасбродной воспитанницы она поняла только одно, что замуж за Андрея она не выйдет и что, действительно, им лучше уехать. Она вспомнила о болезненности Май – и почувствовала себя слегка утешенной.

Май встала, помогла встать Анне Ильиничне и поцеловала у нее руку.

– Я могу приготовить чемоданы? Мы завтра утром уедем?

– Завтра? Ну, завтра… Да куда только?.. Постой… Ведь надо решить – куда. Не в деревню же… Ты куда хочешь?

– Все равно, куда вам угодно.

– Ну что ж… Ну в Швейцарию поедем, повыше куда-нибудь, хочешь?

– Да, хочу… Там еще весна, – прибавила она как бы про себя и опять поцеловала руку у взволнованной и растерянной Анны Ильиничны.

XIII

Стемнело рано, потому что надвинулись тучи, низкие, плотные, черные, обещая грозу. Ожидание было тихо и томительно. И во всем доме уже давно было тихо и томительно, точно где-то лежал больной или нависло несчастие. Катя ходила с красными глазами и молчала, Домна Ниловна вздыхала, Андрей сидел безвыходно, когда не гулял с Май. Первое время он был только счастлив, безумен и весел, не думая ни о чем, кроме своей странной любви, но теперь опять он мучился, не понимая, что будет дальше, и по привычке желая кончить все это определенно, подвести под какую-нибудь из условностей. И мысль о Кате мешала ему. И Май была не его, а чем ближе он к ней подходил, тем она казалась ему страннее и недоступнее.

На столе горела свеча. Пламя не колебалось, хотя дверь на балконе была отворена и казалась черной пастью. Андрей лежал на турецком диване, заложив руки под голову.

Вошел Тихон, Андрей не взглянул на него сначала. Но потом, когда Тихон стал убирать книги на письменном столе, сохраняя важное молчание, Андрей мало-помалу стал следить за движениями его спины в сером пиджаке, за его затылком, поросшим светлыми волосами, светлее загорелой шеи – и вдруг что-то вспомнил.

– Тихон! – окликнул он его. Тихон обернулся.

– Чего изволите?

Лицо его, по обыкновению, было мрачно.

– Ты, Тихон… вот что я тебе хотел сказать… Ведь я тебя с Полей заметил.

– С Полей? С какой такой Полей?

– Да не отпирайся, пожалуйста. С Пелагеей-прачкой.

– А чего ж мне отпираться? – сказал Тихон и вдруг неожиданно и непривычно улыбнулся, как ни старался хмурить брови. – Заметили, так заметили. Мне Полю Бог послал. Каждая во мне жилка дрожит, как я ее вижу. Она теперь за десять верст, к матери пошла жить, в Каменку, значит. Я туда через воскресенье к обедне стану ходить. Вся она мне кругом мила, как зимнее солнышко.

– А Василиса?

– Эх, барин! Сами вы очень хорошо должны понять. Что Василиса? Василиса на своем месте. Разве они друг дружке мешают? С Василисой мы венчаться будем. Это особая статья.

Жена – женой, она Божьему ниспосланию не должна мешать. Которая баба этого не понимает – так той втолковать должно.

Андрей поднялся и сел. Ему почудился шорох на балконе. Тихон еще что-то поворчал, повозился и вышел. Андрей запер дверь в коридоре на крючок, потом опять сел и пристально всматривался в черное пятно. Глаза устали и он на секунду отвел их, а когда поднял вновь – на пороге стояла Май.

Андрей вскочил, бросился к ней и обнял ее. Всегда, целуя ее, он ощущал какой-то холод в ней, даже не холод, а свежесть, точно ветер от вечерней, весенней воды – и никогда не думал и не понимал, что целует ее, так это ему казалось невероятным и особенным. И острое, как игла, чувство тоскливой радости кололо и язвило его каждый раз.

Теперь он схватил ее почти грубо, без обычного страха и осторожности, посадил к себе на колени, целовал руки и шею. В саду зашумела сухая гроза.

– Май, – шептал Андрей. – Не мучай меня больше. За что? Я так утомлен. Реши, согласись, чтобы мы были муж и жена, ведь я тебя люблю… Отчего ты не хочешь?..

Она вдруг освободилась от него и встала.

– Мне жарко… – сказала она. – Я не могу. Я пришла проститься с тобой, Андрей. Я уеду завтра.

– Уедешь? Уедешь?

– Да. Вот что: я не говорю, что ты меня не любил. Но наша любовь прошла. Все хорошее в любви прошло. Теперь надо расстаться. Ведь ты был счастлив от этой любви? Были настоящие минуты большого счастья? Скажи? Когда липы расцветали, помнишь? Когда ты меня поцеловать боялся? Были?

– Да, были… – прошептал Андрей.

– Ну вот, а теперь прошло. Липы не могут опять распуститься, и тех лучших минут не будет. Ты смешиваешь то, что не смешивается. Ты любовь, то, что от Бога, сводишь на свадьбу, на соединение, на привычку, на связи, которые от людей. Может быть, и свадьба – хорошо, но только я на это не пойду. Мне жарко, мне душно, мне тяжело. Я одну любовь люблю. Прости меня. Не надо роптать, если что-нибудь прошло. Так должно. Ведь оно было…